Стоя перед зеркалом в своей неприветливой спальне в тусклом свете единственной лампочки, он пытался повязать галстук-бабочку и тут услышал стук в дверь.

— Том.

Он обернулся. В дверях стояла Мэйбл. Она выглядела великолепно — в старомодном бальном платье коричневого цвета в пол, в фамильных бриллиантовых серьгах и жемчужном ожерелье, которое Нед подарил ей в день венчания.

Том опустил руки, бросив сражаться с бабочкой.

— Ты выглядишь просто чудесно, — искренне сказал он Мэйбл.

Она закрыла за собой дверь и подошла к нему поближе.

— Знаешь, Том, я и чувствую себя превосходно. Совсем молодой, веселой. Давай-ка я помогу тебе с галстуком. Я всегда завязывала бабочку Неду — он, бедняжка, не мог отличить один ее конец от другого. — Том, покорно стоял на месте, пока она завязывала узел. — Ну вот. — Она легонько коснулась бабочки пальцами. — Идеально.

Они стояли лицом к лицу, глядя друг на друга, и улыбались.

Он сказал:

— Мне кажется, сейчас самый подходящий момент вручить мой подарок. — Подарок лежал на туалетном столике — большой плоский сверток, аккуратно обернутый в шуршащую белую бумагу и обвязанный золотой ленточкой. Том взял его со стола и протянул ей.

— О Том, дорогой мой мальчик. Не надо было везти мне подарки. Достаточно того, что ты сам здесь.

Тем не менее она с явным удовольствием, охваченная радостным предвкушением, отнесла сверток к кровати, села на нее и стала снимать обертку. Он присел рядышком с теткой. Лента и бумага упали на пол, и перед ними оказалась старинная гравюра в красивой раме.

— Том! Боже мой, Том, это Кинтон! Где ты откопал гравюру Кинтона?

— Мне невероятно повезло — она продавалась в антикварной лавке в Сэлсбери. Там было несколько похожих гравюр; это одна из них. — Он вспомнил, с каким наслаждением покупал гравюру, как радовался удачному подарку для Мэйбл. Он даже не стал торговаться, хотя стоимость, назначенная владельцем лавки, явно была завышена. — Я привез ее в Лондон и отдал в багетную мастерскую, чтобы гравюру вставили в раму.

Близоруко прищурившись, она разглядывала гравюру; с бальным платьем Мэйбл не захотела надевать очки.

— Наверняка она очень старая. Думаю, ей не меньше двухсот лет. Как ты добр! Пожалуй, я возьму ее с собой…

— Возьмешь с собой?

— Да. — Она осторожно положила гравюру на кровать и развернулась к нему. — Я не собиралась заводить этот разговор нынешним вечером, но, пожалуй, скажу. Правильно будет, если ты узнаешь первым. Я собираюсь уехать из Кинтона. Внезапно он стал для меня слишком велик. Слишком велик и слишком стар. — Она рассмеялась. — Совсем как я.

— И куда же ты переезжаешь?

— В небольшой дом на главной улице в деревне. Я положила на него глаз некоторое время назад. Там надо будет кое-что переделать, провести центральное отопление, и я вместе с собаками перееду туда и проведу остаток своих дней между лавочкой мясника и газетным киоском.

Том улыбнулся, представив себе эту картину.

— Знаешь, я почему-то не удивлен. Немного расстроен, но не удивлен. Когда сегодня я подъезжал к замку по главной улице, мне показалось, что дни его сочтены.

— Я была бы не против здесь и умереть. Но, боюсь, до того я сильно состарюсь и одряхлею, превратившись в камень на шее у моих дорогих друзей и родственников.

— До этого тебе еще очень далеко.

— Знаешь, мне тоже грустно. Но всему когда-то приходит конец, кроме того, я считаю, что с праздников нужно уходить в самый разгар веселья. Мы прожили тут замечательную жизнь, правда? У меня осталась о ней масса дивных воспоминаний, и мне не хотелось бы сидеть у камина, старея, и глядеть, как вокруг воцаряются разруха и упадок.

— А что будет с Кинтоном?

