— А нам это не повредит? — спросила женщина боязливо.
— Да нет же. Я уже сто раз говорил, что мы вершим доброе дело. Держи лопату, Андраш.
Андраш, или Андреас по-нашему, был венгром. Я тут же понял, кто перед нами — старый Властан с женой, сыном и слугой. От этого они не стали симпатичнее. И я решил не только не дать им побеспокоить могилу, но и преподнести хороший урок. Нескольких слов моим спутникам хватило, чтобы те все поняли. Мы прыгнули вперед с криками, каждый — к своей «жертве», а я — к слуге.
— Боже! — завопил тот.
Я швырнул его оземь, прижал за шею и приставил острие к горлу.
— О, я несчастный, теперь все погибло! — закричал он.
Забавно, что человек, свободно владеющий несколькими языками, в минуту смертельной опасности высказывается на родном. Именно так и сделал этот венгр. Я не дал ему времени на размышления.
— Ты и есть вампир? — спросил я.
— Да, — признался тот.
— Ты стал им из мести, что дочь кирпичника не вышла за тебя?
— Да.
— И ты стучал по ночам в окна, изображал духа?
— Да.
Этого признания хватило бы, чтобы убедить всех троих, но я думал прежде всего о сыне Властана. Вряд ли здесь был замешан вампир, поэтому я спросил:
— Ты давал что-нибудь тайно своему господину?
— Пощади! — прохрипел тот.
— Ну?!
— Крысиный и могильный яд каждый день понемногу.
— Чтобы извести его?
— Да.
— Зачем? Говори правду, иначе нож воткнется тебе в глотку.
— Я хотел стать сыном, — признался он.
Теперь мне все стало ясно. Дочь кирпичника пришла такая испуганная домой и так убежденно говорила о смерти своего возлюбленного! Я еще крепче сжал парню горло и спросил:
— Невеста твоего юного господина видела, что ты даешь ему крысиный яд. И ты угрозами заставил ее замолчать?
Может быть, из страха перед моим ножом или вблизи могилы ему было не по себе. Он признался, что угрожал ей, будто убьет ее и родителей, если она что-нибудь расскажет.
— Все, достаточно. Теперь пошли все к кирпичнику.
Я рывком поднял слугу на ноги и повел вниз. Остальные двинулись за нами. Все молчали. Храбрый защитник дома еще не спал. Надо думать, он был немало удивлен, увидев на пороге своих смертных врагов.
— Вот, — сказал я, подталкивая слугу в угол, — вот вампир. Можешь полюбоваться. Он питается старыми курительными трубками и для развлечения выкапывает трупы.
Хозяин, не в состоянии выговорить ни слова, уставился на нас. Властан первым обрел дар речи. Он простер к нему руки и проговорил:
— Прости, нас оболгали!
— Но как вы здесь оказались?
— Мы хотели там, наверху, вскрыть могилу. Взяли с собой кол, я даже не знаю, как… как…
Я уже не слушал. Сцена выяснения отношений меня не волновала. Я вышел на улицу. Халеф, Оско и Омар скользнули следом.
Маленький хаджи, ясное дело, распространялся о своей победе над вампиром. При этом мы слышали голоса в хижине — сначала громкие, с нотками угроз, потом более спокойные и наконец доброжелательные. Нас позвали.
— Господин, — сказал керпичи, плача от радости, — это тебе мы обязаны всем. Ты снял с нас бремя стыда и позора.
Его жена тоже пожала всем нам руки, а я ответил:
— Только сами себе вы обязаны этой радостью. Вы приняли чужеземцев в своем доме, невзирая на бедность, и вот вознаграждение. Вам больше не надо мучиться от предрассудков. Но если бы ты не поведал мне искренне о своем горе, помощь не пришла бы так быстро.
— Да, я знаю, что ты превзошел все науки. И яды тоже знаешь…
Я взглянул на сына Властана, который сидел бледный, с впалыми щеками.
— Да, я понимаю в ядах, знаю от них противоядия и могу вам сказать одно: этот юноша скоро поправится, если вы обратитесь к настоящему доктору, а не к шарлатану. А этого, — я указал на слугу в углу, — который все время врет, — передайте судье. Он определит ему наказание.
Мои добрые слова произвели на молодого человека благоприятное воздействие. Он сам поднялся и обнял родителей.
