Между тем, судя по масштабам необходимой поддержки, государство вроде бы действительно оказалось в ловушке. Передав в управление госпакеты акций, формально оно сняло с себя бремя поддержания на плаву ряда своих предприятий. И тем не менее по-прежнему вынуждено было идти на различные программы господдержки, поскольку без этого ни о какой стабилизации финансового положения этих предприятий речи идти не могло. К примеру, у РАО «Норильский никель», госпакет акций которого достался ОНЭКСИМбанку, задолженность государству достигла 13 трлн рублей и продолжала стремительно возрастать за счет штрафных санкций. Каким бы крупным ни был банк, внести такую сумму он был не в состоянии. Не намного лучше обстояли дела и в компании «Сибнефть», в состав которой входит знаменитый «Варьеганнефтегаз»: для спасения его от банкротства требовалось не менее $2 млрд.

Как бы то ни было, была и другая точка зрения: ни банки, ни государство в результате совершенной сделки не остались внакладе.

Банки с самого начала знали, на что шли. Даже если они и не смогли точно оценить масштабы проблем, связанных с работой на предприятиях, чьи акции они получили в залог, все равно они получили ряд преимуществ.

Во-первых, еще в самом начале аукционов злые языки утверждали, что фавориты для выдачи кредита правительству использовали не свои, а как раз государственные деньги. Возможно, отчасти так и было. Банки, которые являлись уполномоченными Минфина по разным программам и в которых находились его средства, могли, например, выдать кредит из этих денег компаниям, участвовавшим от их имени в аукционах. А те, в свою очередь, отдать их опять Минфину под залог акций.

Во-вторых, чрезвычайно важно то, что банки обслуживали счета тех предприятий, акции которых находились у них в залоге. Предприятия это были крупные, остатки средств у них были соответствующие, и, запуская их (как это и положено банку) в оборот, можно было неплохо заработать.

В-третьих, полученные в залог акции предприятий можно было рассматривать как инвестиции впрок. Заложенные предприятия — одни из лучших в России. Просто над ними надо было поработать. Именно с финансовой точки зрения: почистить бухгалтерию, оптимизировать финансовые потоки и внутренние цены, реструктурировать задолженность государству, наладить управление. Глядишь, предприятие и заработало бы. Это сразу повысило бы интерес к нему со стороны инвесторов.

В-четвертых, вместе с акциями банки приобрели и гораздо большее влияние и политический вес. Они олицетворяли уже не только себя самих, но и российскую промышленность. Они и были теперь российской экономикой.

Одним словом, получение в залог акций было банкам выгодно. Но выгодно оно было и государству. Не надо забывать, что государство решило свои бюджетные проблемы в немалой степени за счет банковского кредита. Кроме того, банки, вынужденные следовать программам господдержки «подведомственных» предприятий, стали гораздо теснее привязаны к государству в экономическом отношении. А следовательно, оказались они и в политической зависимости от правящей элиты. Вспомним еще и то, что в условиях залоговых аукционов содержался пункт о финансировании их победителями инвестиционных программ. Худо-бедно, но инвестиций в реальный сектор государство от банков все-таки добилось.

Расходы же государства на программы поддержки следовало считать скорее недополученными доходами, чем прямыми финансовыми потерями. О прямых налоговых льготах речь не шла: господдержка оказывалась более тонким образом: либо путем предоставления госгарантий по кредитам и отсрочки погашения бюджетной задолженности, либо льготными нормативами обязательных отчислений при участии в определенных для кредитования программах.

Так был ли здесь проигравший?

С залоговыми аукционами были связаны два стереотипа. Верны они, на наш взгляд, лишь отчасти.

Стереотип первый: фаворитами правительства стали невесть откуда взявшиеся счастливчики. Однако достаточно взглянуть на список олигархов, чтобы убедиться: случайных людей там не было.

