Нет, сейчас ей нужно придумать что-нибудь другое, оставив опиум на крайний случай. Знать бы только что... Она задумчиво склонила голову, обдумывая свое положение.

— Вы ведь не просто так подарили мне жизнь, — наконец заговорила Анна. Ее голос звучал непринужденно и даже весело. — Вам, судя по всему, что-то нужно от меня. Могу я узнать, что именно?

Мандарин пожал плечами в ответ.

— Может, я нужна для того, чтобы как-то развлечь вас и скрасить это утомительное путешествие?

В этот момент матросы затянули какую-то заунывную песню. Сначала они просто перекликались друг с другом на своем жаргоне, а потом начали петь. Анна облегченно вздохнула, и на ее лице появилась искренняя улыбка. Теперь лодка плавно скользила по воде, и уже не было резких толчков, как тогда, когда ее тащила против течения сотня несчастных кули. Это значит, что они плывут на юг, постепенно приближаясь к Шанхаю и к тому кораблю, который увезет ее из этой страны.

— Тогда нам помогут сказки «Тысяча и одна ночь», — внезапно сказала она. — Я согласна.

Он явно не понял, о чем она говорит, и ей пришлось объяснить:

— Есть такая книга. В ней рассказывается об одной женщине, которая попала в плен к богатому и влиятельному мужчине. Она должна была развлекать его каждую ночь, но с одним условием: если рассказанная история покажется ему скучной, то утром ее ожидает казнь.

— Как долго ей удалось продержаться?

— Тысячу ночей, а потом ей вернули свободу, — солгала Анна.

— Из-за того, что она рассказывала сказки?

Она кивнула в ответ.

Палач откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки.

— Такое развлечение не для меня. Я не люблю сказки.

Анна и не надеялась удивить его этим, однако нужно же с чего-то начинать.

— Вы в этом уверены? — поддразнила она палача.

Он улыбнулся. Но не сразу. Медленно, как бы нехотя, его губы растянулись, и на лице заиграла широкая и радостная улыбка.

— Совершенно уверен, но ты можешь попробовать.

— Тогда вы должны сейчас уйти и дать мне возможность принять ванну. Еще мне нужна чистая одежда и дорожный сундук для моих вещей.

Он посмотрел на нее, удивленно вскинув брови.

— Я должен выполнить все твои требования? С чего бы это?

— Артисту нужны декорации. Я хочу придать моим сказкам большую привлекательность и для этого собираюсь воспользоваться некоторыми вещами, которые желательно сохранить в тайне, — объяснила Анна, понимая, что ей обязательно нужно убедить палача выполнить ее требования. — В мой сундук никто не должен заглядывать, иначе я не смогу удивить вас, — добавила она.

Чжи-Ган пристально смотрел на нее своими черными, как два глубоких омута, глазами. Эти глаза были совершенно непроницаемыми. Она молча ждала ответа, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Очень хорошо, — кивнув, спокойно произнес он, и ей показалось, что она уловила в его голосе нотки... разочарования. — Все будет исполнено. — Он резко поднялся с кресла и добавил: — А еще я прикажу Цзин-Ли наточить мои ножи для твоей казни.

18 сентября 1876 г.

Дорогой мистер Томпсон,

Прошло уже девять месяцев с тех пор, как Ваша дорогая супруга Кэсси покинула этот мир. Все это время я заботилась об Анне как о своей собственной дочери. Она сидела с нами за одним столом, спала в одной кровати с моей Бет и даже ходила с нашей семьей по воскресеньям в церковь.

Дело в том, что мой Сэм человек небогатый, да к тому же мы ожидаем прибавления в семействе. Скоро у нас родится еще один ребенок. От Вас же нет никаких вестей, Вы не помогаете нам деньгами. Поэтому мы не можем больше держать ее у себя.

Выла бы она тихим и спокойным ребенком — другое дело. Мы, может быть, оставили бы ее в нашей семье. Знаете, мои мальчики обожают ее, но вот моя Бет боится Анну. Она пугает ее своим громким голосом и грубыми мальчишескими манерами. Вы все время проводите в море и редко бываете дома, поэтому, наверное, и не знаете, что Ваша Анна — девочка с характером. Вспышки гнева у нее часто сменяются угрюмым молчанием. Мы не можем понять, чем вызваны эти внезапные перемены настроения.

