— Зачем? — удивился Алексей.
— Фронтовики обычно очень хорошо помнят землю, на которой в бой шли. Надо установить место расстрела. Это очень важно, без этого невозможно даже предъявлять обвинение бывшим карателям, когда мы их отыщем.
Алексей отправился в областной Совет ветеранов. Пожилые люди, орденские планки которых внушали уважение, внимательно выслушали Алексея, принесли карту области, уточнили по ней, где находятся Адабаши, попросили заглянуть через несколько деньков. Однако когда Алексей снова пришел к ветеранам, ничем обнадежить они не смогли. Наши войска действительно вели здесь кровопролитные бои, но среди ветеранов области не было никого, кто бы в них участвовал. Один из ветеранов подал совет:
— Обратитесь в партийный архив. — И, заметив, что молодой лейтенант не понимает, зачем это надо делать, терпеливо, по-стариковски назидательно объяснил: — Видите ли, молодой человек, в начале войны я был секретарем райкома КП(б)У. Помню, пришли ко мне военные. Враг близко, говорят они мне, не сегодня завтра война докатится и сюда, к вам. Я это и сам понимал, уже шла эвакуация, стада угоняли на восток, в глубокой тайне готовили базы для партизанской войны, отбирали для нее стойких людей.
Ветеран примолк, то ли задумался, вспоминая свою молодость, то ли хотел убедиться, что молодой лейтенант слушает его внимательно и ему понятно, о чем идет речь.
— Дни это были страшные, доложу я вам. Все в них смешалось — мужество и трусость, вера в победу и паникерство, золотой цвет богатейшего урожая и горький дым близких пожаров. Представляете, я каждый день встречался с десятками людей и все думал: кто из вас уцелеет, выживет, мои дорогие, а кому суждено голову сложить за Отчизну?
Алексей слушал ветерана и тоже думал о том, какими мелкими и ничтожными становятся иные из нынешних треволнений, если посмотреть на них с высоты великих испытаний, которые выпали в прошлом на долю страны. И как быстро склонны мы забывать то, что не имеем права забыть, сколько бы лет ни прошло, как легко позволяем ничтожным субъектам обделывать свои ничтожные делишки в нашей нынешней жизни, доставшейся нам такой тяжелой ценой. Вот, к примеру, окружение Геры… «Дело», видите ли, у типа, которого ей навязывают в мужья. «Дело» — воровство, разложение, на рубль зарплаты — украденная десятка. И ведь процветают, летают по субботам в Сочи или на Рижское взморье, покупают на ворованное те блага, которые пока недоступны честному человеку. Чем такой ворюга отличается от труса и предателя времен войны? Надо будет поговорить об этом с Никитой Владимировичем, а то как бы совсем не запутаться.
— Вы слушаете меня, товарищ Черкас? — неожиданно спросил ветеран, прервав свои воспоминания.
— Конечно! Просто попытался представить то время. Ваше время… Продолжайте, пожалуйста.
— Знал я и то, что район придется оставлять врагу. Партия, — он пристально взглянул на Алексея удивительно живыми глазами, — в те отчаянные дни поставила перед нами задачу: строить оборонительные рубежи, копать противотанковые рвы, окопы, траншеи, помочь армии остановить врага. Райком поднимал на это дело народ. Технику колхозную использовали, а перед самым приходом супостатов сожгли ее, уничтожили. Да-да, врагу мы ничего не оставили. Так вот, военные и дали мне схему линии обороны, с грифом «совершенно секретно». Она была нужна хотя бы для того, чтобы знать, где и что копать. Схема была в делах райкома, и вместе с другими документами ее вывезли во время эвакуации. Я ее уже после войны нашел в архиве — документ истории… Понимаете, молодой человек? И в вашем случае соответствующие документы могли сохраниться, если, конечно, обстановка не сложилась так, что пришлось их немедленно уничтожить.
Ветеран был еще крепким человеком, годы потрепали его, но сладить с ним не смогли — он выглядел бодрым, полным энергии, искренне старался помочь Алексею советом.
