— Женщинам в Китае тяжело живется.

— Жизнь не балует женщин, — пробормотала Анна и отвернулась. Много лет назад она горячо молилась, надеясь на то, что какой-нибудь храбрый рыцарь приедет за ней на белом коне и увезет ее далеко-далеко. Монахини часто читали своим воспитанницам сказки о прекрасных принцах, неприступных замках и огромных драконах, которых нужно было победить, чтобы наступила счастливая жизнь. Как она тогда мечтала об этом!

Чжи-Ган осторожно взял Анну за подбородок и повернул ее лицом к себе.

— Больше не отходи от меня ни на шаг. По крайней мере, пока все это не закончится.

— Я и не отхожу никуда, — огрызнулась она. — Я чищу лошадей. Это ты пошел мыть котелок.

Чжи-Ган кивнул, соглашаясь с ней, но его лицо при этом оставалось серьезным.

— Никуда от меня не отходи, — настойчиво повторил он. — Я же клянусь ни на минуту не оставлять тебя.

Эти слова прозвучали подобно торжественной клятве. Ни в одной церкви мира еще никогда не произносили слова, которые имели бы большее значение и силу, чем те, которые он только что произнес. Анна почувствовала, что у нее по спине пробежал холодок.

— Я никуда от тебя не отойду, — пообещала она. И в это мгновение ей вдруг показалось, что он действительно является ее мужем, что они связаны друг с другом навсегда. Конечно же, это была всего лишь фантазия, но такая прекрасная фантазия, что ей захотелось, чтобы она когда-нибудь стала реальностью.

— Хорошо, — ответил Чжи-Ган. — А теперь давай закончим наши дела с этим пропахшим потом животным.

Улыбнувшись, он наклонился и энергично принялся за работу. Он даже насвистывал что-то себе нос, проводя щеткой по бокам лошади. Анна же стояла и смотрела на него, чувствуя, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

Нет, это просто наваждение какое-то, говорила она себе. Это еще более сильное искушение, чем опиум, после которого утром наступает тяжелое пробуждение. Она прекрасно понимала, что смешанные браки в Китае не приветствуются. У них нет будущего, даже если Чжи-Ган даст ей то, что она хочет. Он просто использует ее для того, чтобы уничтожить сеть торговцев опиумом, а она использует его, чтобы убить своего дракона, своего приемного отца.

Короче говоря, это нечто временного обмана, игры, не имеющей ничего общего с реальностью, как и ее сестра Мария, в которую она время от времени перевоплощалась. И все же эта красивая сказка пленила ее. Ей в последний раз захотелось поверить в нее.

— Ты веришь в любовь? — спросила Анна, думая о том, что сейчас она, наверное, похожа на глупую девочку-подростка.

Чжи-Ган перестал орудовать щеткой и поднял голову.

— В любовь? В какую именно любовь? Любовь к родителям, к родине, к политике? — удивленно спросил он. — Или в такую любовь, которой мы с тобой занимались прошлой ночью?

Анна пожала плечами.

— Разве это любовь? — Она старалась говорить так же непринужденно, как и он. — Я думала, что это своеобразный способ отвлечься от тяжелых мыслей.

Он усмехнулся.

— И приятная забава.

— Но не любовь, — сказала она.

Чжи-Ган посмотрел ей в глаза, и его лицо снова стало серьезным.

— Нет, — медленно произнес он. — Это не любовь.

Она кивнула и твердо решила больше не затрагивать эту тему, но все-таки не удержалась и поинтересовалась:

— А ты веришь в любовь? В романтическую любовь между мужчиной и женщиной?

— Все ученые мужи верят в любовь. Ты когда-нибудь читала наши стихи?

Разумеется, она их читала. В них сплошь и рядом рассказывается о несчастных влюбленных, обреченных на бесконечные страдания. То их разлучает война, то злые родители, то боги.

— Значит, ты не веришь в то, что такое вообще возможно? Что мужчина и женщина могут жить вместе в любви и согласии?

Чжи-Ган посмотрел на нее своими черными как ночь глазами.

— Нет, — ответил он. — Я не верю в то, что такое возможно.

— И я тоже не верю, — заявила Анна и снова принялась за работу. Но не успела она взять щетку, как он крепко сжал ее руку.

