… Мужик выпустил Леся через несколько минут – ошалевшего и мало чего понимающего.

– В следующий раз, ёжкин кот, думай головой, куды несёшься, – посоветовал он. – А сейчас дуй через ж/д и будь свободен, ёжкин.

Лесь торопливо закивал, выдавил что-то вроде «Э-э-спасибо» и побежал в указанном направлении.

Одна его мысль занимала: странные люди – народ особый. Страннолюди, а не люди. И понять их невозможно.

И узнать.

Вон, те же ребята с Ильинки. Чем не страннолюди?..

Когда Лесь добрёл до метро и спустился вниз, он уже дышал ровно и не дёргался от чужих взглядов. Чувство, что страннолюди его берегут, вселяло уверенность, что всё обойдётся. Ведь уже сколько времени обходилось! Уже, страшно подумать, тридцатое июля!.. До второго августа – два дня!

А второе августа датой было особенной. Пора второго августа наступала где-то дней за десять до самой даты, когда становилось ясно, что июль, жаркий, солнечный и прямо-таки апофеозно-летний, стремительно катится к своему логическому для храма Илии-пророка завершению – сумасшедшей неделе подготовки к престольному празднику.

… Как всегда актовый зал превратился в цветочно-перерабатывающий комбинат, хрупкие девушки охотились на «мужскую силу», требуя, чтобы принесли снизу коробки с цветами, выкинули мусор или наполнили стотыщпятьсотсорокдва ведра водой и притащили их с первого этажа. И всё это, разумеется, бегом! Если «мужская сила» мешкала, девушки начинали таскать вёдра сами, но вот этого-то как раз никто выдержать не мог – чего девушки и добивались. Нет, в худшем случае они действительно могли бы и сами всё перетаскать, но…

По задним помещениям храма плыл тяжёлый цветочный аромат – смесь роз всех цветов, размеров и видов, лилий, хризантем, гвоздик… и, конечно же, самой обычной краски. Откуда же ещё взять бесконечное количество алых и бордовых цветов, необходимых для украшения храма и праздничной иконы?

Кто не выдерживала «эдемской» цветочной жизни, сбегал на поиски новых заданий, вентилятора и хорошей компании в «келью» – кабинет с двумя компьютерами и кучей праздношатающегося и не очень в любое время дня народу. Конечно, вечером, уже после всенощной, основная часть людей разъезжалась, но всегда оставался кто-то, кому было лень, неохота или просто некогда ехать. То дорезать визитки, то проверить огромную стопку будущих благодарственных грамот, то… Всё-таки, Ильин День на улице Ильинка, совместный праздник улицы, храма и всего ВДВ – день важный, хлопот много.

Лесь методично вставлял визитки в бэйджи, почти не глядя, больше наблюдая за происходящим на дисплее – вся задержавшаяся в храме компания смотрела «Остров сокровищ», флешка с которым нашлась у Виталика, только Таня Груздина плела феньку и следила за мультиком скорее на слух, да Василиска резала визитки, чтобы не оставлять Леся без работы.

До праздника оставались целые сутки. Кто-то планировал заночевать прямо здесь, кто-то, когда мультик закончился, стал собираться. Праше – миниатюрной рыжей девушке, в свои девятнадцать достававшей Лесю до плеча – позвонил отец, и это стало сигналом для всех.

– Ты как, к метро? – между делом поинтересовалась Василёк у Леся, когда вся честная компания остановилась во дворе у шлагбаума – кто остаётся, прощался с теми, кто уходит.

Лесь задрал голову и поглядел на набрякшие тёмные тучи, сползшиеся к вечеру.

– Не. Я тут ночую, – решился он, как только представил, как ливень застанет его на улице.

– Отлично! Мы с Соней, – она кивнула в сторону своей старшей сестры, которая болтала с Ленкой, – тоже. Чур, мне спальник, который на чердаке лежит!

– Да пожалуйста, – великодушно махнул рукой Лесь и уточнил ехидно: – Не замёрзнешь?

– Вот ещё! – фыркнула Василиска. – Это же не для тепла, это для уюта.

… Но, разумеется, спальник ей так и не понадобился. Они с Лесем слишком громко, видите ли, хихикали, за что старшие, не выдержав, объявили ультиматум: либо оба «ребёнка» сейчас же утихомириваются и замолкают, либо идут болтать куда-нибудь в другое место.

