Тем не менее английский вопрос ни на минуту не сходил с повестки дня. Силы британской империи иссякали, она вела беспрецедентную в мировой истории воздушную «битву за Англию». Ассы люфтваффе стремились путем воздушных бомбардировок поставить остров на колени. Лондону не хватало оружия, но и на закупку его в США уже не было средств. Стремясь получить в Америке кредиты, Британское правительство пошло на беспримерный шаг, предоставив Белому дому полную информацию о своем финансовом положении. «Впервые в истории, — говорил министр финансов США Моргентау, выступая перед комиссией по иностранным делам сената, — одно государство, одно правительство дает в распоряжение другого цифры подобного рода». В Вашингтоне поняли, что долго Англии не продержаться. Империя находилась на пороге финансового краха, она могла попросту развалиться, что вновь изменило бы геополитическую ситуацию в мире, и далеко не в пользу Америки. Требовалось действовать, и в этих условиях Рузвельт предпринял отчаянную попытку давления на законодателей. И добился успеха. 11 марта 1941 г., пройдя все законодательные инстанции, был принят закон о «ленд-лизе». Принцип действия закона президент объяснял следующим образом: Америка передает вооружение и стратегические материалы, которые должны быть возвращены после войны. Несмотря на казуистику, суть закона сводилась к предоставлению военных кредитов странам, с которыми США заключили соответствующее соглашение. Кроме того, американские поставки теперь могли доставляться кораблями торгового флота Соединенных Штатов, что в значительной мере облегчало жизнь Англии.

Теперь США официально стали нейтральным «арсеналом демократии»[336]. А на деле вели себя далеко от того, что предполагает статус невоюющей державы. 30 марта 1941 г. интернированные суда, принадлежавшие Германии и Италии, находившиеся в портах США, были реквизированы — что в соответствии с международным правом являлось актом агрессии. Подобных акций на протяжении 1940—1941 гг. со стороны США было много, однако Третий рейх стойко сносил оплеухи, опасаясь открытого вступления Америки в войну.

Именно в конце 1940 г. в военных кругах Вашингтона и в Белом доме вызревает стратегия «Германия прежде всего», суть которой сводилась к тому, что основную угрозу для США представляет Третий рейх и его необходимо разгромить[337]. Тем не менее официального повода для вступления в войну не было. Следует также учитывать, что во время выборов 1940 г. Рузвельту пришлось пойти на ряд уступок именно по вопросам внешней политики, в течение предвыборной компании он не раз заявлял, что американские солдаты не будут посланы на чужую войну[338]. В феврале 1941 г. опросы общественного мнения показали, что против каких-либо переговоров с Гитлером — 79% американцев, но еще больше было против вступления США в европейскую войну— 88%.[339] Таким образом, Рузвельт был вновь вынужден вопреки своему желанию наблюдать происходящее со стороны.

Дранг нах остен

Здесь мы позволим себе сделать некоторое отступление от общей темы книги и разобраться с несколькими историческими фактами, крайне важными для понимания того, что происходило в 1941 г. Прежде всего стоит отметить факт, довольно редко упоминающийся историками. Весной 1941 г. англичане фактически проиграли битву за Англию. По английским данным, королевские ВВС потеряли в три раза меньше самолетов, чем противник (по немецким, в два), однако стоит отметить, что англичане теряли исключительно истребители, в то время как Германия в основном бомбардировщики. То есть истребительная авиация Третьего рейха не понесла значительных потерь. К чему мы приводим эти данные? Просто, чтобы показать несостоятельность той точки зрения, что потери в авиации заставили Гитлера отказаться от плана высадки на Британские острова. Для прикрытия десанта с воздуха нужны именно истребители, для поддержки его с воздуха пикирующие бомбардировщики, а их у рейха было в избытке и намного больше, чем у англичан. Не потери в самолетах заставили отказаться от десанта.

