Чжи-Ган почувствовал, что его душа наполняется гневом. Ярость захватила его так же быстро, как и любовная страсть. Он крепко сжал руки, его лицо потемнело от злости.

Это состояние было хорошо знакомо ему. Так всегда происходило по утрам, когда он смотрел на лежавших под ним женщин. Но, посмотрев на Анну, он вдруг понял, что сейчас все его чувства были еще сильнее и откровеннее, чем обычно. Он не смог бы противиться им, даже если бы от этого зависела его жизнь. Но в то же время он не смог бы беспричинно наброситься на нее и обругать.

— О чем ты думаешь? — спросила Анна. Ее слова словно подстегнули Чжи-Гана, всколыхнув в нем жгучую ненависть.

Злясь на самого себя, а не на женщину, Чжи-Ган попытался скатиться с нее, но она опередила его. Анна так крепко обхватила его ногами, что он не мог даже пошевелиться.

— Ты не уйдешь, пока не ответишь на мой вопрос. О чем ты сейчас думаешь? — настойчиво повторила она.

— О том, что скорбные вопли вдов просто сводят меня с ума, — сказал он. Женщины действительно проплакали всю ночь, но и теперь, когда наступило утро, продолжили свое печальное занятие.

Она покачала головой.

— Зачем ты лжешь мне?

Он рассматривал ее белую кожу. В утреннем свете она казалась почти бледной, и Чжи-Ган отчетливо видел голубоватые прожилки вен. Подняв голову, он заглянул в ее круглые карие глаза.

— Ты не та, за кого себя выдаешь, — внезапно произнес он и удивился своим словам. Он намеревался сказать совсем другое.

— Я для тебя ничего не значу. Так, обычная белая пленница. Женщина, которой нужен был опиум, но вместо него она получила вот это... — В голосе Анны не было злости. Похоже, ее что-то беспокоило. — До этой минуты я даже не вспоминала об опиуме, — призналась она, и на ее губах появилась радостная улыбка. — Совсем не вспоминала, — добавила она и сморщила свой прелестный носик. — Но я не думаю, что отец Томас одобрит такую замену.

Все-таки она — странное существо. Ее мысли скачут друг за другом, не подчиняясь никакой логике. Еще минуту назад его это забавляло. Но сейчас ему показалось, что это... Чжи-Ган застонал и боком упал на матрас, наполовину придавив ее своим телом. Он еще ни разу не смог предугадать, что она скажет или сделает, и поэтому ему всегда было с ней интересно.

Анна повернулась вместе с ним, продолжая крепко держать его ногами. Однако он не чувствовал себя пленником. Даже его злость слегка поостыла.

— Эти рыдающие женщины когда-нибудь замолчат? — пробормотал он и выругался.

Она предпочла не отвечать и только после довольно продолжительной паузы заметила:

— Ты злишься, потому что я не та женщина, которая тебе нужна. Со мной можно провести ночь и утро, но не более того...

— Не читай мне нотаций, женщина! — крикнул он и уткнулся лицом в матрас.

Похоже, его злость ее удивила, и она замолчала. Затем, тяжело вздохнув, Анна пожала плечами.

— Ты говоришь прямо в простыню. Я не понимаю тебя.

— Не читай мне нотаций, женщина, — медленно и четко повторил Чжи-Ган, приподняв голову. Теперь его слова уже не имели первоначального эффекта, но он понимал, что сморозил глупость. Она не читала ему нотаций. Только Цзин-Ли иногда пытался этим заниматься, но его друг всегда умел выбирать для этого подходящий момент.

— Значит, у тебя такая вот привычка? — удивленно спросила Анна, внимательно рассматривая его с головы до ног. — Ты всегда просыпаешься в дурном расположении духа?

— Да, — злобно прорычал Чжи-Ган и нахмурился, осознав, что так оно и есть на самом деле. — Да, всегда.

Она кивнула, как будто ничего другого и не ожидала услышать.

— Утром, когда я просыпаюсь, у меня нет других мыслей, кроме как об опиуме. И это меня всегда злит, — сказала она и нахмурилась. — Какая женщина тебе нужна?

