Мальтус вглядывался в лица игроков. Ближе всех сидела женщина, немолодая, одутловатая, с распущенными до плеч волосами. Ее черные, как сливы глаза переливались нефтяной пленкой. Приоткрытые губы что-то шептали, — колдовской заговор или бессмысленную детскую считалку. Она нажимала хромированные кнопки, автомат издавал звук музыкальной шарманки, начинали кружиться зрелища ночного Лас-Вегаса. Яркое, как павлинье перо, казино. Алая, танцующая Мэрилин Монро. Усыпанный алмазами небоскреб. Волшебная карусель подхватывала женщину, и она уносилась из маленького городка, облупленной пятиэтажки, одинокой неухоженной квартиры в сказочный мир развлечений, обольстительных женщин, богатых и щедрых мужчин. Они мчали ее на великолепных автомобилях. Вводили в номера дорогих гостиниц. Плавали вместе с ней в лазурных бассейнах. Она чувствовала обнаженной грудью бархатную теплую воду. Сильные и нежные руки гладили ей плечи. Она испытывала мучительную сладость, приближение огненной вспышки, изнемогала, издавала слабые стоны. Карусель останавливалась. Рубиновые цифры фиксировали проигрыш. Ее лицо, ошеломленное, в фиолетовых тенях, казалось посмертной маской.
Поодаль сидел маленький лысоватый мужчина с острым носиком, слабыми ручками, в поношенном пиджачке. Играл самозабвенно и страстно. Был героем космических войн.
На него неслась армада летающих крепостей, изрыгавших белое пламя. Раскалывался под ударами лазеров космический дредноут, роняя в бездну обломки конструкций. Летающие тарелки стреляли друг в друга шаровыми молниями. Раскаленный розовый луч разрезал лунный город, в котором взрывались ядерные станции, лопались хрустальные купола, тысячи обитателей гибли он радиации космоса. Человечек казался себе великаном, командармом небесных армий. Сшибался с врагом в небесном поединке. Вонзал в его скафандр узкое лезвие плазмы. Был любимцем галактики, повелителем бескрайних миров. Гасил светила и луны. Возжигал кометы и солнца.
В соседнем кресле сидел бледный, с измученным лицом человек. Его огромный выпуклый лоб становился то алым, то синим. Покрывался водяной золотистой зыбью. Осыпался серебристой пыльцой. Быть может, он был младшим инженером завода. Или бухгалтером. Или снабженцем. Его унылая, ради куска хлеба, работа не приносила счастья. Он слыл неудачником, не сумевшим достичь манившей в юности цели. Обыденность жизни, домашние ссоры, отбившиеся от рук дети, повергали его в беспросветность. Приходило на ум прервать череду однообразных, бессмысленных дней и убить себя. Игорный зал возвращал ему счастье. Он засовывал в щель автомата сторублевую купюру и переносился в леса Нигерии, джунгли Индии, сельву Амазонки. К нему прилетали бабочки, похожие на духов.
Лазурная, с серебряными переливами, была подобна ангелу с рублевской «Троицы», — та же божественная синева, в которой таял взгляд, ликовала душа, звучала молитва, и ты из бренной плоти превращался в бестелесный дух, мчался среди несравненных красот небесного рая.
Алая бабочка с алюминиевым блеском, темно-синими пятнами, изумрудной трепещущей кромкой была географической картой молодой, сотворенной Богом земли. На ней извергались вулканы, проступали руды, синели лагуны, окруженные зеленой листвой, и лицо начинало восхищенно гореть, словно ты — гибкий и страстный охотник, пробираешься в первобытных лесах среди диковинных цветов и животных.
Терракотовая бабочка, испещренная мелким орнаментом, была похожа на древний папирус с иероглифами исчезнувшей письменности. Тайные знания, пророчества святых и провидцев, ключ тайноведения, приводящий к разгадке ребуса жизни и смерти.
Пепельно-серая, с провалом черных глазниц, «мертвая голова», прилетевшая из «долины смертной тени», чтобы забрать тебя в юдоль беззвучных воздыханий и слез. Игрок просовывал в щель хрустящие сто рублей, автомат сочно сглатывал, и начинался полет разноцветных бабочек, сулящий бессмертное блаженство, всеведение, несравненное могущество. Или — обращение в прах, в ничто, в гаснущую пригоршню молекул.
