По обе стороны от гостиных дворов разбегаются вдоль Двины жилые дома, церкви, казенные постройки. Так и льнут к реке. Да и отступать особенно некуда — рядом топкие болота, трясина.

Смотрит Петр на дома, а перед глазами — корабли под парусами. Но дома и впрямь такие добрые, хоть на реку спускай, — поплывут.

«Крепко стоят, — размышляет Петр. — Отчего же нам хорошие суда не сладить да не пустить в страны заморские морями-океанами?»

А вот и площадь торговая, где знаменитая ярмарка архангельская проходит. Да уж закрылась на этот год. Последние купеческие корабли сам Петр на яхте провожал. Но казалось, на площади ярмарочной еще слышны крики торговцев, грохот телег, дудки и песни скоморохов. Совсем недавно кипела ярмарка — с раннего утра до ночи. Со всей России привозили сюда товары. По Двине шли чередой дощаники, карбасы, плоты, барки, а по дорогам тянулись обозы телег, подвод.

Из Вологды доставляли сало, свечи, щетину, гривы и хвосты конские, шкуры медвежьи, заячьи, беличьи, холсты крашеные, посуду деревянную. Из Тотьмы — все больше меха. Из Устюга — кожи, семя льняное, доски. Из Холмогор — бочки со смолою, семгу, пушнину, треску, кость моржовую, перья гусиные и куропаточьи.

Приезжали купцы и смоленские, и ярославские, и калужские. Везли товар даже из Казани и Астрахани — рыбий клей, пеньку, канаты, мачтовый лес, мед и деготь.

А с Белого моря об эту же пору подходили к Городу иноземные торговцы на кораблях. Чего только не было в трюмах: шелк и атлас, олово и гвозди, посуда фарфоровая и бумага всех сортов, разноцветная кисея, ножи, вилки, пуговицы, золотые и серебряные украшения, аптекарские товары, табачные трубки, часы и компасы, башмаки, перчатки, парики, перец, сахар, изюм, лимоны соленые, анис в сахаре, имбирь сушеный…

Большие бревенчатые мосты выдвигались тогда прямо в реку, и тащили по ним работные люди товары в мешках, в сундуках, в ящиках — с кораблей в амбары.

Выгодная шла торговля для иноземных купцов. Свои товары продавали дорого, а здешние покупали куда дешевле.

Ну а русским без флота далеко ли с торговлей пойти? Сиди, как говорится, у моря, на бережку, жди погоды, то есть купцов иноземных. От них весь торг и зависит…

«Построим, сладим корабли, — уговаривал себя Петр. — Не век же нам взаперти тужить!»

Соломбала, или Что может расти на островах

Не хотелось Петру уезжать из Архангельска, от моря Белого. Все казалось — забыл тут что-то важное сделать.

Ходил он в маленькой шлюпке по Двине, да часто на острова наведывался.

— Что это ты, Петр Алексеевич, по островам скачешь? — интересовался Никита Зотов. — Какая там нужда у тебя? Чего в тереме не сидится?

— В старости еще успею насидеться! — отшучивался Петр. — А на острова по ягоды езжу…

И правда, на островах уже и малина, и смородина поспели. От морошки, брусники, голубики да черники земли не видно. Одно наслаждение ягоды тут собирать…

Но как выходил Петр на берег ровный, песчаный, так сразу забывал о всяких ягодах. Рисовал корабли на белом песке. Прикидывал на глазок, — при какой длине, при какой ширине да высоте судно надежней будет.

Кликнул как-то Петр товарищей своих и отправился с ними на карбасе от Мосеева острова к Соломбальскому. Высадились они на плоском берегу. Прошелся Петр туда-сюда. Ногой пристукнул, как бы пробуя, крепок ли под ним остров.

— Что, ребятушки, нравится вам здесь?

Улыбаются, осматриваются по сторонам товарищи Петра. Хорошее, конечно, место. Видно, ягодное. Да непонятно, чего Петр Алексеевич надумал. Может, прискучил ему дом на Мосеевом острове, хочет здесь новый поставить?

— Будет верфь на этом месте! — нетерпеливо взмахнул рукой Петр. — Отсюда наш флот пойдет!

— Про флот все понятно, государь, — смущенно сказал Оська Зверев. — Но что такое верть, помилуй, никак в толк не возьму. Чего вертеть-то надобно?

