— Говорю вам: надо драпать, и поскорее!

Понукаемая Кэндзиро, я раскрыла окно. Хорошо ещё, что номер находится на втором этаже. Может быть, нам и удастся благополучно приземлиться. Но что делать бедной Кахо? Каково ей в голом виде оказаться на февральском холоде? Вспомнив о шубе Кэндзиро, я кинулась к шкафу.

— Вот, надень, — сказала я Кахо, бросая ей чернобурку. В ответ она снова заплакала. Громко, совсем как малый ребёнок.

Мужчине, наверное, никогда в жизни не понять, как это женщина может вот так, не пряча лица и не заботясь о производимом впечатлении, плакать в присутствии другой женщины, отнюдь не подруги.

— Я сосчитаю до трёх, и тогда вы по моей команде будете прыгать. Ясно? Я вас спрашиваю, девчонки.

«Девчонки»… Вот ведь нашёл слово! Какой же он дурак, этот Кэндзиро! Он совершенно не способен понять чувства женщины. Несмотря на недавнюю драку, я была полна сочувствия к Кахо.

— Мне страшно! — воскликнула она, посмотрев вниз с балкона второго этажа и содрогнувшись. — Я боюсь высоты.

— Не болтай ерунды. Ты ведь будешь прыгать не одна, а вместе с нами. Приготовились! Сигаем вниз на счёт «три». Внимание! Раз, два, три!!

Кахо послушно сиганула вниз.

— Эй, куда это она? Я же ещё не дал команды…

— Какой же ты дурак, Кэн-тян! Не мог толком объяснить. Вот Кахо и прыгнула.

— Чёрт побери! Действительно.

Ну что за человек! Я окончательно утратила к нему какие бы то ни было добрые чувства.

— Ого, ты только посмотри, Ринка. Она угодила головой прямо в кусты азалии. А из-под шубы высовывается её здоровенная голая задница. Ах-ха-ха! Нет, ты посмотри! Со смеху помрёшь!

— Послушай…

У этого человека нет ни стыда, ни совести. Девушка из-за него плачет, а ему хоть бы что. Если в голове у него и водятся какие-нибудь мысли, то только о деньгах да о том, чем люди занимаются в туалете. Добро бы он ещё пел нормальные песни, а то сплошное «ахха». Нет, я не в силах его больше выносить. Надо скорее прыгать и возвращаться домой. А-а!

— Готова? Три, четыре. Ну, давай.

— По… погоди. Возьми меня за руку.

Я никогда не предполагала, что для прыжка вниз всего лишь со второго этажа требуется такое мужество. Я хватаюсь руками за перила балкона, ноги меня не слушаются. До земли приличное расстояние. Насмерть вряд ли разобьёшься, но заработать перелом или вывих проще простого. А-а! Да что же это такое? Среди бела дня я стала героиней пошлого любовного романа, сюжет которого сама же старательно и выстроила. Смех, да и только.

— Я готова, — произнесла я и прикрыла глаза. И в этот миг, как видно, превратно истолковав мои побуждения, Кэндзиро прильнул губами к моим губам. Как ни странно, это был вполне целомудренный, дружеский поцелуй.

— Потом продолжим, уже без спешки.

И вот уже наши тела оказываются в свободном полёте. Каштановые волосы Кэндзиро искрятся в лучах света, и это на короткий миг придаёт ему сходство с ангелом. Его обнажённая грудь красиво выгнута, а на месте изящных бугорков лопаток того и гляди вырастут крылья, как у Пегаса. Как он прекрасен в эту минуту! А я? Интересно, обо мне тоже можно такое сказать? До чего же приятно, наверное, было бы воспарить в небо и, глядя вниз с облаков, наслаждаться покоем.

— А-а!

Ветер щекочет мне уши, лоб, я ощущаю его каждой своей жилкой. Ветер на всех веет одинаково. Я испытываю удивительное спокойствие. Вот что значит блаженное чувство свободы! Пожалуй, оно не уступает счастью. Я сияю. Сверкаю. Вот бы меня сейчас увидели! Хоть кто-нибудь, всё равно кто. Меня, похожую на ангела.

Полёт мой длился всего лишь мгновение, но я видела себя словно в замедленной съёмке. Ах, если б я могла хотя бы ещё немного насладиться парением в воздухе! Но я свалилась на землю. И, повинуясь силе инерции, плюхнулась на газон.

Бамп!

