— Пришло какое‑то чудовище с зелёным брюхом и съело местного кузнеца, — пояснил Терлин, — вроде и не нежить поёт, но песня уж очень жуткая! Они сначала пели, что этот кузнец сначала был маленький, а перед тем как его съели — позеленел! Я так понимаю, что он совершенно утратил человеческий вид!

— Это как? — спросил ещё один проснувшийся ватажник, от дразнящего запаха поднялись уже все. А неизвестные, видно решив на людей нагнать ещё больше страха, снова затянули свою жуткую песню про позеленевшего и съеденного кузнеца. Сейчас этих невидимых певцов стало лучше слышно, хотя слова разобрать по–прежнему было трудно. Проснувшиеся ватажники не только прислушивались, но и принюхивались.

— Похоже, они его ещё не съели, а только жарят, — один из ватажников, похожий на орка, втянул ноздрями воздух.

— Кого жарят?! — спросил дрожащим голосом, пугливо озираясь, Гастон.

— Кого, кого! Кузнеца! Поймали и жарят! — ответил тот же ватажник, видно чувство голода у него пересилило чувство страха, потому что произнесено это было с завистью. Неизвестные, словно услышав, перестали петь, да и запах пропал.

— Всё, съели! — подвёл итог ватажник.

— А ты, Тором, что, хотел бы к ним присоединиться? — Подначил этого ватажника один из его товарищей. Тором вздохнул и ответил:

— Голод не тётка, если припечёт, не то что позеленевшего кузнеца съешь, а и наковальню обглодаешь!

— Ну, мы же не орки! — с укоризной заметил товарищ Торома, а тот обиделся, он был хоть и нечистокровным, но всё же больше орком, чем человеком:

— Ты что? Считаешь, что орки едят людей?

— А кузнецов? — с ужасом спросил Гастон, он решил, что Тором вполне может от голода съесть кого‑нибудь из своих товарищей, раз он так увлечённо рассуждал о вкусовых качествах людей, конкретно — кузнецов!

— Не станет Тором есть кузнеца, ведь он же испортился! Зелёным стал! Видно, протух. А вот свежатинки виде перепуганных… — под общий гогот продолжил ватажник, глядя на перетрусившего Гастона. Голоса затихли, запахи пропали, опасность исчезла, если она вообще была, теперь такими шуточками люди сбрасывали напряжение.

— А ну тихо! До рассвета ещё час! — повысил голос Гатам, оглядев притихших подчинённых, он как старший ватаги скомандовал:

— Гастон, на пост! Подежуришь, всё равно от страха не заснёшь, а так хоть какая‑то польза будет!

А за камнем, разгораживающем драконью пещеру, рыжая девочка сожгла остатки завтрака в камине. Ирэн пришла к Листику ещё вчера вечером, но по обыкновению зашла в пещеру не через главный ход, он почти всегда был загорожен большим камнем, а через узкий лаз, который начинался выше по склону и был незаметен от основного входа в пещеру. Лаз начинался в густых зарослях, и оттуда, что делается у пещеры, тоже не было видно. Ирэн пришла к Листику, передать девочке просьбу Марты — собрать очень редкие травы, растущие высоко в горах на отвесных скалах. Туда мог добраться только летающий дракон. Вот теперь, встав пораньше, девочка и девушка собирались отправиться в путь. Листик хотела, после того как отнесёт Ирэн с собранными травами к домику Марты, ещё раз слетать в горы поохотиться. Надо ли говорить, что запах завтрака — жареного козлиного мяса — просочился сквозь щели между камнем–дверью и стенами в первую пещеру. Ну и песню, которой подруги сопровождали свои приготовления к вылазке в горы, хоть и плохо, но было слышно в первой пещере.

Проснувшись утром, Гатам увидел, что караульного нет на обычном месте. Караулил сегодня Гастон, вполне могло быть, что этого молодого и неопытного ватажника утащил‑таки ночной хищник или ещё какая неприятность случилась. Но могло быть и так, что хищник, съевший непутёвого стража, затаился в надежде ещё кого‑то прихватить. Гатам тихо разбудил остальных, и ватажники, вооружившись, со всеми предосторожностями двинулись на поиски. Выйдя из пещеры, люди услышали тихую мелодию, доносившуюся из леса. Кто‑то играл на дудочке.