Я отвела ее в миссию монахов-бенедиктинцев и оставила там с матерью Фрэнсис. Возможно, общение со святыми сестрами пойдет девочке на пользу и ее характер улучшится. Тогда, может быть, мы возьмем ее обратно в нашу семью, если, конечно, получим от Вас соответствующую денежную компенсацию. К тому же она очень много ест.

Мать Фрэнсис отнеслась к ней с пониманием.

Благослови Вас Господь. Миссис Сьюзан Миллер

Употребление опиума — это не пагубная привычка, а скорее утешение и даже благо для трудолюбивых китайцев.

Из пресс-релиза,

сделанного британской компанией «Джадайн, Мэтисон энд Ко» в 1858 году. Эта компания была самым большим поставщиком опиума в Китай.

Глава 3

Чжи-Ган решил сделать так, чтобы белая женщина почувствовала себя в безопасности, и создал видимость, будто за ней никто не наблюдает. Он приказал слугам принести ванну и даже велел Цзин-Ли освободить для нее небольшой сундук. Однако он не вчера родился на свет и прекрасно понимал, что она не миссионер, а самый обычный наркокурьер. Палач повидал немало людей подобного сорта, многих из них он лично предал казни, поэтому безошибочно мог распознать их по внешнему виду и даже по выражению глаз. Но в этой женщине было нечто особенное. Чжи-Гана непреодолимо тянуло к ней, и это приводило его в бешенство.

Чтобы пленница расслабилась и смогла спрятать свой опиум или деньги, а может, и еще кое-что похуже, он дал ей понять, что она в полной безопасности. Признаться, для палача это уже не имело никакого значения, ему расхотелось раскрывать ее секреты. Цзин-Ли все равно все найдет. Но он хотел, чтобы его загадочная белая женщина была необычной, ни на кого не похожей. Только так он мог оправдать то непреодолимое влечение, которое испытывал к ней, несмотря на то что она была всего лишь жалким наркокурьером и заслуживала жестокой смерти. Он знал это, но не убил ее. Она вызывала у него отвращение, и, тем не менее, он признавал ее право на личную жизнь. Именно поэтому он разрешил ей надежно спрятать все свои тайны.

Чжи-Ган был человеком весьма переменчивого нрава и ненавидел себя за это. Он прекрасно знал этот свой недостаток и поэтому решил немного посидеть возле средней мачты. Здесь и ветер дул сильнее, и стук барабанов, задающих ритм гребцам-кули, был не таким оглушающим. Сейчас хорошо было бы что-нибудь почитать. Только во время чтения он не пользовался очками и поэтому особенно ценил эти минуты полной ясности и спокойствия.

Вся команда знала о том, что он носит очки, и никто уже не боялся этого новомодного зла. Однако Цзин-Ли, и не без основания, все время беспокоился, когда палач при людях пользовался какой-нибудь вещью, привезенной из Европы. Сейчас наступили такие времена, когда стало небезопасно проявлять симпатию к белым варварам, а тем более пользоваться их изобретениями.

Чжи-Ган улыбнулся. Если Цзин-Ли боялся одного вида западных очков, то как же он тогда отнесется к его белой жене? А ведь именно Цзин-Ли предложил взять ее с собой на лодку. Правда, он преследовал вполне определенную цель — хотел, чтобы никто не видел, как ее казнят. Он и представить себе не мог, что Чжи-Ган сохранит этой женщине жизнь. У самого палача не хватило бы смелости убить ее, несмотря на то что он отдал такой приказ.

Чжи-Ган сидел, прислонившись к мачте. В какой-то момент он вдруг резко подался вперед, пытаясь разглядеть что-то своими близорукими глазами. Его внимание привлекли неясные силуэты, внезапно появившиеся на корме. Однако он не увидел ничего странного и не услышал никаких подозрительных звуков — ни женских криков, ни ругательств. Не услышал он и тихого плеска воды.