Мальтус завороженно смотрел, питаясь пьянящими энергиями зала. Игроки, нажимая на кнопки, были движимы не страстью выиграть, и не страхом проиграть. Они испытывали ни с чем не сравнимое блаженство, не с чем не сопоставимую муку. Мерцающие знаки и символы выносили их к незримой черте, где они соперничали с судьбой, вступали в схватку с роком, бросали вызов смерти, стучались в райские врата. Или, сраженные молнией, падали в преисподнюю. Ничтожный человек, замурованный в жалкий быт, обреченный на унылое тление, раздвигал границы возможного. Управлял миром. Упивался сладострастием. Восхищался ужасом смерти. Оказывался в пограничном состоянии, где трепетало бытие, суля непревзойденную победу или сокрушительное поражение. На этой роковой черте человек начинал светиться. Был окружен прозрачным сиянием, которое через секунду превращалось либо в золотистое зарево, либо в меркнущую фиолетовую тьму.
Мальтус услышал неясную возню, сдавленные крики. Наружные двери растворились, и в солнечном прогале возникла невысокая женщина. В распахнутом мятом плаще, с кудряшками, она тянула худые цепкие руки, выдиралась из лап охранников. Вбежала в зал, заметалась среди автоматов, кинулась к лобастому человеку, окруженному бабочками. Схватила его за рукав, стала стаскивать с кресла:
— Женя, ну куда ты опять забрел! Ты же дал мне честное слово! Опять зарплату просаживаешь! За квартиру не уплачено! Еду не купить! Дети в обносках ходят! Ты же мне клялся, божился! Пойдем отсюда, Женечка!
Она кричала, тянула его. Он метался глазами между ней и игральным автоматом, на котором трепетали бабочки. Две силы разрывали его. Мучительная вина, сострадание, желание встать и уйти вместе с ней, за ее изможденным лицом, нелепыми кудряшками, мятым плащом. И магнетизм пылающего, наркотического мира, в котором реяли алые, золотые, лазурные демоны, вовлекая в безумный полет. Охранники подскочили к женщине, схватили за руки, поволокли. Она скребла ногами пол, истошно кричала:
— Будьте вы прокляты! Доведете до петли человека! Чтоб вы сгорели!
Ее выдворили. Двери сомкнулись. Опять царил мрак, в котором раздавались страстные музыкальные всплески, сыпались из темноты разноцветные валеты и дамы, мчались роскошные лимузины, манили на берегу океана дорогие отели и пляжи. Лобастый человек достал дрожащими пальцами купюру. Волнуясь, сунул в щель. Нажал на кнопки. И лицо его в разноцветных радугах стало безумным, раскрытый рот улыбался, и над ним махала крылами бабочка «мертвая голова».
Мальтус испытал моментальный прилив истерического веселья и ненависти, брызнувшей в голову пьянящей струей. Сжал кулаки:
— Эту Россию надо драть, драть и драть! — выкрикивал он, как в истерике. Умолк, бурно дышал, отирая с губ пену. Ведеркин в мерцающем сумраке молчал с бесстрастным лицом.
Садясь в машину, Мальтус услышал звонок телефона. Звонил директор принадлежащего ему ресторана:
— Владимир Генрихович, мэр Анатолий Корнилович уже здесь. Я вручил ему карту меню.
— Буду, — лаконично ответил Мальтус.
Ресторан, куда он направлялся, был частью ночного клуба «Экзотика», который включал в себя небольшой отель с десятком номеров. Там могли уединиться посетители клуба вместе с приглянувшимися им барышнями. В клубе на подиуме, в этот непоздний вечер, танцевала стриптизерша, не торопясь обнажать свой пышные формы. В аметистовых лучах мерцали ее хрустальные каблуки, плескались рыжие волосы. Ей вяло аплодировали несколько заезжих немцев, пара местных торговцев, музыканты гастролировавшей в Рябинске рок — группы.
Мэр занимал столик в отдельном кабинете, перелистывал плотные листы меню, на которых мясные и рыбные блюда сопровождались игривыми виньетками с изображением голых наяд и русалок.
— Боже мой, Анатолий Корнилович, как я рад вас видеть! — Мальтус распростер руки, словно обнимал все пространство кабинета, в котором помещалось крупное тело мэра, его коричневое смоляное лицо с множеством древесных трещин, узлов и складок. Мэр воздел седоватые брови, улыбнулся белыми вставными зубами.