Эта поездка и перевернула его.
Разумеется, никаких «теней» он там не нашел. (Хотя однажды камера ночного видеонаблюдения, установленная его группой на одном русском кладбище, и в самом деле зафиксировала какую-то тень, поставив на уши термоядерные военно-стратегические соединения. Но затем выяснилось, что это было тенью придурка-видеооператора, лохануто подставившегося под ночные осветители.) И все же, то, что чувство страха здесь появляется, Чарльзу довелось ощутить на себе. Вернее, он-то в отличие от многих других волонтеров, страх, как таковой, не испытывал, но чувство беспричинной тревоги и постоянного беспокойства все же начали преследовать его — сначала по ночам, а затем и по пасмурным дням. Будь он суеверным человеком, ему бы тоже стали мерещиться эти злополучные мифические тени, но он любому ночному шороху и любому странному явлению находил рациональное объяснение. Однако это не снимало с него в таких ситуациях какого-то неприятного мандража. В конце концов, он уехал из России. Произошло это до завершения срока его миссии, и он боялся признаться себе, что фактически тоже сбежал из страны.
Чтение русских книг, вернее их тремульгирование, началось со случайной ошибки. Так, вернувшись в Лондон, он решил пересмотреть видеозаписи своей группы. И случайно увидел историю молодого человека, порешившего топором какую-то старуху. Оказалось, что один из членов группы перепутал триски и привез из России тремульфильм по роману древнего русского писателя. Однако, просмотрев эту видеозапись, Чарльз испытал сильное потрясение. Он ощутил в фильме, снятом по древней книге, то же самое, что сам испытывал во время пребывания на той земле, и почувствовал, что, возможно, коснулся разгадки тайны необъяснимого страха поселенцев. Ведь получалось, что точно такие же эмоции и чувства владели русским автором несколько веков назад. Значит, возможно, многие ответы искать надо было там, в тех книгах.
«Вошь я или Человек?», «Имею ли я право убивать?» — эти вопросы героя романа стали разъедать душу Чарльза много позже, до них еще надо было дорасти, а тогда же он просто ощущал, что книга задела его за что-то глубинное, спрятанное в недоступных для него самого недрах его души.
Потрясенный, он снова пересмотрел весь фильм. Затем сделал это еще раз, затем еще раз и еще раз.
После этого он раздобыл еще несколько тремульфильмов по произведениям русских авторов…
Чарльз покосился на дверь, в которую вышел пра-пра-пра…внук. Тот, выйдя из комнаты, оставался в коридоре. Было слышно, как он громко разговаривает с кем-то по франкольтфону. Шалопай договаривался об очередной вечеринке.
«Ну, катафак Ю! — подумал Чарльз. — А уроки кто за него делать будет?»
Шалопай! Чарльзу опять вспомнилось, как пра-пра-пра…внук застукал его за книжкой. Он поежился.
Да, конфуз вышел! Не хотелось Чарльзу, чтобы кто-либо знал о его занятии, точнее говоря, о той занозе, которая сидела в нем последние годы.
За очень короткий срок земля бывшей державы полностью освободилась от поселенцев. Она осталась пуста. Заброшенные города и села заросли лесом. В них вольготно хозяйничал зверь. Изредка вспыхивали саморазрушающиеся атомные станции. Но, заражая окрестности, они не представляли большой угрозы отдаленным областям, поскольку находившееся в них ядерное топливо давно распалось до безопасных концентраций.
За этой землей конечно следили. Там разместили несколько станций, на которых работали ученые, но это было очень похоже на работу редких станций на Антарктиде.
Шестая часть суши пустовала. Однако самую большую проблему теперь доставляла не столько оставшаяся бесхозной огромнейшая территория, сколько схлынувшие с нее миллионы бывших поселенцев.
Растворившись в своих странах, они перенесли все свои фобии, которыми нагрузились в бывшей России, на эти земли. Русофобией заболело все население Земли. Будто начали сбываться слова Последней Русской, и погибшая держава действительно мстила за свое насильственное исчезновение. «Русские тени» теперь мерещились людям повсюду.
Чарльз вспомнил, как с содроганием он стал слышать появляющийся повсюду русский акцент. Русский говор начал растекаться по земному шару.
А ведь Чарльз очень долго жил на этом свете.
Человеку вообще свойственно, что с годами к нему приходит мудрость. Седовласые мудрецы во все времена почитались всеми народами. Но в прежние века старцам было от силы под восемьдесят-девяносто лет. Далее процесс старения останавливал людей. Но когда наука продлила жизненные силы за сто и сто пятьдесят лет, выяснилось, что после ста пятидесяти лет мудрость старцев совершает качественный скачок. Чарльзу открылись истины, которые были не под силу мозгам самых великих философов древних времен.
Конечно, Чарльз остался Чарльзом — простым человеком, со своими плюсами и минусами, пороками, неразумными страстями, но теперь под его черепной коробкой скрывалось неведомое другим людям глубокое видение жизни.
И он увидел.
Он увидел за разрозненными явлениями в самых разных точках планеты какое-то таинственное воздействие на мир погибшей державы. С одной стороны: все явления, связанные с Россией, поддавались логическому объяснению. Ведь смог же он рационально объяснить причины психоза поселенцев, надуманность фобий и страхов перед призраками. Но с другой стороны: эта объяснимая случайность выстраивалась в совершенно необъяснимое и неслучайное стечение обстоятельств и вела к неотвратимому движению в зев какого-то неясного финала.
Поселенцы бежали с русской земли, однако кара погибшей державы стала настигать этих людей в их домах. Нет, никто не умирал, народы не исчезали с лица земли, однако предсказание, что оккупанты неминуемо сами заговорят по-русски, стало по-своему претворяться в жизнь: русский акцент стал пропитывать языки всего мира.
Да, Чарльз по молодости был русофобом. Потому пра-пра-пра…внук и сказал, что от него можно было ожидать всего чего угодно, но только не чтения русских книг. Однако просмотр русских тремульфильмов привел Чарльза, в конце концов, к осознанию, что для того, чтобы понять феномен русской земли, необходимо изучить русскую историю и русскую литературу. Причем, изучить по оригиналам.
Чарльз снова повернулся к виртабуку. Там его ждало упакованное в цифру «Слово о полку Игореве».
«Вначале было Слово», — неожиданно вспомнилось ему библейское.
Из коридора все еще слышался разговор Хольца с невидимым далеким собеседником. И вдруг что-то странное послышалось Чарльзу в разговоре пра-пра-пра…внука. Колючий холодок пробежал по спине Чарльза. Не понимая еще, зачем он это делает, он выдернул из уха виртопереводчик. Хольц был на три четверти немцем, и поэтому для общения с ним Чарльз всегда держал в ухе этот прибор. Однако то, что он услышал, заставило Чарльза окаменеть на месте. Хольц говорил не по-немецки.
Он говорил по-русски…
Бойтесь, данайцы…
Конец
P.S. С какими же словами застыли навеки губы Последней Русской:
«…И чрез вашу плоть… — прошептала она, — вновь восстанут русские люди… Из пепла… ф. н…» (Видимо, «Как Феникс из пепла» — авт.)»