«Вот тебе, Гарри! Получай, старина!» — злорадно подумал Кипп в то мгновение, когда с губ Эбби сорвался легкий, какой-то птичий крик и она обмякла в его объятиях. Выгнувшись дугой, она на какое-то время замерла, словно балансируя на грани экстаза, потом содрогнулась всем телом, раз, другой, и душа Киппа запела от счастья. Он слишком хорошо знал эти признаки, чтобы сейчас ошибиться. Сначала казалось, что этим спазмам, ритмичным и медленным, не будет конца. Наконец Эбби успокоилась, и вновь тихий жалобный стон сорвался с ее губ.

А потом она как взбесилась. Вцепившись Киппу в плечи, она сжала его ногами, словно железным кольцом, и снова задвигалась — резко и быстро, — понуждая его двигаться вместе с ней, интуитивно чувствуя, как он нуждается в ней, чтобы и самому тоже взлететь к пику наслаждения и, постояв на краю, с облегченным вздохом рухнуть вниз и пушинкой опуститься в блаженную долину покоя и счастья. Эбби отдавала ему себя целиком и без остатка. Она распаляла его, и Кипп больше не пытался сдерживать сжигавшую его страсть. С каждым мгновением он все глубже врезался в ее тело, чувствуя, что освобождение уже близко.

И когда оно наконец пришло, когда они, усталые и опустошенные, тяжело и хрипло дыша и содрогаясь всем телом, лежали рядом, словно жертвы кораблекрушения, выброшенные на берег, только тогда они вдруг в полной мере осознали, что же с ними произошло.

Случилось это, по-видимому, одновременно — подобно вспышке молнии, проникшей в их мозг.

Словно по команде, они поспешно отодвинулись друг от друга, и каждый из них, устроившись на краешке кровати, принялся смущенно разглядывать шелковый полог.

— Ну, — нарушил неловкую тишину Кипп, убедившись, что его невесть куда пропавший голос снова готов ему повиноваться, — могу сказать, что это было довольно… увлекательно.

Единственным звуком, долетевшим до него с противоположного края огромной постели, был легкий шорох шелковой простыни, которую Эбби поспешно натянула до подбородка, а потом зарылась с головой в подушки.

Ну что ж, все не так уж и плохо, с внезапным облегчением подумал Кипп. Ни извинений, ни упреков, ничего такого. И самое главное, слава тебе Господи, никаких дурацких просьб, чтобы он произнес что-нибудь поэтическое, возвышенное вроде напыщенного признания, что он, дескать, отныне и всегда будет хранить в памяти этот миг… Тьфу!

И все же, когда Эбби наконец заговорила, Кипп поймал себя на том, что сгорает от нетерпения. Уж не собирается ли она преподнести ему очередной сюрприз, сообщив о том, что влюбилась в него и с этой минуты ее сердце принадлежит ему навсегда?

И тут же убедился, что попал пальцем в небо.

— Вы ведь не собираетесь тут спать, да? — любезно осведомилась она. Это был не вопрос и даже не просьба, нет. Казалось, хозяйка мило, но недвусмысленно дает понять засидевшемуся гостю, что ничуть не огорчится, если он с ней распрощается.

Он спустил ноги с кровати. Лишь на мгновение соблазнительная мысль остаться здесь до утра мелькнула в его голове. А хорошо было бы проснуться рядом с ней, вдруг грустно подумал Кипп, хотя бы для того, чтобы убедиться, что на рассвете она такая же страстная, какой была в темноте.

— Да-да, конечно. То есть, конечно, нет. — Он с опаской покосился на нее — не смотрит ли? — и осторожно, бочком двинулся к валявшемуся на кресле халату. И только натянув его и туго перепоясавшись, Кипп смог перевести дух и обрести свою обычную самоуверенность. — Доброй ночи, жена.

— Доброй ночи, — ответила Эбби, провожая его взглядом, пока Кипп не скрылся за дверью. С губ ее сорвался мечтательный вздох, но она даже не заметила этого. Этот мужчина, высокий, мускулистый, стройный, только что поднял ее до таких немыслимых высот наслаждения, о существовании которых она и помыслить не могла.

Интересно, что случится с ее чувствами к нему после этой ночи?

Изменятся ли они? Да и вообще — есть ли они у нее, эт, и самые чувства?