Чжи-Ган вспомнил прелестное личико маленькой девочки. Личико, перекошенное от страха и ужаса; по нему ручьем текли слезы, оставляя светлые полоски на грязных щеках. Он постарался изгнать из памяти это видение, однако не смог удержать в повиновении свой язык. Ему было так легко с этой женщиной, что он высказывал свои мысли вслух, даже не понимая, как это происходит.

— Девочка. Моя сестра.

Она в ужасе отшатнулась от него.

— Ты хочешь заниматься этимсо своей сестрой?

— Нет! — воскликнул Чжи-Ган и, надавив на колени Анны, оттолкнул ее от себя. У нее не хватило силы удержать его, поскольку он, невероятно взволнованный, действовал очень грубо и резко. — Нет! — снова закричал он и замолчал. — Ты... это... — пробормотал он после долгой паузы и потер рукой заросший щетиной подбородок. Казалось, он хотел привести свои мысли в порядок. — Ты отвлекла меня, и я забыл о том, что собирался сделать. Я хочу найти свою сестру, а это... это все только отвлекает меня от поисков.

— А я думала, что нынешней ночью ты собирался отвлечь именно меня, — с грустью произнесла Анна.

Он вполне заслужил подобный упрек. Этой ночью он думал не головой, а своим драконом. Утром все опять встало на свои места. Он должен ехать в Шанхай.

Чжи-Ган тяжело поднялся с кровати. Холодный утренний воздух взбодрил его обнаженное тело. Расправив плечи, он начал заниматься утренней зарядкой. Его движения были быстрыми, но в то же время плавными. Он старался неукоснительно соблюдать режим, чтобы поддерживать себя в хорошей физической форме. Иначе он просто не сможет управляться со своими огромными ножами. После многолетних тренировок все его движения были отработаны до автоматизма.

Но сегодня все было как-то по-другому. Сегодня на него смотрела Анна, и он, занимаясь утренней гимнастикой, работал с удвоенной силой — имитируя сильные удары руками, растягивая ноги и даже энергично взмахивая воображаемыми клинками.

— Где ты научился этому? — поинтересовалась она, когда он перешел ко второй части своих упражнений.

— В Пекине. Там я научился всему.

— Но ведь ты родился в этой деревне, не так ли? Ты, как я поняла, даже жил здесь довольно долго...

Теперь ему было легко отвечать на ее вопросы. Пока он разговаривал с ней, одновременно занимаясь утренней зарядкой, его злость улетучилась, а вместе с ней и плохое настроение.

— Да. До тех пор пока отец не научил меня всему, что знал сам. Я уехал отсюда, когда мне было десять лет.

— А сейчас ты собираешься поехать в Шанхай, чтобы найти там свою сестру?

— Да.

— Как ты потерял ее?

В этот момент Чжи-Ган как раз поворачивался на пятках, опуская плечи перед тем, как сделать один очень сложный поворот, который он великолепно выполнял еще с пятнадцати лет. Услышав ее вопрос, он почувствовал, что у него сжался живот. Он сбился с ритма и потерял равновесие. Ему удалось удержаться на ногах, однако все это привело его в ярость. Покой Чжи-Гана снова был нарушен, и он крепко сжал кулаки, словно действительно держал в руках ножи.

Он бросился к ней, высоко подняв руки, как будто собирался разрубить ее своими ножами. Анна же видела только его огромные кулаки у самого лица. Однако она не закричала, не убежала и даже не вздрогнула. Просто спокойно лежала на кровати и смотрела на него. Она и глазом не моргнула, увидев, как его кулаки приблизились к ее шее. Они теперь находились от нее на расстоянии вытянутого клинка.

Она презрительно усмехнулась.

— Этой ночью ты узнал мою самую большую тайну. То, что мучило меня, мешая спокойно жить, — ровным голосом произнесла она. — Я рассказала тебе о том, что совершила и почему хочу унестись в мир грез. — Анна тяжело вздохнула. — Теперь ты знаешь, что я принимала опиум только для того, чтобы забыться. — С этими словами она обхватила руками его кулаки и продолжила: — У тебя тоже есть своя тайна, своя боль, которая гложет тебя, отравляя тебе жизнь и делая тебя злым и раздражительным. Иногда тебе удается скрыть ее. Скорее всего, тогда, когда ты над чем-то задумываешься или преследуешь преступника. Но мне кажется, что ты такой же наркоман, как и я. Мы оба с тобой хотим забыться и не думать об этой нашей тайной боли.