Уильям подвинулся к ней поближе и тоже посмотрел в сторону оврага. Постепенно шерсть его начала подниматься и вот уже встала дыбом. Он спрыгнул с дерева и исчез внизу. Внезапно раздался короткий крик. Я не могла разглядеть, что происходит, но это был голос не Уильяма. Тина и Пух торопливо спускались по склону прямо против того места, где я сидела. Вслед за криком послышались хриплые звуки учащенного дыхания, которые обычно издает встревоженный и испуганный шимпанзе, покорно приветствуя сородича.
Неожиданно громко залаяли и закричали сразу несколько шимпанзе. Тина бросилась к оврагу. Крики, похоже, свидетельствовали об испуге, а не о готовящемся нападении. По-видимому, дикие шимпанзе увидели Рене и Джулиана, поскольку наступила полная тишина. Я стала внимательно смотреть, чтобы не пропустить момент, когда они начнут взбираться вверх по другой стороне оврага, но ничего не увидела. Минут через десять снизу вприпрыжку прибежал Пух и уселся возле меня. Тины и Уильяма не было видно, в овраге стояла тишина. Я осторожно нагнулась и тщательно осмотрела противоположный склон в бинокль. На краю оврага мне удалось различить силуэт шимпанзе, повернувшегося в нашу сторону. Это был Уильям. В зарослях неподалеку от него я разглядела Тину. Я поднялась и пошла к ним. Дорого бы я дала, чтобы узнать, что произошло в овраге!
Сколько же незнакомых шимпанзе столкнулись с Тиной и Уильямом: два или три? Скорее всего, это были самки, именно они при виде Уильяма могли издать звуки подчинения.
В Гомбе я слышала о случаях открытой враждебности между членами двух соседних сообществ. Мне говорили также, что некоторые особи пользуются своеобразной неприкосновенностью и беспрепятственно перемещаются от группы к группе. Например, молодые самки могут переходить из одного сообщества в другое и оставаться там. Популяция шимпанзе в Ниоколо-Коба была не такой многочисленной, как в Гомбе. Исходя из довольно скудных сведений, которыми я располагала в то время, небольшая группа обезьян горы Ассерик, видимо, кормилась на более обширной территории чем отдельные сообщества в Гомбе. По этой причине, как мне казалось, шимпанзе Ниоколо должны были терпимее относиться к присутствию чужаков в пределах своего ареала. Уильям и Пух были еще слишком малы и не представляли угрозы для доминирующих самцов, а Тина, как молодая самка, могла рассчитывать на благосклонное отношение.
Во время сезона дождей, когда в долине в изобилии созрели плоды, шимпанзе стали приходить более многочисленными группами и, наверное, из-за этого стали более возбудимыми. Возможно, это и было причиной, почему в то утро трое самцов напали на Тину. По крайней мере, вели они себя как задиры, которые хотят сорвать на ком-нибудь зло. В то же время дикие шимпанзе, находившиеся сейчас в овраге, не выражали агрессивных намерений; напротив, судя по издаваемым звукам, были склонны подчиниться.
Многодневные отлучки Тины из лагеря становились все реже. Теперь она почти ежедневно оставалась с Пухом и Уильямом и шла за ними на прогулку. Бывали такие периоды, даже в разгар сезона дождей, когда обезьянам не удавалось найти съедобных плодов. У некоторых растений плодоношение уже закончилось, у других только начиналось. С помощью Типы мы быстро узнали, как много вокруг нас всякой еды. Она показала, что можно есть различные листья и травы, цветки и кору деревьев. Некоторые из предложенных ею видов пищи даже мне показались вкусными. Она познакомила нас с семью разновидностями съедобных семян и научила Уильяма и Пуха есть еще зеленые плоды баобаба.
Тина также учила Уильяма и Пуха не ограничиваться растительной пищей. Однажды, проходя мимо раскидистого куста, она на мгновение остановилась, но не для того, чтобы подкормиться. Выбрав длинную тонкую веточку, Тина отломила ее и принялась очищать от листьев, протаскивая через зажатую в кулак руку. Один или два листочка остались на конце ветки. Она откусила их зубами.