— Гей! — рассмеялся Петр. — Большие дела закрутим-завертим! Повернем державу нашу лицом к морю…

Вскоре завезли на Соломбалу лес строевой. Петр сам лучшие дерева отбирал, два года как срубленные, — все сосны прямоствольные.

Плотники поморские дело знают — издавна суда строили. Правда, только об одной или о двух мачтах. За трехмачтовый океанский корабль впервые взялись. Как-то на сей раз работа пойдет?

Поспешают работники, вертятся проворно.

— Вот оно что значит «верть», — приговаривает Оська Зверев. — Когда все скопом вокруг одного корабельного дела вертятся!

А Петр ходит среди бревен. Чуть ли не каждое измеряет, оглаживает, даже простукивает… Самое гладкое, длинное да ровное бревно нужно для начала. Наконец выбрал. Быть ему основанием корабля — килем.

Теперь-то уж ясно — пойдет дело! Киль у корабля все равно, что хребет у рыбы. С виду-то простое бревно, а пройдет время, и целый корабль на нем вырастет.

— Видите, теперь уж не одни только ягоды на островах растут, — усмехается Петр.

Вдруг услыхал позади знакомый голос.

— Ну, государь, лихой ты киль заложил. По многим морям ему борозды прокладывать!

Обернулся — а это Антипка Тимофеев, лоцман с Мудьюгского острова. Обрадовался ему Петр, как старому, доброму товарищу.

— Вот Антипка, беру тебя кормщиком на этот корабль. Выведешь в море первое судно под русским флагом! Когдла тут реки ото льда освобождаются? Так готовься в мае кораблем править.

Осень — время дорожное

Растет корабль на Соломбальской верфи. Вот уж и кормщик для него найден. Да ведь нужна и команда умелая — не хуже, чем на заморских кораблях. Здешние мореходы, хоть и опытны, а военного дела не знают.

Решил Петр выучить своих солдат корабельной науке. Чтобы была настоящая морская гвардия, способная русские моря защищать.

Но для такого дела одного корабля, конечно, мало. Видно, придется за границей покупать.

И не откладывая, заказал Петр построить в Голландии фрегат сорокачетырехпушечный. К следующей весне будут два корабля во флоте русском. Да яхта впридачу. Можно и маневры учинить для солдатского обучения.

Вообще-то ох, как не по душе Петру начатые дела на потом оставлять. Да уж больно погода в здешних местах неприветлива. В августе уже утренники морозные. Ветры с моря туманы нагоняют — конец весла не разглядеть. Дожди долгие, холодные. А то вдруг ветер-полуночник дождь на снег переменит. И затихает строительство на верфи.

Гагары да гуси, утки да лебеди двинулись стаями на юг. Звери норы ищут. Совсем замирает жизнь осенью. Люди-то, конечно, не помирают дружно, как причитал Ермолай-да-Тимофей. Однако солнце все реже и реже показывается. Будто и впрямь при смерти. Ночи стоят длинные, черные. Дни — серые, коротенькие.

Собрался Петр с товарищами в обратную дорогу. Перед самым отъездом заглянул на Соломбалу, попрощался с кораблем до будущей весны.

Отошли карбасы царские от Архангельска. Быстро исчез Город в тумане. Только на башне крепостной посверкивал огонь — маяк корабельный. Шевелился огонек, как живой, пробиваясь сквозь туман, подмигивая. И Петр, сам от себя не ожидая, низко вдруг ему поклонился.

Часть 2

Путь наш далек

Телегу готовят зимой

В Москве Петр сразу же принялся готовить новый поход к Белому морю.

Вроде бы достаточно времени до весны. Да ведь как много успеть нужно!

Собирался теперь Петр не просто поглядеть на море, а начатое дело закончить. Оснастить, вооружить первые русские корабли, на воду спустить.

Для начала провел смотр всем полкам. Отбирал лучших солдат для морской гвардии.

— Ни о чем другом, кроме кораблестроения, и думать не могу, — говорил он. — Одна и есть на сей день забота! Хочу, чтобы и вы, товарищи мои, полюбили море да службу корабельную, чтобы к водному пути смелыми были. А путь, нами избранный, долог!

Назначил Петр и командующих флотом. Ромодановский — адмирал. Бутурлин — вице-адмирал. Гордон — контр-адмирал.