— Однако сегодня ночью мы с тобой поверим в это. Сегодня ночью мы будем безгранично счастливы.

— А что будет утром? — спросила она, стараясь сдержать слезы.

— Утром мы поедем в Шанхай, чтобы встретиться с твоим приемным отцом...

И убить его.Но Чжи-Ган не произнес эти слова вслух. Утром, после страстных ночных поцелуев и нежных ласк, ему обычно снова приходилось возвращаться к своим обязанностям — уничтожать опиум, наказывать предателей и совершать убийства.

Крепко сжав губы, Анна продолжала вертеть в руках грязную щетку.

— Я поеду в Англию, к моей семье, — сказала она.

— Конечно, — спокойно произнес он, но его лицо при этом стало мертвенно-бледным. — Куда же еще ты можешь податься?

— Никуда. — Анна с грустью покачала головой. Ей больше и в самом деле некуда было ехать.

Чжи-Гану снился сон. Ему снилось, что он стоит посреди гостиной в публичном доме и рассматривает «цветочки». Вся комната была заполнена сладковатым опиумным дымком. Он услышал, как какой-то клиент застонал от наслаждения, и представил, что в этот момент чувствовала проститутка, с которой он развлекался. По ее лицу текут слезы, и она отворачивается, чтобы мужчина не заметил их. Чжи-Ган видел это так ясно, как будто все происходило наяву, хотя и понимал, что он спит.

Чжи-Ган шагнул в темноту и удивился тому, что ему легко дышится в этом густом тумане. Пристально всматриваясь в полумрак, он прошел в заднюю комнату и увидел то, что и предполагал увидеть: содержательница борделя покупала молоденькую девочку. Девочка эта была напугана до полусмерти и отчаянно сопротивлялась. Это была его маленькая сестра, которую пытались выволочь из комнаты. Он вздрогнул, услышав ее пронзительные крики, гулким эхом отдававшиеся в его голове.

Каждый раз, когда ему снился этот сон, именно в этом месте он доставал свои ножи и спасал сестру. Она с благодарностью бросалась к нему в объятия, и он уводил ее домой. Однако домой они так и не попадали. Чжи-Ган приводил ее в другой сад наслаждений, где ее снова забирали у него и продавали. И он снова спасал ее, оказываясь в другом доме. Затем опять все повторялось, продолжаясь до тех пор, пока он не просыпался в холодном поту.

Только не сейчас. Он больше не увидит этот кошмарный сон. Он решил изменить свой сон, хотя понимал, что по-прежнему спит. Но никаких перемен не произошло, хотя он страстно хотел этого.

И вот Чжи-Ган снова достал свои ножи, чтобы в очередной раз попытаться спасти сестру. Неожиданно для себя он вдруг увидел другую женщину. Это была Анна, одетая, как дорогая проститутка. На ней было великолепное шелковое платье, обтягивающее ее тугие, полные груди и подчеркивающее красивые длинные ноги. Ее губы были накрашены ярко-красной помадой. Он видел, что она взяла в рот трубку с опиумом и блаженно закрыла глаза, наслаждаясь курением. Чжи-Ган почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и еще крепче сжал рукоятки своих ножей, угрожая убить всех, кто находился в комнате. Кроме девушек, конечно. Он слышал крик своей сестры и знал, где она сейчас находится и как ее можно спасти. Чжи-Ган не сомневался, что с легкостью выбьет трубку из рук Анны, раздавит ее ногой, а потом заберет любимую женщину из борделя. Даже во сне он сознавал, что ему под силу справиться с этим.

И все-таки он ничего не сделал. Его сестра продолжала кричать, Анна по-прежнему курила опиум, а он опустил свои ножи, потому что они стали тяжелыми, как камни. Такими тяжелыми и такими большими, что он просто не мог их поднять. Он бросил их на пол в кровавую лужу и направился к двери. «Что ты делаешь? — мысленно спросил он себя. — Спаси их!»

Тот Чжи-Ган, который ему сейчас снился, лишь пожал плечами и пристально посмотрел на него. Все это просто плод его воображения, но такова была красота и ужас ночного видения.

— Мои ножи слишком тяжелые, — сказал воображаемый Чжи-Ган.

— Но им нужна твоя помощь! — закричал Чжи-Ган. — Ты им нужен.