— Значит, я все-таки не совсем пропащий сын? Да, мама? — шутливо спросил он.

— Конечно, Деннис. Просто тебе следует быть более рассудительным.

— О, я буду! И докажу тебе это прямо сейчас. Я хочу сделать выгодное капиталовложение.

— Капиталовложение? — напряглась Стефани.

— Это потрясающая возможность, мама, ей-богу… Поверь…

Но Стефани оборвала его.

— Ты все это мне уже говорил, — отчетливо и раздельно произнесла она. — Я иногда думаю: может, ты человеческого языка не понимаешь? Ты меня разочаровываешь, Деннис. Все, хватит! Ты свободен, отправляйся домой.

Глаза Стефани пылали гневом.

— Убирайся отсюда! — воскликнула она. — И если ты не извинишься за свое сегодняшнее поведение, я не буду с тобой разговаривать целую неделю!

Удивленный и испуганный неожиданной бурей, Деннис потерял самообладание.

— У тебя столько денег, что ты не знаешь, куда их девать! — завопил он. — С какой стати я должен все время экономить и выклянчивать у тебя каждый цент? Почему Джилли Стюарт только свистнула — и ты тут же была готова отвалить ей пять миллионов, а когда речь заходит о твоем сыне, ты не можешь найти какие-то поганые двадцать пять тысяч? Похоже, из тебя можно выудить деньги только под дулом пистолета… или если убить твоего любовничка!

— Деннис!

Он вздрогнул от ее крика, словно от удара хлыстом.

— Ты на каждом шагу подтверждаешь мое нелестное мнение о тебе. Я не собираюсь с тобой воевать и не хочу, чтобы ты говорил глупости и потом раскаивался. Ты…

В двойную дверь, соединявшую приемную Стефани с соседним кабинетом, тихонько постучали, и Билл просунул голову в дверь.

— Три часа, Стеф, — он прямо-таки сиял.

«Что приспичило этому дураку?» — в ярости подумал Деннис.

Внезапно Билл почувствовал неладное.

— Я, наверное, не вовремя? — смущенно пробормотал он.

— О нет, что ты?!

Деннис невольно восхитился маминым самообладанием.

— Сегодня великий день, мне хотелось, чтобы все порадовались, — сказал Билл.

— Да, денек что надо.

Билл не мог скрыть счастливой улыбки, идя вместе со Стефани в свой кабинет.

— Разреши представить тебе… моего блудного сына. За письменным столом стояла Рина, жена Билла, а рядом с ней…

— Том?! — воскликнула Стефани.

Высокий курчавый молодой человек довольно рассмеялся в ответ.

— Просто не верится! Клянусь, ты был на фут ниже, когда уезжал… А как ты удивительно одет?!

— О, это сущее несчастье! — согласился Билл, наслаждаясь волнением Стефани и смущением Тома. — Пошлешь человека учиться в Америку, а он приедет, вырядившись словно настоящий янки.

— Прошу прощения, Рина. Меня настолько потряс ваш взрослый сын, что я даже не поздоровалась, — извинилась Стефани, горячо целуя добродушную женщину. — Ты, наверное, страшно рада, что он вернулся?

— Да, — кивнула Рина. — И надеюсь, он теперь не уедет.

— Насчет этого не беспокойся! — Том взял ее руку и ласково пожал. — Теперь я буду настоящим, исконным австралийцем. За несколько лет, проведенных в Гарварде, из меня вовсе не выветрился дух патриотизма!

— Привет! — Показавшийся в дверях Деннис смотрел на кучку людей у стола. Стефани собралась с силами и выразительно поглядела на него в ответ.

«Я хочу, чтобы ты вошел сюда как воспитанный человек и вел себя прилично», — мысленно приказала она своему непослушному сыну.

Деннис понял ее выразительный взгляд.

— Рад тебя видеть, — сказал он, протягивая Тому руку.

— Ну, как тебе Гарвард, Том? — спросила Стефани.

— Отлично… просто потрясающе! Но мне хочется не только говорить о бизнесе, а и заниматься им.

Стефани улыбнулась:

— А где ты намерен реализовать свои планы?

— Ну, у меня есть пара предложений.

— Представляю… Но я уверена, что мы их все переплюнем.

Том внимательно посмотрел на нее.

