Мы остановились в центре столовой, и Ален в ожидании посмотрел вокруг. «Toto, ou es tu?»[3] — позвал он, и из-за столов появился крошечный слоненок, меньше которого мне еще не приходилось видеть. Он родился дней 10–14 назад и достигал в высоту 45 сантиметров. Он быстро притопал к Алену и начал обшаривать его в поисках соска. Мы с Рафаэллой на секунду остолбенели, потом медленно подошли к малышу и дотронулись до его щетинистого тельца.

Ален присел на корточки и протянул слоненку свои пальцы, которые тот немедленно принялся сосать. Ален с тревогой посмотрел на нас и спросил:

— Как вы думаете, можно ли его спасти? Браконьеры убили его мать в двенадцати километрах отсюда, и он сам пришел к отелю два дня назад. Он привык ко мне и даже спит возле меня, но завтра мы уезжаем на целую неделю с обходом береговых участков, и мне не с кем его оставить — никто не знает, как ухаживать за ним. Я надеюсь, вы возьмете его. Ведь вам и раньше приходилось выращивать осиротевших животных, не так ли?

Слова Алена были неожиданно прерваны — слоненок выпустил струю жидкого помета. Я поняла, что у меня остается еще меньше шансов, и без того очень небольших, выходить малютку. По опыту работы в Вуберне я знала, что понос для такого малыша означает верную смерть. К тому же я где-то читала, что новорожденных слонят вообще невозможно вырастить без матери.

Мысленно я перенеслась в те дни, когда ухаживала за осиротевшими животными в Гамбии, вспомнила пищу, которой кормила трех маленьких слонят в Вуберне. Это была кашица из кукурузной крупы, молока, глюкозы и кальция. Правда, мои подопечные были гораздо старше этого крошечного детеныша, но другого рациона я не знала, а окружавшие меня люди не имели и такого опыта. Кроме того, из всех составных частей смеси в Сименти можно было найти только молоко. Я решила заменить кукурузную кашицу отварным рисом, а глюкозу — медом и постараться как можно тщательнее составлять суточное количество пищи с учетом потребностей слоненка в питательных веществах. Что касается кальция, то в нашем лагере его было полным-полно.

Я попросила Алена до конца дня не давать больше слоненку молока, а поить его теплой водой с медом и небольшим количеством соли. Это была попытка очистить желудок слоненка и разгрузить его пищеварительный тракт перед переходом на новую диету.

В полдень я отправила радиограмму отцу и Найджелу с просьбой прислать несколько сосок (они наверняка были у нас дома) и ряд других вещей, необходимых для ухода за молодым слоненком. Я также попросила их связаться по телефону или телеграфу с английскими зоопарками, в которых успешно выращивали слонов, и узнать их рацион. А пока придется обходиться тем, что было под рукой.

Вскоре прибыли мистер Дюпюи и мистер Гейе. После короткого разговора мистер Дюпюи спросил меня, сможем ли мы взять слоненка к себе при условии, что администрация парка обязуется снабжать нас молоком и всем прочим, необходимым для ухода за ним. С той самой минуты, когда мы с Рафаэллой увидели слоненка, нам отчаянно захотелось забрать его с собой в лагерь, но у меня не было уверенности, что это возможно. Однако вопрос решился прежде, чем я успела придумать хоть сколько-нибудь обоснованные аргументы. Мы были подготовлены лучше других, и слоненка поручали нам.

Несмотря на мои страхи, перспектива ухаживать за слоненком привела меня в полный восторг. Это маленькое существо неожиданно стало членом нашей семьи, и теперь мне казалось чрезвычайно важным сохранить и вырастить его. Это был еще один приемыш, еще одно живое существо, за которое я была в ответе.

Пришлось заняться оборудованием лендровера для обратного пути. Служители дали нам соломенный матрац, который мы водрузили на заднее сиденье и на который положили сверху охапку упругих зеленых листьев. Мы с Рафаэллой раздобыли старые занавеси и несколько мешков, чтобы укрыть слоненка от сквозняка. Наполнили кипяченой водой пластиковую канистру и конфисковали из гостиницы весь запас меда и все пластиковые бутылочки из-под воды. Ален сделал соски, отрезав пальцы на резиновых перчатках. Потом он перенес слоненка к машине, и мы в последний раз напоили его водой с медом.

