Шани не двигалась с места, стараясь восстановить в себе хоть немного утраченного самообладания. Но она была потрясена до глубины души, смертельная бледность не сходила с ее лица. Она не могла поверить… Поверить в то, что вынуждена до конца своих дней страдать лишь по той причине, что стала навязчивой идеей этого смуглого чужеземца.

— Брайан знает, что я замужем, — запинаясь, произнесла она, глядя в глаза мужа, несмотря на почти животный страх перед ним. — Я обещала ему, что получу развод.

Ощущение полной безнадежности охватило ее. Впрочем, она не сомневалась, что в конечном счете развод все-таки получит. Но дождется ли Брайан? До того как он остановил свой окончательный выбор на Шани, он слыл человеком весьма падким на женщин и за ним числилось огромное количество побед на любовном фронте. А вспомнив о том, как Брайан разозлился, узнав, что она уже замужем, Шани вдруг сильно усомнилась в возможности сказать ему теперь, что с разводом возникли временные трудности.

— Садись. — Андреас вновь указал на кушетку, и, поскольку сказано это было уже куда более мягким тоном, сопротивления на этот раз не последовало. — Так, значит, ты обещала ему, что получишь развод, так? Тебе не кажется, что ты поторопилась? — он сел в кресло, сейчас он выглядел таким спокойным и уравновешенным, что с трудом можно было поверить в реальность произошедшей минуту назад сцены. — С чего ты взяла, что я соглашусь расторгнуть наш брак?

— Андреас, — почти шепотом взмолилась она, — ведь мы и женаты-то толком не были.

Глаза его потемнели, и Шани затаила дыхание. О чем он думает?

— Мы никогда не занимались любовью, — напомнил он ей с типично греческой прямолинейностью, и щеки ее залились краской. — Ты даже шанса не дала нашему браку…

— Я тебя боялась, — с отчаянием призналась она, но в голосе прозвучали нотки упрека. — Кроме того, мне было всего восемнадцать, Андреас. Похоже, об этом ты забыл.

— Так, значит, уже было, Шани. Восемнадцать… — он говорил так мягко и спокойно, что это внезапно привело ее в ярость. — Впрочем, я понимал, что причиной твоему бегству была девичья робость, потому что я был для тебя совсем чужим человеком. Поэтому искать я тебя начал не сразу. Хотел дать тебе время на то, чтобы ты повзрослела и поучилась жизни. К поискам я приступил уже позже… — он помолчал, наполняя опустевший стакан. — В это время ты, видимо, и уехала за границу. О том, что ты здесь, я узнал чисто случайно. Один из ваших пациентов поступил в лондонскую больницу и, рассказывая о Лоутресе, упомянул некую сестру Ривс… — голос понизился так, что стал еле слышен.

— И ты прилетел сюда лишь для того, чтобы предложить мне вернуться к тебе и жить с тобой? — спросила Шани с ноткой иронии. — Но для этого тебе вовсе не следовало оставлять работу в Лондоне. Ты мог бы просто приехать и поговорить со мной.

Он задумчиво глядел в стакан, неторопливо покручивая его в руках.

— Мне требуется время, — пояснил он. — То, что я задумал, не делается в один миг.

Шани заинтригованно сморщила лоб и спросила, что же он такое задумал, но он лишь ответил:

— Теперь это уже не важно. Обстоятельства немного не те, что я думал.

Что он имел в виду? Чего он ожидал, когда направлялся сюда? Неужели всерьез полагал, что за это время в ее жизни не появится человек, которого она полюбит? А если бы и так, то что за намерения он в этом случае собирался воплотить в жизнь?

— Я не совсем тебя понимаю.

