— Машалла! Машалла! — громко закричал мужчина, пугливо посматривая на меня и подзывая лошадь.

— Ты что кричишь? — спросил я.

— Ты все это знаешь?

— Да.

— И как же далеко от нас Солнце?

— Около двадцати миллионов миль.

— И мы вокруг вертимся?

— Естественно.

— И вес знаешь?

— Очень приблизительно. Могу ошибиться на миллион центнеров.

На его лице отобразился ужас. Он даже лошадь остановил.

— Господин, я однажды был в Стамбуле и разговаривал с одним ученым дервишем, а тот в свою очередь беседовал с иностранными мудрецами. Он клялся мне Пророком и его бородой, что солнце и звезды не так мелки, как кажется, а намного больше Земли. Они кажутся такими маленькими, потому как далеки от нас. Я тогда страшно испугался. А ты, выходит, даже знаешь это расстояние. И Луну знаешь?

— Само собой!

— Ну и как далеко она от нас расположена?

— В восьмидесяти шести тысячах турецких агачей.

— О аллахи, валлахи, диллахи!37 Как мне страшно, эфенди!

Нас нагнал Халеф, остановился рядом и спросил:

— О, мой сиди знает много больше, намного больше. Он знает, что есть звезды, которые мы не видим, а есть такие, какие мы видим, а их уже и нет вроде. Он сам мне об этом рассказал. Я, правда, забыл, ибо моя головка слишком мала для столь многих солнц и звезд.

— Это все так? — вскричал турок.

— Да, спроси его сам.

Тут хозяин постоялого двора уронил на колени поводья, поднял руки на уровень лица и растопырил пальцы в мою сторону. Так делают в Леванте, когда пытаются защититься от сглаза или колдовства.

— Нет! — вскричал он при этом. — Я не хочу его спрашивать. Ничего не хочу больше знать. Да хранит Аллах мою голову от таких забот и таких цифр! Она расколется, как старая мортира, в которую насыпали слишком много пороха. Поехали лучше дальше.

Он снова ухватил поводья и тронул лошадь, бормоча при этом:

— И он еще называет хаджи лжецом! Да он еще мало про него рассказал!

— Ибарек, то, что ты от меня услышал, на моей родине ведомо любому ребенку!

— Машалла! Спасибо, мне не нужна такая страна, в которой даже дети умеют взвешивать и измерять звезды! Какое счастье, что я родился не в Алемании. Человек, у которого я учился пивоварению, ничего мне об этом не рассказал, и это весьма мудро с его стороны. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Я сказал, что твоя похвала вдвое радует, ибо исходит из твоих уст. Ты был мной доволен, и это вселяет в меня надежду, что я верну свои деньги.

— Если меня не обманывает предвидение, ты получишь их обратно.

— Предвидение! Ты полагаешь, дело выгорит?

— Да, а что?

— Ты как-то твердо говоришь.

— Ты ошибаешься.

— Могу поклясться, что ты знаешь точно. Тот, кто в лесу, поле и пустыне может читать следы людей, которые давно там проходили, знает точно, где лежат мои денежки!

Тут я действительно рассердился. Халеф своими непродуманными выходками который раз ставил меня в щекотливое положение.

— Это тебе тоже Халеф сказал? Он кивнул.

Тут я обернулся к малышу.

— Халеф, ты что отстаешь, поди сюда.

— Что угодно, сиди? — спросил он подобострастно, как пес, который знает, что его накажут, но тем не менее приветливо машет хвостом.

— Нужен курбач, плетка из гиппопотамовой шкуры, и знаешь зачем?

— Сиди, ведь твоего верного друга ты никогда не ударишь!

— Ты ошибаешься, Халеф, я могу наказать тебя. Есть другие виды штрафов, кроме плетки. Я не дам тебе жареной курицы!

Я произнес это гневным голосом. За курятину он мог отдать жизнь.

Но он, смеясь, ответил:

— Сиди, ты себе ничего не оставишь, а мне дашь.

— Молчи! Если ничто другое не поможет, я тебя выгоню.

— Сиди, ты же знаешь, что я побегу за тобой, как собачонка. Я слуга. Мы вместе голодали. Мучились от жажды, мерзли, смеялись и плакали — двоих таких людей невозможно разделить!