— Мне кажется, я вас не совсем понимаю.

Стефани улыбнулась еще шире, а Билл чуть не лопнул от восторга.

— Почему бы тебе не поработать на меня, Том? Ей-богу, мне сейчас очень нужна помощь.

Том растерялся:

— Вы серьезно? Папа мне ничего такого не говорил. И потом… мне не хотелось бы выезжать за счет родственных связей.

— Человек, получивший такие прекрасные оценки на экзаменах, не должен волноваться о подобных вещах. И не думай, это все не синекура. Мы с твоим отцом зададим тебе жару!

Том уловил шутливые нотки в ее счастливом голосе, рассмеялся и облегченно вздохнул:

— Я… О боже, просто слов не нахожу, так я рад!

— Поздравляю, Том! — восторженно воскликнула Рина.

Билл хлопнул сына по спине, а Стефани скрепила договор ласковым поцелуем.

Только Деннис не был настроен на ласковый лад.

— Здорово у тебя получилось, Том! — с язвительной любезностью сказал он. — Добро пожаловать в нашу компанию. Рады тебя видеть в «Харпер майнинг».

Стефани в очередной раз стало неловко за своего невоспитанного сына. Но даже если Том и почувствовал скрытую угрозу, прозвучавшую в словах Денниса — так самец предупреждает противника, вторгшегося на его территорию, — он из вежливости не подал виду.

Консерватория — одно из самых восхитительных зданий Сиднея. Построенное давным-давно первыми поселенцами, оно напоминает миниатюрный средневековый замок с зубчатыми стенами, бойницами, главной башней. А навес над входом как две капли воды похож на подъемный мост. Лишь две одинаковые пальмы, растущие по обе стороны от башен, говорят о тропиках.

Однако Сара уже не могла наслаждаться архитектурными красотами. За годы занятий в консерватории, в избранном обществе будущих австралийских музыкантов ее страсть к музыке несколько поутихла. Сара была слишком честной и не тешила себя надеждами, что она так же талантлива, как и ее сокурсники. В отличие от Денниса, жившего в мире юношеских фантазий, Сара была не по возрасту разумной. Быстро научившись разбираться в жизни и критически оценивать свои способности, она была вынуждена признать, что не обладает необходимыми качествами для завершения музыкального образования.

Это было болезненное решение, и она долго о нем не рассказывала. Ведь Сара возлагала такие надежды на музыкальную карьеру!

«Кем я стану? — раздумывала она. — Я же ничего другого не умею!»

Подобно многим девушкам, Сара недооценивала свои внешние данные. Окружающим казалось, что она намеренно прячет выразительные карие глаза под тяжелыми веками или крупными завитками густых волос. Сара стеснялась своего роста и неуклюже сутулилась, чтобы казаться пониже. Стефани перепробовала все, что только можно: и занятия спортом, и общение с одним аристократическим французским семейством, но Сара по-прежнему страдала комплексом неполноценности, от которого она то ли не могла, то ли не желала избавиться. Лишь на концертах Сара чувствовала себя свободно, естественно, раскованно. И даже это она утратила, потеряв веру в свои способности.

Сара все больше утверждалась в мысли о том, что, пока не поздно, ей нужно добровольно отказаться от музыки, а потом будет еще больнее. Она прекрасно понимала, что это значит для Стефани. Мать была очень музыкальной и в своем одиноком детстве обожала играть на пианино и слушать музыку. Сара подозревала, что если бы не особенности воспитания Стефани и не ее болезненная застенчивость в юном возрасте, она сама мечтала бы стать пианисткой. Стефани поощряла талант Сары, нередко часами играла с ней в четыре руки и на каждом этапе обучения подбирала ей великолепных педагогов. Сара боялась, что, если она теперь поставит крест на своей карьере, мать воспримет ее поступок как плевок в лицо.

Однако делать нечего… Сара упрямо закусила нижнюю губу и засуетилась, торопясь покинуть консерваторию в конце очередной рабочей недели, потраченной, как ей казалось, впустую. Она так глубоко задумалась, что чуть не налетела на Джилли.

— Сара! Какой приятный сюрприз! — защебетала Джилли, которая уже битый час слонялась неподалеку (она позвонила в Эдем, и ей сказали, где можно найти Сару).