— Выслушивать этих типов? Вот еще!

— Но в чем заключается их преступление?

— Дурацкий вопрос! Они хотели прикончить Олд Уоббла! — выпалил Сэм.

— У вас есть доказательства? Или обвиняемые признались? Можете ли вы вообще утверждать, что это команчи и что они преследовали мистера Каттера?

— Да разве вы не замечаете боевой раскраски на их физиономиях?

— Это не доказательство. Даже я, при всей моей неопытности, понимаю такую простую вещь.

— Ничего вы не понимаете и ничего не знаете!

— Ну почему же? К примеру, я знаю, что пленник и его жизнь принадлежат победителю, и никому другому. Кто из присутствующих станет утверждать, будто он одолел и связал этих индейцев?

— Хватит болтать чепуху! Оба краснокожих негодяя принадлежат нам, если только вы не потрудитесь сказать, куда подевался их таинственный победитель.

— С удовольствием сообщу вам это, мистер Паркер. Тот, о ком вы говорите, не прячется, и его легко увидеть.

— Где же?

— Здесь.

— Ну так покажите его, черт возьми! — потребовал Сэм.

— Он перед вами. Я к вашим услугам, мистер Паркер.

— Вы? Гром и молния! Вы утверждаете, будто сами, то есть собственноручно, справились с двумя команчами?

— Да.

— Но это же просто смехотворно! Такой выдумкой вам их не спасти. Пусть всякий назовет меня в глаза желторотым новичком, если вы сумеете побороть кого-нибудь из них.

— Ох, не зарекайтесь, мистер Паркер!

— Да вы хоть представляете, о чем говорите? Скрутить здоровенного команча — такое по силам разве что Олд Шеттерхэнду! И вы еще хотите в чем-то меня убедить?

— Не убедить, а показать. Смотрите! — Я встал и, схватив Паркера за пояс одной рукой, поднял его высоко в воздух. Держа нашего предводителя на весу, я крутанул его несколько раз, отчего он испуганно охнул, а затем осторожно поставил на землю.

— Теперь вы удовлетворены, мистер Паркер? Или надо еще показать, какое действие оказывает мой кулак, придя в соприкосновение с чьим-нибудь черепом, например, с вашим?

Сэм только беззвучно разевал рот и явно затруднялся с ответом. Но как раз в эту минуту один из команчей воскликнул на неплохом английском:

— Шеттерхэнд! Это Олд Шеттерхэнд! Так я и думал! — Очевидно, он разглядел мое лицо, когда я вышел из тени к костру.

Я повернулся к индейцу:

— Пленный воин знает меня?

— Да.

— Где ты меня видел раньше:

— В лагере вождя То-Кей-Хуна, у команчей-ракурроев. Жизнь сына великого вождя была в твоих руках, но ты не стал его убивать.

— Все правильно. Ты хорошо говоришь на языке бледнолицых, а значит, понял те слова, которые были произнесены здесь?

— Да.

— Ты слышал, что вас обоих приговорили к смерти?

— Да, мы это слышали. И мы слышали, как Олд Шеттерхэнд старался сохранить нам жизнь.

— Он делает это всегда. Я друг всех краснокожих племен и потому скорблю, узнав, что кем-то из них вновь вырыт топор войны. Вы можете победить бледнолицых раз или два, но это лишь ускорит вашу окончательную гибель. А я не хочу, чтобы умирали индейцы.

— Мы воины и не боимся смерти.

— Мне известна храбрость команчей, но все же жизнь лучше, чем смерть. Да и для вас будет мало чести, если племя узнает, что два воина были захвачены бледнолицыми в плен без боя, а потом расстреляны. От твоих ответов зависит, смогу ли я подарить вам жизнь. Как зовут вашего вождя?

— Вупа-Умуги (Большой Гром), никто и никогда не победил его.

— Где стоят палатки вашего лагеря?

— Этого я не скажу.

— Ваши воины вышли на тропу войны?

— Да.

— Сколько их?

— Не скажу.

— Где они теперь?

— Не знаю.

— На кого вы собираетесь напасть?

— Не скажу.

— На карту поставлена твоя жизнь, но ты предпочитаешь смерть предательству. Это не может не понравиться любому смелому человеку, в том числе и мне. Ты настоящий воин. Возвращайтесь домой и скажите своим вождям и всем воинам-команчам, что Олд Шеттерхэнд умеет ценить преданность и храбрость.