— Пока не знаю. Возможно, кто-нибудь захочет его купить и устроить тут школу или госпиталь, а может, исправительное учреждение для малолетних преступников, но я что-то сомневаюсь. Может, национальный фонд защиты памятников займется замком. А может, он сам рассыплется в прах. Собственно, он к этому уже близок. В подвале завелась гниль, в западной башне орудует жучок. — Она рассмеялась и ласково похлопала Тома по колену. — На чердаке полно летучих мышей.

Том рассмеялся вслед за ней.

— Если вы хотите перестраивать дом в деревне, может, позовете на помощь Китти?

— О, — сказала Мэйбл. — Я так и знала, что рано или поздно эта тема всплывет.

— Я осмотрел ее коттедж и пришел в восхищение. То, сколько труда она в него вложила, просто выше моего разумения.

— Знаю. Она, конечно, сумасбродка и упрямица, каких поискать, но я тоже снимаю перед ней шляпу.

— Она совсем не такая, какой ее считают люди.

— Нет. Просто у нее были тяжелые времена. После развода я предложила им с Криспином жить у меня, но она не согласилась. Сказала, что должна справиться сама. — Мэйбл замолчала. Том почувствовал, что она смотрит ему в лицо, и, подняв глаза, встретился с ее задумчивым, придирчивым взглядом.

Но прежде чем он успел что-то сказать, Мэйбл заговорила снова.

— Чем вы занимались сегодня, ты и Китти?

— Обошли дом. Перекусили в «Собаке и утке» в Кэксфорде, съездили в Алник и прошлись по магазинам. Я купил ей сине-белые фарфоровые тарелки «Споуд», чтобы украсить буфет. Потом отвез домой. Вроде бы всё.

— Вы с Китти всегда были очень близки. Думаю, ты единственный по-настоящему ее понимал.

— Как-то раз вы сказали, что мне надо на ней жениться.

— А ты сказал, что это будет кровосмешение.

— А вы ответили, что когда-нибудь она станет красавицей.

— А ты заявил «поживем — увидим».

— Что же, я увидел, — сказал Том.

Мэйбл посидела молча, словно ожидая, чтобы он объяснился. Однако Том ничего не сказал, поэтому она просто заметила:

— Только не тяни с этим слишком долго.

Где-то далеко, в глубинах замка раздались приглушенные звуки музыки. Оба прислушались. Словно из уважения к поводу, по которому был устроен праздник, длинноволосые юнцы с дискотеки решили для начала включить вальсы Штрауса.

Мэйбл искренне обрадовалась.

— Как чудесно! Правда, я думала, — добавила она, словно считала, что хитроумная стереосистема была музыкальным инструментом, на котором юнцы должны были играть, — что у них в репертуаре один только рок-н-ролл.

Он собрался было немного ее просветить, но тут в спальню снова постучали.

— Мэйбл!

Дверь тихонько приоткрылась и в образовавшуюся щель просунулась голова Китти. Том встал с кровати.

— Мэйбл, я вас повсюду ищу. Юстас говорит, начали подъезжать первые машины, так что вам надо спуститься вниз, чтобы приветствовать гостей.

— Боже ты мой! — Мэйбл поднялась на ноги, поправила прическу, разгладила кружевной перед юбки.

— Я и не знала, что уже так поздно. — Она добродушно взглянула на Китти. — А когда же приехала ты?

— Где-то пять минут назад. Оставила машину у заднего входа — она такая грязная, что я не решилась подъехать к парадному. Мэйбл, вы выглядите просто как картинка! Но поспешите. Пора спускаться.

— Уже иду, — сказала Мэйбл.

Она собрала с кровати гравюру, оберточную бумагу и ленту. Поцеловала Тома в щеку и пошла к двери, по пути с довольно рассеянным видом поцеловав и Китти, — спина прямая, бриллианты сверкают, кружевной трен колышется, волочась по протертому ковру.

Стоя в противоположных концах комнаты, Том и Китти улыбнулись друг другу. Том сказал:

— Мэйбл не единственная, кто выглядит сегодня как картинка.

Китти была в платье, до того женственном и романтичном, что оно внезапно сделало ее совсем другим человеком. Платье было из блестящего атласа, белое с голубыми разводами, глубокий вырез обнажал хрупкие плечи и беззащитную шейку. Блестели только что вымытые густые светлые волосы, собранные на затылке в тяжелый узел. Она надела маленькие жемчужные сережки, золотые часики с драгоценными камнями охватывали узкое запястье.

— Откуда у тебя такая красота?