— Похоже, что Гастона не только съели, но ещё и завладели его дудочкой, он её позавчера полдня выстругивал, — хрипло произнёс один из ватажников. Максимально осторожно отряд углубился в лес. У большого ручья из которого брали воду, внимательно осматривавшийся, медленно идущий впереди Терлин остановился и сделал знак: тихо подойти к нему. Удивлённым людям открылась необычная картина — на коряге сидел Гастон и играл на дудочке. Перед ним на камнях, выступающих из воды, сидели и две русалки, и Листик! Золотистая кожа девочки, как и зеленоватая русалок, блестела капельками воды, словно они только что вынырнули из речки. Рыжая девочка, заметив ватажников, сделала страшные глаза и жестом показала людям, чтоб те молчали. Когда Гастон доиграл, русалки без всплеска скрылись под водой. А девочка поманила боящихся пошевелиться людей за собой. Возвращаясь к пещере, но другой дорогой, и выйдя немного сбоку от входа, люди увидели большой стог душистого сена.

— Вот, это лошадкам. Им же кушать хочется, а у вас все припасы кончились! — нарушила тишину девочка.

— Кто бы о нас позаботился! — произнёс один из ватажников.

— Ага, — кивнула девочка и показала за стог, там лежала большая туша горного козла.

— Откуда это?.. — начал Гатам, но рассматривавший что‑то на земле, даже вставший на колени, Терлин поражённо произнёс:

— Дракон! Здесь был дракон! Только вот какой‑то маленький и следы странные, но это дракон! Лапы и когти! Не далее как полчаса назад!

— Ага, — кивнула девочка, — прилетел, увидел, что его пещера занята, заплакал и улетел!

— Как заплакал?! Как улетел?! Куда улетел?!

— Заплакал горючими слезами, вот такими! — Девочка широко развела руки, показывая, какими большими слезами плакал дракон. Люди смотрели на девочку круглыми от удивления глазами, а она, польщённая таким вниманием, продолжила обстоятельно отвечать на вопросы: — Ага, заплакал горько, горько и полетел, махая крыльями и шевеля хвостом, вон туда полетел, в горы. Сказал, что там по скалам козлы прыгают. Только прыгают и чужих пещер не занимают! Вот!

Хихиканье из кустов сопровождало слова девочки, оттуда выглядывали веселящиеся русалки.

— А это что? — спросил Гатам, показывая на сено и тушу козла.

— Ну вот, непонятливые какие! Я же сказала — сено лошадкам! Они же у вас голодные! А козёл… Дракон сказал, что это вам. Чтоб сено у лошадок не забрали, а то кто вас знает, может, вы не только чужие пещеры занимаете, а и сено у бедных лошадок отнимаете. Ага?

Выпученные глаза и отвисшие челюсти — такова была реакция на речь Листика, а она, ткнув пальцем в ватажника обычно кашеварившего, сказала:

— Бери давай! Ты говорил, что умеешь готовить жареное мясо так, что пальчики оближешь. Вот и проверим, будут ли после твоей готовки пальцы облизывать?

Мяса было много, и оно было очень вкусным, все ели, пока не наелись. Нет, ватажники ещё не голодали, просто ограничили свой рацион. Опять же — сухари и старая солонина не та еда, которую можно есть, наслаждаясь самим процессом поедания. Гатам немного повеселел, этого мяса, неизвестно кем принесенного, не могла же девочка сама притащить тушу архаруса, впятеро превосходящую её размерами, должно хватить ещё на пару недель. Значит, засаду можно не снимать, может этот дракон всё‑таки прилетит?

— Странно, очень странно, — вслух размышлял Терлин, — дракон здесь был и не взял мясо. А он здесь был — это точно!

— Может, это он мясо и принёс? — спросила девочка.

— Нет, Листик, — ответил старый охотник, — дракон никогда не пройдёт мимо куска мяса, обязательно съест! Но драконы хитрые звери, если мясо отравлено или является приманкой в ловушке, тогда дракон его не тронет. Но здесь же ничего подобного: было свежее мясо и был дракон!

— Ага! — кивнула девочка. — Ещё было сено. Может этот дракон сено ест? Хотя в этом случае он это сено съел бы. А–а–а! Я поняла! Это мясо — ловушка! Дракон поставил ловушку на вас! Вот! А мясо это приманка!

— Ну, это слишком хитро для дракона, а потом я проверил это мясо магическим амулетом, если бы оно было отравлено или…