Я только услышала глухой звук, а потом сразу отключилась. Сквозь забытьё я слышала чей-то безумный голос, окликающий меня по имени, и чувствовала, как резкая боль несколько раз пронзила мои щёки. Шлёпайте сильнее, иначе я…

Затем боль исчезла, и я попала в чьи-то тёплые звериные объятия. Тепло приятно обволакивало меня, словно я сидела в ванне или на залитой солнцем лужайке. Правда, одновременно было ощущение, словно внутри у меня что-то лопнуло и вытекло наружу. Ну конечно, это кровь. А я и не знала, что кровь такая горячая. Неужели это конец? Как глупо, что занавес опустили с такой поспешностью. Неужели вот так и обрывается жизнь?

Я не хочу умирать! Я хочу хоть ползком, но выкарабкаться отсюда.

Кэндзиро! Дайки! Дэвид! Примените же силу и разбудите меня. Мне хочется есть, спать, любить, петь, дурачиться, страдать.

…Кажется, ко мне вернулось сознание. Я различаю какую-то картину.

Постоялый двор. Пруд.

Поверхность воды сплошь усеяна кувшинками. До чего же огромен этот пруд! Под листьями лотосов проплывают карпы, выгибая свои отливающие золотистой парчой спинки.

У меня такое чувство, словно когда-то я уже видела эту картину. Ну конечно, в детстве. Мне было три года. Наши родственники держали гостиницу, вернее, большой постоялый двор. И мы с мамой время от времени туда наезжали. Белые зонтики от солнца, звенящие голоса цикад…

Гостиница состояла из просторного дома и нескольких пристроек; еду там подавали на изысканных столиках «одзэн» из чёрного дерева. И всю территорию рвом опоясывал пруд, приковывавший к себе моё детское любопытство.

«Вот это да! Глядите, какие огромные!»

Вместе с ребятишками из семьи родственников я опасливо заглядываю в воду, в которой снуют карпы с усищами толщиной с детский мизинец. Пруд подходит к самой галерее.

«До чего красиво!»

«А как блестит!»

Влажные скалы сверкают в лучах августовского солнца. В поверхности пруда, словно на негативной плёнке, отражаются деревья и цветы. А когда солнце на какой-то миг прячется за облаками, вода делается прозрачной до самого дна. На поросших гладким мхом больших круглых камнях сидят водяные жуки с чёрными лакированными спинками. А от мелькающих тут и там красавиц рыбок с золотой и алой чешуёй невозможно отвести глаза.

«Интересно, а вода холодная?»

«Наверно, ещё какая холодная».

В то время когда дети обменивались этими фразами, весело переглядываясь между собой, меня среди них уже не было.

«Помогите!»

«Сюда, скорее!»

Я и сама не заметила, как свалилась в воду. Заливистое стрекотание цикад вдруг смолкло, а крики и плач моих друзей звучали чуть слышно, будто издалека. Вода оказалась совсем не холодной, а такой, как парное молоко. Она затекала мне в уши, в нос, в рот, вызывая тошноту. При каждой попытке закричать я заглатывала какие-то неведомые травки и горьковатых на вкус жучков. Открывая глаза, я видела вокруг себя ярко-зелёный подводный мир. Передо мной с головокружительной быстротой проносились рыбы. Мои ноги коснулись дна. Сплошь покрытые водорослями камни были такими скользкими, что я не могла на них устоять. Мне было трудно дышать. Мучительно трудно. Неужели я сейчас умру? Я не хочу умирать. Из-за воды, заполнившей носовые пазухи, у меня нестерпимо ломило лоб, я задыхалась.

Я принялась изо всех сил сучить в воде руками и ногами, понемногу всплывая кверху. Наконец моя голова вынырнула из воды! Вот так неожиданно для себя я научилась плавать. Прежде, чем кто-либо из моих друзей. Впоследствии я узнала, что сбежавшиеся на шум взрослые при виде того, как уверенно я плыву, испытали такое удивление, что не сразу кинулись меня спасать. Слыша доносящиеся сзади призывы плыть к берегу, я двигалась вперёд, в противоположном направлении. В конце концов дедушка был вынужден прыгнуть в воду и устремиться за мной. А я от него удирала. Пруд-то был огромный. В какой-то момент я увидела в окне человека, который смотрел на меня и смеялся. Это был один из гостей, приглашённых на проходившие в гостинице смотрины. Церемония была обставлена в строгом соответствии с этикетом, и все её участники прибыли в пышных официальных нарядах. Видимо, мужчину развеселила столь не вяжущаяся с атмосферой этого действа картинка: девочка, бултыхающаяся в пруду с карпами.