С замиранием сердца я следила за тем, как Тина уверенно приблизилась к термитнику. Поковыряв влажную землю ногтем указательного пальца, она раскрыла одно из отверстий, ведущее в глубь гнезда термитов. Потом откусила кончик у своего прутика, умело засунула его в отверстие и почти тотчас вытащила обратно — на веточке ничего не было. Тина раз десять повторила эту операцию, и все безрезультатно. Тогда она обошла вокруг термитника, обнажила еще одно отверстие и, прежде чем засунуть свою веточку, снова откусила ее конец. Когда она вытащила прутик в шестой раз, на самом его конце висели, крепко вцепившись челюстями, два крупных термита. Тина быстро сняла их губами и отправила в рот. С этого момента она стала беспрерывно выуживать термитов из недр гнезда. Работала она быстро и умело. Каждый раз, вытащив удочку из отверстия, она проводила ею по запястью, так что несколько термитов обычно переползали к ней на руку. Однако, прежде чем вцепиться в тело своими мощными челюстями, они долго ползали по шерсти. За это время Тина успевала разделаться и с ними, и с теми насекомыми, которые оставались на удочке. Больше всего меня поразило, что Тина извлекала термитов в точности тем же способом, что и шимпанзе в Гомбе, отстоящем от Ниоколо-Коба на тысячи километров.
Каждый раз, когда в процессе ужения конец веточки обламывался или сгибался, Тина откусывала его. В конце концов орудие сделалось слишком коротким для эффективного использования, и Тина снова направилась к кусту, выбрала другую подходящую веточку, очистила ее от листьев и вернулась назад. Пух подхватил брошенный ею прутик и начал старательно засовывать его в любую из тех, что ему удавалось найти, дырочек на поверхности термитника. Вскоре это занятие наскучило ему. Мне очень хотелось, чтобы Пух научился выуживать термитов, и я решила показать ему, как это делается. Воспользовавшись тем же кустом, я отломила веточку и очистила ее от листьев по способу Тины. Пух следил за мной с возрастающим интересом. Стараясь подражать Тине в том, как она держала ветку, я засунула ее в первое отверстие. После нескольких попыток я вытащила свою удочку и увидела на ее конце двух крепко вцепившихся термитов.
Я осторожно сняла одного, прихватив его так, чтобы он не укусил меня, и протянула Пуху, издавая для убедительности хрюкающие звуки, свидетельствующие о хорошей, лакомой пище. Но Пух отнесся к моему предложению весьма скептически. Оставался один способ — сунуть проклятого термита в рот и начать его жевать, сопровождая эту процедуру одобрительным похрюкиванием. Я приготовилась к чему-то омерзительному, но, на мое удивление, термит оказался почти безвкусным. Я сняла второго термита, отправила его вслед за первым и снова занялась ужением. Через некоторое время я все-таки убедила Пуха взять термита в рот, однако он не пришел в восторг от новой пищи и тотчас выплюнул его. Количество термитов, которое я могла съесть, чтобы убедить своего упрямого ученика, было не безгранично, а результаты первого урока настолько разочаровывающими, что я в конце концов отказалась от своей затеи.
На первый взгляд могло показаться, что я вообще ничего не добилась. Еще около получаса Тина выуживала термитов. Незадолго до того, как она прекратила свое занятие, Пух нагнулся и взял мою веточку. Отверстие находилось в рабочем состоянии — я совсем недавно извлекала из него термитов, поэтому Пух почти с первого раза вытащил несколько насекомых. Он сидел, уставившись на них, и не знал, что делать дальше. Потом попытался схватить одного, но тот незамедлительно вцепился ему в палец. Взвизгнув от неожиданности, Пух подпрыгнул и попытался стряхнуть термита, но насекомое крепко держалось челюстями, и Пуху пришлось поскрести пальцем о землю, чтобы избавиться от него. Не удивительно, что после этого Пух потерял всякий интерес к ужению термитов.
Рене и Джулиан познакомили нас с тремя видами растений, корни которых можно было есть. Уильям и Пух скоро научились различать эти растения, а я показала им, как извлекать коренья из земли. Копать нужно было довольно глубоко и очень осторожно. Уильяму обычно не хватало терпения, и он, не кончив копать, принимался яростно тянуть за стебель и листья, пока не отрывал их от корней, которые благополучно оставались в земле. На этой стадии оба шимпанзе обычно тащили меня к растению, совали в руки палку и просили выкопать корень. Я извлекала из земли несколько корешков, которые только разжигали аппетит шимпанзе, а потом предлагала самостоятельно продолжить начатое дело. Обычно им это не удавалось, но иногда они справлялись с задачей. Коренья были необыкновенно вкусны, но Уильям и Пух, по-видимому, посчитали этот источник пищи слишком скудным и не стоившим тех усилий, которые им приходилось затрачивать. Что же касается меня, то я была довольна: обезьяны освоили еще один вид пищи, недоступный другим животным, на который могли рассчитывать в крайнем случае.