Все лауреаты залоговых аукционов еще задолго до осени-95 успели зарекомендовать себя эффективными руководителями крупных коммерческих структур и, что еще важнее, доказать абсолютную лояльность действующей власти. Почему, скажем, в списке лауреатов не оказалось Инкомбанка — одного из первых в стране коммерческих банков? Да просто потому, что еще летом 1995 года у властей появились сведения о его причастности к финансированию думской избирательной кампании КПРФ.

Лояльным же коммерческим структурам Белый дом предоставил почти равные возможности. Но почему в таком случае агентом по проведению аукционов был назначен один из их непосредственных участников (ОНЭКСИМбанк)? Потому что правительство действовало в условиях цейтнота и никоим образом не могло допустить срыва аукционов. А на открытых торгах, организованных самим правительством, конкуренты могли взвинтить цены до таких пределов, что их никто бы не осилил. Попросту говоря, будущим участникам аукционов было предложено полюбовно договориться между собой. Труднее объяснить, почему агентом стал именно ОНЭКСИМ. Но, с другой стороны, нельзя утверждать, что стереотип первый совсем неверен.

Стереотип второй: лучшее в стране имущество ушло за копейки. Действительно, на всех залоговых аукционах вместе взятых правительство выручило всего $800 млн, что не дотягивало даже до 2 % доходов федерального бюджета-95. Но отечественный бизнес, во-первых, заплатить больше тогда просто не мог, а во-вторых, даже если бы и мог, ему это было бы абсолютно невыгодно. Что мог бы сделать тот же ОНЭКСИМбанк со своими $170 млн, если бы не вложил их в «Никель»? Он бы вложил их в ГКО и получил за год примерно такую же прибыль, какую впоследствии и принес ему концерн.

Настоящая проблема, однако, заключалась не в том, что вышеупомянутые стереотипы овладели умами простых россиян. Более удивительно другое. В какой-то момент в оба стереотипа поверило и правительство, и даже сами олигархи. За это они — правительство и олигархи — в конечном итоге и поплатились.

Расхожее мнение, что на залоговых аукционах «некоторым избранным отдано самое лучшее, причем задарма», сослужило обеим сторонам сделки плохую службу. Рассуждая подобным образом, правительство постаралось буквально задавить предприятия олигархов, стремясь выкачать из них деньги любыми возможными способами. «Системный» пример — практически одновременно с залоговыми аукционами правительство ввело, по сути, завышенный фиксированный курс рубля по отношению к доллару. А экспортерам, как известно, это всегда невыгодно.

Со своей стороны, олигархи тоже просчитались, ожидая, что их на «лучших предприятиях» ждут легкая жизнь и приятное будущее воротил бизнеса международного уровня. Для того чтобы превратить постсоветские заводы в западные корпорации, как оказалось, нужно было истратить еще многие миллиарды долларов.

Во-первых, заводы оказались отягощены огромными долгами. Например, один только Ангарский НХК, входящий в компанию СИДАНКО Владимира Потанина, оказался должен около $500 млн. «Норильский никель» — $2 млрд. Во-вторых, заводы безнадежно устарели, а на модернизацию были нужны опять-таки миллиарды. Но вкладывать их было бессмысленно. В конце 1998 года по итогам проверок Счетной палаты РФ выяснилось: ни один гарантированный правительством крупный кредит, выданный на развитие промышленности, не имеет шансов на возвращение. То же самое, очевидно, приключилось бы и с промышленными инвестициями олигархов, если бы они вдруг решили их сделать. Ко всему прочему остается лишь добавить, что мировые цены на нефть, металлы и другое сырье в 1998 году резко упали. И это окончательно поставило крест на мечтах о вестернизации отсталых советских заводов, продающих свой товар еще дешевле.

Действовали олигархи в такой ситуации, как показала практика, двумя основными способами. Первое их соображение состояло в том, что, даже если завод и не приносит реальной прибыли, он, пока работает, все равно приносит какую-то выручку.