Ни слова не говоря, Властан взял веревку, связал слуге руки и вывел его во двор. Следом за ним, повинуясь его кивку, вышла и его жена.
Когда через час они вернулись, она волокла с собой большую корзину с продуктами, а он поставил у дверей здоровенный кувшин.
— Господин, — сказал он, — вчера ты отказался от вина моего бедного врага, который снова стал другом; я же богат, прими мои дары, которые я выкопал для тебя и твоих людей.
— Хорошо, пусть так и будет. Обещай только, что ты поделишься своим богатством со своим другом, чтобы хоть немного облегчить его тяжелый труд на карьере.
— Обещаю это с радостью. Вот тебе моя рука.
Потом мы отметили это событие. Трое моих спутников только смотрели, как хорошо идет у нас это вино, они же довольствовались одной водой. Тут Халеф шепнул мне:
— Сиди, оно такое красное и было в земле. Это не вино.
— А что же это?
— Это кровь земли. Разве можно ее пить?
— Конечно.
— Тогда позволь нам попробовать немножко, мы хотим быть такими же веселыми, как и вы.
И он попробовал — много, много раз.
Разумеется, о сне все уже забыли. Когда наутро мы были уже на дороге и долина оказалась позади, маленький хаджи сказал:
— Когда я вернусь домой к Ханне, красивейшей из красавиц, я научу ее добывать кровь земли, ибо одна капля ее исцеляет сердечную боль всего мира. Аллах велик, а Мухаммед — Пророк его.
Глава 7
УКРАДЕННЫЕ СТО ФУНТОВ
В странах, находящихся под властью султана, путешественник часто испытывает неприятное удивление, увидев, что карты, которыми он руководствуется, совершенно не соответствуют действительности. Даже самый опытный странник порой затрудняется прочесть то или иное обозначение. Например, на многих картах видна двойная линия, идущая от старого знаменитого Сере на север к Демир-Хиссе и Петровичам, а оттуда на северо-запад, через Остромджу и Истиб к Ускубу. По этой двойной линии можно понять, что здесь идет добротная широкая грунтовка или даже шоссе. Но как обстоит дело в действительности? Даже следов дорог нет. Те дороги, которыми наши немецкие крестьяне едут на поля, лучше, чем это так называемое «шоссе».
От того места, где мы въехали на эту дорогу, нужно было скакать пять часов, чтобы добраться до Остромджи, если, конечно, лошади не устали. Это место было целью нашего путешествия.
Однажды мне довелось держать в руках старый географический трактат о Турции. Он был посвящен его королевскому высочеству Карлу, князю-примасу Рейнского союза, великому герцогу Франкфурта, архиепископу Регенсбургскому и т. д., а также знатокам и друзьям наук и великодушным защитникам ученых. Когда мы ехали в Остромджу, я вспомнил, что, согласно этому труду, местечко это расположено на холме, а на вершине его стоит старый заброшенный замок. По соседству располагался знаменитый базар, а у подножия холма должны были бить горячие источники. Но кто теперь поверит «Панораме европейской Турции», увидевшей свет в 1812 году!
Из других, более свежих источников я выяснил, что в городе всего семь или восемь тысяч жителей. Главным образом турки и болгары. И выращивают они табак и хлопок. Мне было интересно, каким предстанет этот город в действительности.
К сожалению, Халефа по-прежнему мучили боли в груди. Видимо, досталось ему все-таки там, на голубятне. Правда, он не жаловался, но я тем не менее не гнал лошадей, чтобы особо не беспокоить его.
Слева от реки тянулась долина, плавно переходящая в горы Вилица, а справа простирались холмы Плачкавицкого плоскогорья. Наконец-то мы добрались до Радовы, довольно угрюмого местечка, жители которого полностью отдались выращиванию благородных сортов табака, и так называемая дорога привела нас на мост через реку. Поскольку ехали мы медленно, то лишь к вечеру достигли деревни Дабины — последней нашей остановки перед Остромджой.
Я заметил, что Халеф все время кусает губы от боли, поэтому сразу стал искать место для отдыха. Я заметил длинную, высокую, но очень ветхую стену, позади которой стояли здания. Широкие ворота вели во двор. Сверху, на перекладине ворот, я, к своему удивлению, увидел слова на турецком языке.