Добрый малый был прав: точно знал, что будет, если он затронет эту струну. Мой гнев тут же унялся.

— Но все же, Халеф, нельзя же так заливать!

— А чего такого я, собственно, сказал, сиди? Почему ты так сердишься? Разве я сказал неправду? Не ты ли ел с султаном из одной тарелки?

— Но ведь это вранье!

— Как это вранье? Разве ты не обедал в Стамбуле у кади аскери?

— Но что тут общего с твоими фантазиями?

— Много общего. Разве султан не обедал однажды у кади аскери?

— Официально — нет.

— А тайно? Значит, я прав? И он спокойно мог получить ту же тарелку, что и ты. Халеф знает, что говорит. Ты, как трюфель. Он деликатес и дорого стоит, но прячется под землей, чтобы никто о нем не проведал. Я один тебя знаю, и, когда вижу твое лицо снова приветливым, на сердце моем опять легко и радостно. Аллах приносит тучи, но он же порождает и солнечные лучи. И человек берет то, что дарует ему Аллах.

Конечно, я уже улыбался. Меня сравнили с трюфелем, да еще приплели сюда Аллаха. Мы весело расхохотались. Тучи над Халефом действительно рассеялись.

Мы поскакали дальше. По взглядам турка, брошенным украдкой в мою сторону, и по тому, как он держал свою лошадь, — чуть позади моей, — я понял, что он питает к моей персоне большое уважение. Забавно было убедиться, что он считает меня чудом из чудес.

Лес остался позади, и мы переезжали большой разлом, что давало коням простор для езды. Любопытство турка снова разгорелось.

— Эфенди, — начал он, — сегодня я еще успею вернуться?

— Маловероятно.

— Почему?

— Ты хочешь вернуть свои деньги?

— Естественно.

— Тогда тебе придется задержаться. Сначала нужно негодяев поймать, а уж потом забрать свои деньги.

— Ты знаешь, где они?

— Нет.

— Но хаджи сказал…

— Он не ведает, что говорит. Мне известно лишь, что они укрылись в Остромдже. Там я и буду их искать.

— Так мы спросим кого-нибудь.

— Напрасный труд. Они ни с кем не общаются.

— Вай! Тогда мы их и не найдем!

— Впрочем, один след у меня есть.

— Здесь, на земле?

Добрый человек узнал от Халефа, что я непревзойденный следопыт, и он уверовал в то, что я прямо сейчас все узнаю по отпечаткам на почве.

— Нет, — ответил я и указал при этом себе на лоб. — След, по которому надо идти, здесь. Ты хорошо ориентируешься в Остромдже?

— Да, ведь это ближайший город от моей деревни.

— Там есть гора?

— И довольно высокая.

— И на ней развалины?

— Целый город.

— А что там было?

— Я точно не знаю. Болгары рассказывают, что раньше здесь у них было целое государство, и в этой крепости жили знаменитые на всю страну князья. Потом пришли враги, захватили город и все разрушили.

— Видимо, турки?

— Так полагают некоторые. Другие говорят, что то были греки.

— Нам все равно. На развалины легко подняться?

— Очень легко.

— Это не запрещено?

— О нет. Каждый волен, но немногие отваживаются.

— Почему же?

— Там живут злые духи.

— Ах, так! Стоит взглянуть на них.

— Эфенди, ты часом не рехнулся?

— Часом нет. Я давно мечтал посмотреть на духа поближе. Теперь я рад, что мечта моя скоро исполнится.

— Господин, давай не будем пробовать.

— Нет уж!

— Ты же знаешь, что днем духи не показываются.

— А я и не собираюсь искать их днем.

— О Аллах! Ты собрался взобраться на гору ночью?!

— Именно так.

— Но тогда ты никогда не вернешься. Духи убьют тебя.

— Мне интересно, как это им удастся.

— Не смеши людей, эфенди! Злые духи не станут спрашивать, знаешь ли ты Солнце, Луну, звезды и из какой знатной тарелки ты ел. Они просто свернут тебе лицо на спину, вот и все.

— Ого!

— Да, да!

— И что, бывали такие случаи?

— Еще сколько!

— Наверху, в развалинах?

— Поутру там находили людей, у которых лица оказывались на спине.

— И они еще были живы?

— Как ты можешь такое спрашивать? Когда лицо стоит на спине, шея сломана. Значит, они мертвы.