— Дельное предложение, — одобрил Устиян, которому Алексей доложил о своем визите к ветеранам.
Несколько дней Алексей проработал в партархиве. К сожалению, дела интересующего его райкома не сохранились, были уничтожены в связи со стремительным наступлением немцев. Алексей представил себе, как это было: ночь, дальняя канонада, грузовик с заведенным мотором ждет райкомовских работников, подбросит их к лесному массиву, а дальше уже пойдут они к заложенным базам, начнут свою партизанскую жизнь. Ждет их грузовичок, а они листик за листиком сжигают документы, и сажа черными хлопьями кружится в свете костра.
Но он не считал, что потерял время. Хранящиеся документы рассказывали о невероятном напряжении первых месяцев войны, мужестве людей, о том, как коммунисты поднимали народ на священную войну с захватчиками.
«Слушали: о возможной оккупации района гитлеровскими войсками. Постановили: коммунисты колхоза в любой обстановке выполнят свой долг до конца. Считать, что долг выполнен только в том случае, если коммунист убьет хотя бы одного захватчика».
Так гласила выписка из заседания бюро одного из райкомов КП(б)У.
Еще одно решение:
«Слушали: о переходе партийной организации к подпольной борьбе.
Постановили: считать оставшихся в районе коммунистов и комсомольцев ядром партизанского отряда «Мститель». Одобрить предложение бюро по формированию отряда…»
При чтении таких документов словно бы вставало то далекое время, когда не было у людей иных мыслей — только о том, чтобы выстоять и победить.
Он встретил в архивных делах и такой документ:
«Решение народного схода села Ключевое.
Рассмотрев на народном сходе обвинения, предъявленные старосте Демчуку Г. П. в измене Родине, мародерстве, издевательстве над односельчанами, в доносах оккупантам на скрывающихся активистов Советской власти, постановили:
По всем пунктам предъявленных обвинений признать Демчука Г. П. виновным и приговорить к высшей мере наказания.
Повесить изменника Родины немедленно».
И повесили его немедленно, о чем свидетельствовала приписка на этом документе. В делах партизанских отрядов — а их на территории области действовало несколько — было немало приговоров предателям Родины, «гнусным живодерам», как говорилось в одном из них.
Когда Алексей уже потерял надежду найти хоть что-нибудь, имеющее прямое отношение к розыску, который он вел, внимание его привлек документ, в уголке которого была помета: «Исполнить не удалось». Это тоже был партизанский приговор, подписанный тремя лицам: командиром, комиссаром партизанского отряда «Мститель» и секретарем подпольного райкома партии. «Мститель» был отрядом, в котором воевали Егор Иванович и Ганна. Он действовал, на севере области, вдали от Адабашей, часто уходил в дальние рейды, материалы о нем были рассеяны по архивам ряда областей, это Алексей знал. Но по каким-то причинам пожелтевший листок бумаги, вырванный из колхозной конторской книги, оказался именно здесь, в их архиве. Такие случайности называются везением.
Приговор был вынесен обер-лейтенанту (фамилия неизвестна) по кличке Ангел смерти. Этот изменник, говорилось в приговоре, принимал участие во многих карательных акциях гитлеровцев, лично расстрелял десятки людей, садистски пытал захваченных партизан и коммунистов. Назывались села, в которых он свирепствовал, фамилии партизан и подпольщиков, расстрелянных палачом. Он являлся, прочитал далее Алексей, ближайшим помощником и сторожевым псом начальника подвижной зондеркоманды, зашифрованной под названием «Восток». В задачи этой команды входило молниеносное уничтожение действительных или возможных очагов партизанского сопротивления.
Алексей снял копии с этого и ряда других документов, познакомил с ними майора Устияна.
— Видите, а вы говорили, что нет никаких следов. — Никита Владимирович был доволен работой. — Вот и появился следочек, который и на тропинку может вывести. Скажите, а вам не скучно рыться в старых архивных делах, ворошить, то, что давно стало прошлым?