Сложнее дело обстоит с десантными средствами, их действительно не хватало, но это также не причина отказа от наземной операции против Англии. Экономические возможности Германии и промышленные мощности вполне позволяли создать их в достаточном количестве.

Битва за Англию была практически проиграна не только в воздухе, но и на море. В мае 1941 г. германские подводные лодки потопили кораблей втрое больше, чем могли произвести все верфи Англии, и вдвое больше, чем могли произвести на английских и американских верфях, вместе взятых. Продлись такое упорство немецких военно-морских сил еще полгода — год, и в Англии не надо было бы высаживаться — там просто не было бы живых. Голод страшная штука. Что бы стало с Британией, не поверни вермахт на Восток? Ответ довольно прост: промышленные возможности рейха были бы перенаправлены на строительство самолетов, кораблей и подводных лодок. Вместо 10 субмарин в месяц в строй вступало бы 20— 30, у англичан просто бы не хватило сил, чтобы сражаться с такой армадой. Альбион был бы задушен.

Но вот вопрос: почему этого не произошло с Англией? Почему Гитлер не высадил десант (даже не попытался), почему похоронил операцию «Морской лев», почему повернул на Восток против лояльной и фактически союзной державы? На самом деле ответ кроется не в военных потерях, и не в неготовности десантных судов. В действительности фашистский диктатор и не собирался нападать на Англию. Не собирался потому, что это было невыгодно экономически и политически, чисто военные реалии 1941 г. здесь ни при чем.

Дело в том, что за решениями Гитлера всегда стоял хорошо продуманный расчет, который опирался на хорошую информированность. Диктатор опирался не только на свою великолепно разрекламированную интуицию (хотя полностью отбрасывать этот фактор тоже нельзя), но и на достоверные данные. В сентябре 1939 г., начиная войну, он считал Великобританию врагом номер один, однако рассчитывал на соглашение с ней[340]. Идея союза с Британской империей сложилась у него довольно давно, еще во время написания «Майн кампф», и довлела над его решениями длительное время.

Гитлер имел довольно смутное представление о стратегии, политический авантюрист, он действовал, как только видел возможность, как правило, идя «ва-банк». Так было с Австрией, с Чехословакией и с Польшей. Когда весной 1940 г. вермахт триумфально шествовал по Франции, в Берлине отсутствовал даже намек на план дальнейших действий. После победы встал вполне резонный вопрос: что дальше? А дальше необходимо было действовать.

Нацизм является паразитической формой правления, он не мог существовать без подпитки извне, без продолжения экспансии, быстрых и легких побед. Только за счет военных побед, золотого душа из контрибуций и реквизиций, только за счет других народов можно было обеспечить достаток немцев, стабильность внутри рейха, политическую опору. Причем Гитлеру нужны были результаты немедленные, ощутимые, конкретные. Вплоть до победы над Францией нацистам удавалась следовать данному императиву.

Отметим и еще один факт, мимо которого почему-то проходят все историки. Гитлер панически боялся собственного народа. Диктатор боялся революции и своего свержения. «Он боялся народных выступлений в случае принятия непопулярных мер. Требовал строить новые правительственные здания с пуленепробиваемыми ставнями, стальными дверями и т.п. По этой же причине планировалось построить казармы лейбштандарта "Великая Германия" рядом с новой резиденцией Гитлера»[341] — это написал один из самых близких к фюреру людей, его личный архитектор А. Шпеер. Действительно, зачем человеку, который обожествлял себя, считал непобедимым воителем, избранником судьбы, «пуленепробиваемые ставни», не от англичан же защищаться? Не по этой ли причине практически всю войну Гитлер провел в «Волчьем логове», спрятанной в лесах военной ставке, а не в Берлине? Не по этой ли причине немецкая экономика не была переведена на военные рельсы вплоть до 1943 г.? И не поэтому же до конца войны немецкие фабрики вместо снарядов производили щипчики для перманента? А это все было, и фюрер действительно боялся своего народа.