— Не имеет значения. Как я уже сказал, теперь это не важно. — Он выдержал паузу, и мягкая улыбка вдруг осветила его лицо. — Ты сейчас напомнила мне, как молода и невинна ты была, когда мы поженились, и как ты меня боялась. Но сейчас, дорогая, ты стала гораздо старше и знаешь все, что положено знать женщине. Мы связаны друг с другом. Связаны прочно и неразрывно. Нам лучше обоим попытаться привыкнуть друг к другу. Нам предстоит длинный путь, Шани, и он может оказаться нелегким. — Теперь Шани не переставала удивляться. Этот ласковый голос и нежный взгляд так невероятно контрастировали с недавней демонстрацией силы и порочной натуры, что она, не в силах выговорить ни слова, могла лишь молча сидеть и изумленно смотреть на него. — Подумай над тем, что я сказал тебе, — посоветовал он. — Подумай хорошенько, дорогая. И запомни, что брак наш останется в силе, невзирая на любое твое решение. — Он взглянул на часы и извинился: — А теперь, прости, я вынужден попросить тебя удалиться. Сегодня из Афин приезжает мой друг, и мне нужно одеться. Поеду в аэропорт встречать его. — Он еще раз настойчиво посмотрел ей в глаза. — Подумай над моим предложением, Шани. Подумай всерьез.

Она встала, мысленно наотрез отвергнув возможность того, чтобы хоть на миг задуматься над его словами. Задуматься скорее следовало над тем, в какой форме она преподнесет все это Брайану.

Глава 3

Брайан был в ярости. Он ругался, возмущался и наконец впал в совершенное неистовство. Зная его как человека невозмутимого и спокойного, Шани, наблюдая за ним, испытала легкий шок. Разочарование и обвинения в свой адрес она еще могла понять и простить, но это… Несомненно, решила она, три месяца — это все-таки маловато, чтобы как следует узнать мужчину.

Некоторое время она слушала его молча, но вскоре, после нескольких весьма удручающих и неприятных реплик, вынуждена была принять ответные меры. Мало того что она страдает по вине Андреаса, так неужели ей придется терпеть несправедливые обиды еще и от Брайана?! До сих пор ее робость и нежелание ссориться с кем-либо мешали ей оградить себя от них, но теперь она решила, что мужских нападок с нее довольно. Разгневанным мужчинам рядом с ней делать нечего, сказала себе Шани и, повернувшись к Брайану, заявила ему, что никакой вины она за собой не чувствует и все сказанное им — верх несправедливости.

— Несправедливости?! — воскликнул он, сверкая глазами. — И ты говоришь это после того, как впутала меня во все это!

— Ни во что я тебя не впутывала. Откуда мне было знать, что ты не флиртовал со мной, как со всеми остальными? Как только я поняла, что твои намерения серьезны, тут же решила писать Андреасу. Наша дружба переросла в нечто большее, чем я ожидала, но ты слишком поздно дал мне это понять, и у меня не было времени связаться с мужем. — Она замолчала, чувствуя, что сердце ее начинает кровоточить и ничто после этого разговора не способно будет залечить эту рану. — Если бы ты действительно любил меня, то проявил бы сочувствие: стал бы думать, как помочь мне снова стать свободной. — Она закрыла глаза рукой, но Брайан не замечал ее ужасного состояния — его поглотила жалость к себе.

— Не похоже, что тебе когда-либо удастся опять обрести свободу. Он хочет тебя, и я не в силах заставить его отпустить тебя с миром, объяснив это лишь тем, что, видите ли, сам имею на тебя виды, — грубо ответил он.

Шани встала.

— Отвези меня домой, — тихо потребовала она. — Я не желаю тебя больше знать.

— Не устраивай представлений. Сядь и доешь свой ужин.

— Если немедленно не отвезешь меня, я вызову такси.

Она не шутила. Нож и вилка Брайана с лязгом упали на тарелку. Он встал. На них уже стали поглядывать сидевшие за соседними столиками.

— Спокойной ночи, — бросил он ей, высадив у госпиталя двадцать минут спустя, — миссис Мэноу! — и сорвался с места, взметнув облако пыли.

Миссис Мэноу… Никогда прежде ее так не называли, не считая, конечно, гостей на приеме после венчания.

Странно, никогда она не ощущала себя чьей-то женой. Связанной брачными узами — да, но не безвозвратно. Свой брак она всегда воспринимала не иначе как паутину, в которую залетела по воле случая, пребывая в уверенности, что сможет выбраться из нее, стоит ей лишь сделать несколько телодвижений. Какой же наивной она была! «Видимо, — думала она, поднимаясь по лестнице в свою комнату, — мне не следовало забывать о несгибаемом характере мужа». Разве не просила она его, не умоляла дать ей чуть больше времени, чтобы привыкнуть к нему?