Что же она за извращенное создание, мелькнула у Эбби в голове невеселая мысль, коль скоро она способна заниматься с ним любовью, получать наслаждение и дарить его — и при этом гадать, испытывает ли она к нему хоть какие-то чувства?

Впрочем, да — какие-то чувства у нее, несомненно, были. Она хочет его. Страстно. Больше, чем когда-либо прежде. Конечно, она с самого начала догадывалась, что для нее не составит большого труда лечь с ним в постель, почувствовать на своем теле его руки и отдаться его ласкам. Но ведь желание — это еще не любовь, разве не так? Может быть, это даже к лучшему, решила Эбби. Иначе, если бы она, нарушив условия их соглашения, вдруг призналась ему в любви, Кипп, чего доброго, с испуганным воплем сбежал бы от нее на край света. Не хватало еще потребовать, чтобы он немедленно ответил ей взаимностью!

Ну уж нет! Она станет ему такой женой, о какой он мечтал, — удобной во всех отношениях. Сделает вид, будто верит, что он женился на ней только потому, что брак по расчету куда удобнее, чем бесконечное рыскание по рынку невест, да еще в самом разгаре брачного сезона. Она поможет ему хотя бы тем, что выполнит единственную его просьбу, высказать которую сейчас у Киппа не повернулся язык, — сделает все, чтобы его друзья поверили, будто он безумно в нее влюблен.

И не только это. Она сделает еще больше — подарит ему детей, и тогда он сможет выполнить обещание, данное им умирающей матери.

И сама полюбит их всем сердцем, моля Бога о том, чтобы их было по меньшей мере полдюжины.

Она сделает все, чтобы ее родственники вздохнули спокойно и жизнь их с этого момента стала безоблачной.

И она постарается найти удовольствие в том, чтобы быть виконтессой. Очень постарается.

Она уверена, ей это удастся. И еще одно.

Она сделает все, чтобы себя защитить. Она ни за что не позволит себе в него влюбиться.

Кипп уснул, едва коснувшись головой подушки, и проспал как убитый до самого утра. Что весьма его удивило, когда он наконец открыл глаза. Было уже около девяти, и бесшумно возникший на пороге лакей почтительно подал ему поднос с завтраком.

Позавтракав, Кипп поспешно оделся. Ему не терпелось спуститься вниз, чтобы встретиться со своей женой. Тем более что Эбби, как сообщил слуга, проснулась с первыми петухами и уже позавтракала внизу на целый час раньше, чем он сам.

Предупредив лакея, что и он тоже начиная с завтрашнего дня будет завтракать в столовой, Кипп сбежал вниз. Одергивая на ходу полы сюртука, он не переставал гадать, как встретит его Эбби, уже заранее предвкушая удовольствие увидеть ее порозовевшее от смущения лицо. Наверняка ей сейчас не по себе — особенно если учесть, с какой необузданной страстью она отдавалась ему прошедшей ночью! Да, вероятно, так оно и есть! По крайней мере Кипп очень па это надеялся.

Но его постигло жестокое разочарование.

— Доброе утро! — весело приветствовала его Эбби, когда они столкнулись в холле. Обоим вдруг что-то срочно понадобилось в гостиной. Эбби выглядела чудесно — судя по всему, она прекрасно выспалась и сейчас ее просто переполняла энергия. На ней было то же самое платье, что и вчера, во время их венчания. Кожа цвета слоновой кости казалась гладкой и матовой, только щеки розовели здоровым румянцем, а глаза весело сверкали. Жизнь кипела в ней ключом.

— Надеюсь, вы хорошо спали? А вот я спала отлично. Впрочем, и неудивительно — перина на постели такая мягкая, просто как пух. И никаких комков — не то что та, на которой мне приходилось спать на Халф-Мун-стрит или даже в Систоне! Даже сравнить нельзя!

Проклятие! Что она такое говорит?! Кипп кипел от возмущения. Решила сделать вид, что между ними ничего не было? Что это не она стонала от страсти, когда он целовал ее и занимался с ней любовью? Что это не ее руки ласкали его, возбуждая до такой степени, что он терял голову… Или это не она едва не рыдала от нетерпения, а потом, когда он удовлетворил ее желание, обмякла, словно сломанный цветок, в его объятиях?

Да… похоже, его молодая жена решила держаться так, словно между ними ничего не было.