Я разрезал ремни, связывавшие обоих пленников. Тот, с кем я разговаривал, спросил:

— Олд Шеттерхэнд сказал, что нам надо уходить. Значит, мы свободны?

— Да.

— Мы можем идти, куда захотим?

— Да.

— А что будет с нашим оружием и лошадьми?

— Вы получите их обратно. Я не вор и не захватчик чужого добра.

— Так! Будете ли вы преследовать нас, чтобы узнать, куда мы направляемся?

— Нет, не будем. Порукой в том мое слово.

— Я знаю, что Олд Шеттерхэнд никогда не нарушает своего слова. Он самый благородный из бледнолицых, и мы расскажем об этом всем, когда вернемся к нашим вигвамам.

— Есть множество бледнолицых, которые думают и поступают так же, как я. Вот ваше оружие, а вон там стоят ваши лошади. Уезжайте! Но знайте, что мы будем охранять этот лагерь. Если вы останетесь поблизости или попробуете вернуться и выслеживать нас, вас встретят пули.

— Мы поедем вперед, не оглядываясь. Хуг!

Во время нашего диалога ни один из белых не проронил ни слова. Но тут Сэм Паркер не выдержал и подал голос:

— Вы это серьезно, сэр? — спросил он у меня.

— Конечно.

— Вы действительно хотите отпустить их?

— Ну да.

— Ради Бога, поймите меня правильно, сэр, но это будет ошибкой, такой ошибкой, которая…

Я постарался напустить на себя строгий вид и прервал его:

— Мистер Паркер, вы, кажется, поняли наконец, кто я такой?

— О, да! — благоговейно произнес Сэм.

— Не нужно еще раз доказать вам, что я не тот идиот, каким вы считали мистера Чарли?

— Нет, сэр, что вы!

— Тогда и не указывайте мне, Что следует делать, а чего не следует. Даже много лет назад вы не годились бы мне в советчики. Может, вы и обладаете немалым опытом но человек, который принимает за извозчичью клячу моего Хататитлу 19, не способен подсказать ничего дельного. Хватит!

И я отвернулся от пристыженного Паркера. Разумеется, я устроил ему эту выволочку не потому, что во мне взыграло уязвленное самолюбие, а в чисто практических целях. Нам еще предстоял совместный долгий путь и, возможно, нелегкие испытания. А я уже изучил характер Сэма Паркера и понимал, что его бахвальство и самоуверенность могут довести нас до беды. Поэтому я решил воспользоваться случаем и сбить с него спесь.

Команчи взлетели в седла, кивнули мне на прощанье и ускакали прочь. Это было слишком даже для Олд Уоббла, до сих пор молчавшего, хотя он, вне всякого сомнения, не слишком-то одобрял мои действия.

— Негодяи! — проворчал старик, поглядывая вслед исчезнувшим врагам. — Попались бы вы мне в руки! Не думаете ли вы, мистер Шеттерхэнд, что обошлись с ними чересчур мягко?

— Нет, мистер Каттер, не думаю.

— Не стану спорить; вы, конечно, понимаете, что делаете и почему. Но все-таки вам не следовало давать им никаких обещаний, а выследить эту парочку просто необходимо. Если мы хотим освободить Шурхэнда, надо же нам узнать, где он!

— А я уже знаю это, мистер Каттер. Я подслушал разговор индейцев за минуту до того, как напал на них. Шурхэнда увезли к Голубой воде, Саскуан-куи.

— Отлично, но мне это название ничего не говорит. Вы знаете, где это?

— Да, я был там два раза.

— Но ведь, вернувшись, они доложат обо всем своему вождю, и нас будет поджидать целое племя!

— О нет! Разве я тогда отпустил бы их! Нет, сэр, я не настолько глуп. Вспомните: я ни разу не упомянул имени Шурхэнда — наоборот, спросил у них, с кем они воюют. У индейцев нет никаких оснований полагать, что я знаю об истории с Шурхэндом, а стало быть, им нечего и тревожиться. Верьте слову, мистер Каттер, ошибки здесь не было. А отпустить их все равно следовало так или иначе. Пользы нам от пленных никакой, а хлопот с ними много. Но и одобрить их казнь я тоже не мог.

— Да, сэр, вы правы, this is clear. Но уверены ли вы, что они не вернутся и не попробуют подобраться к нам вновь?