У слоненка по-прежнему был частый водянистый стул. Чем больше я наблюдала за ним, тем невероятнее казалось мне утверждение Алена, что это детеныш мужского пола. Приглядевшись повнимательнее, я увидела, что принятая Аленом за признак мужского пола выпуклость под брюхом слоненка на самом деле была остатком пуповины, полуприкрытым нависающей складкой кожи. Пуповина была влажной и слегка загноившейся, с желтоватыми слизистыми выделениями. Мы протерли ее ватой, смоченной в дезинфицирующем растворе, и присыпали антисептиком.

Наконец, в 4 часа все было готово к отъезду. Нагнувшись, я с удивительной легкостью подняла малютку, положила ее на заднее сиденье и села вместе с ней. Она очень нервничала и попыталась выбраться из машины, но я придержала ее. Немного поурчав, она издала громкий горестный крик.

Несмотря на свои миниатюрные размеры, маленькая слониха была довольно сильной, и мне стоило большого труда удерживать ее на месте. Я все время что-то говорила ей, пытаясь успокоить, а Рафаэлла старалась вести машину как можно плавнее, на скорости не более 8 километров в час. Некоторое время слониха держалась на ногах, пытаясь сохранить равновесие, потом улеглась, положив голову мне на ноги. Мы едва тащились, старательно объезжая каждую выбоину, чтобы поменьше трясти нашу пассажирку. Это очень маленькое, больное и хрупкое существо к тому же ни минуты не оставалось в покое и все время то поднималось, то ложилось как ванька-встанька. Я была перепачкана экскрементами и не раз облита медовой водой, которую мы давали малютке каждый час. Вдобавок она изрядно оттоптала мне ноги. И путь, который утром мы проехали за три часа, теперь занял у нас больше девяти часов. Увидев нас, Рене и Джулиан не поверили своим глазам. Они даже как будто испугались слонихи. Мы вынули ее из лендровера и поставили на землю. Она пошла в хижину следом, подталкивая нас хоботом и выпрашивая бутылочку с питьем. Я поставила рис на огонь и через полчаса дала ей пол-литра жидкой молочной каши с медом и сахаром. Причмокивая импровизированной соской, она выпила все до дна — и от удовольствия зажмурилась. Вскоре она уже полностью освоилась в хижине и чувствовала себя как дома. Покончив с едой, она взобралась на большую походную кровать и улеглась возле Рафаэллы. Мы с Рафаэллой переглянулись, улыбнувшись, и развели руками. Приготовив еще одну порцию еды, я поставила ее в холодильник и пристроилась рядом с Рафаэллой и слонихой.

Спустя четверть часа, когда я уже задремала, слониха зашевелилась, поднялась на ноги и, перешагнув через меня, перешла на пол, после чего начала обнюхивать меня влажным упругим хоботком. Вот она опустилась на колени и, задрав хобот, стала облизывать языком мою шею и плечи, пытаясь отыскать сосок. Я села и протянула ей пальцы, которые она тут же начала сосать. Прошло не больше двадцати минут с тех пор, как она поела. Я не знала, сколько может выпить слоненок ее возраста за один раз. Мне не хотелось оставлять малютку голодной, но я и не собиралась перекармливать ее, так как при поносе это было опасно вдвойне. Поэтому я постаралась успокоить ее.

Минут через десять она поняла, что молока из моих пальцев не высосешь, и стала толкать меня лбом. Потом заурчала и, пронзительно вскрикнув, сильно ударила меня. Решимость и упорство этого крошечного создания позабавили меня. Еще полчаса я терпеливо сносила ее удары, после чего встала и подогрела кашу, которая стояла в холодильнике. Слониха принялась энергично сосать и опустошила бутылочку почти до дна, потом, явно удовлетворенная, взобралась на кровать и плюхнулась прямо на Рафаэллу, которая, лишь слегка пошевелившись, устроилась поудобнее и заснула еще крепче. Пришлось сварить еще риса и поставить в холодильник две бутылочки с кашей. Я была вся покрыта липкой слюной, лицо и руки горели от шершавой слоновьей кожи.