Выбрав второе, изрядно обиженные на мир и прямо-таки оскорблённые в своих лучших чувствах Лесь и Василёк, намеренно громко топая, спустились на второй этаж, подсвечивая себе путь мобильниками, пока Лесь не вспомнил, что в рюкзаке у него есть фонарик – а рюкзак он, разумеется, всюду теперь таскал с собой.

– Ну, куда пойдём? – поинтересовалась Василиска. – Я спать не хочу!

– Я тоже, – согласился Лесь и, немножко подумав, решительно направился к «кельи». Конечно, она была заперта, но Лесь уже освоился в храме – как-никак, уже третья ночёвка, а дней-то сколько здесь проведено… Поэтому, немного пошарив рукой по полкам стоящего рядом шкафа, мальчик вскоре достал искомое – запасной ключ.

Щёлчок замка – и вот, в распоряжении ребят все удобства: выключенные компьютеры, неработающий вентилятор и узенький, как скамейка, мягкий диванчик, на котором днём обычно высились груды рюкзаков и сумок.

– Садись, – сдвинув оставшееся в храме «ночевать» барахло к краю, пригласил Лесь, а сам залез на стул, опёрся о стол коленом и, дотянувшись, открыл окно. В комнату ворвались звуки ночного города, дождя, отдалённый шум машин и «Бом-м!» аккурат в этот момент начавших бить часов на Спасской башни. Лесь уселся прямо на столе и достал из рюкзака пачку сигарет, но курить сразу передумал. Всё-таки, храм, а в храме это как-то совсем… нехорошо.

– Ой, ты куришь? – удивилась Василиска.

– Бросаю, – Лесю стало как-то даже стыдно. – Уже в третий раз… Нет, в четвертый, – на душе стало ещё хуже. Что за безволие и бесхарактерность, как говорит папа?! Неужели так сложно расстаться с дурацкой привычкой?! – Ты, Вась, лучше даже не пробуй, гадость это одна, а бросать сложно…

– Понятно… А у нас дома никто не курит.

– Везёт… Хотя, наверное, папа уже окончательно завязал с сигаретами, так что у меня тоже.

– Слушай… – Василиска поёрзала, – а почему ты ночевать остался?

– Потому что дождь.

– Ну, а дома?

– А я дома не ночую, – мрачно отозвался Лесь. Не любил он такие разговоры!.. Но попросить замолчать Василиску ему не хотелось, пусть говорит и спрашивает, что хочет. Василиска же!

– Почему?

– Мамы же нет…

– Не понимаю, – нахмурилась девочка. – И что, что её дома нет?

Лесь вздохнул, подумал… и вдруг принялся рассказывать. Обо всём – и о майских, и о нынешних событиях. О встрече в ГУМе, о Максиме, Центре и о Тошиной даче… Рассказ затянулся надолго, но Василиска слушала очень внимательно и почти не перебивала глупыми вопросами, которых Лесь уже ждал. Только спросила под конец:

– И что ты теперь будешь делать?

– То же, что и неделю до этого – не попадаться им.

– Нет, я имею в виду… Ты говоришь, скоро мама вернётся – а если они к ней заявятся?

– Не, быть такого не может! – слишком поспешно и испуганно возразил Лесь, потому что Василиска озвучила его собственные сомнения. – Ну… они бы так раньше поступили, наверное, зачем тогда просто гонялись?.. – и он окончательно сник.

– А может, спросить у них?

Лесь поглядел на Василиску, будто она с луны свалилась, и на всякий случай потянулся к рюкзаку.

– Ты… в смысле?

– Ну, про Центр ты узнал, когда расспросил того дядьку из ГУМа. Так почему бы… не повторить? – Василиска нахмурилась и кивнула на рюкзак: – Пистолет-то есть. Если что – ты их сразу и…

– Не, «сразу и» не пойдёт, – помотал головой Лесь, которому от одной мысли об этом становилось не по себе. Он даже там, в Центре, не нашёл в себе силы второй раз выстрелить в человека, выстрелил в стекло…

– Ну, я имею в виду – ты же не безоружный будешь!

Лесь подтянул к себе рюкзак, поставил на колени, обнял и крепко задумался. Он и сам иногда подумывал насчёт того, чтобы наконец-то перестать бегать от малейшей, даже призрачной опасности… Ну, потому что фигово это как-то, всё время бегать и бояться. Бояться Лесь устал уже давно, ещё до поездки к Тоше на даче, но так и не придумал, что же делать вместо того, чтобы бегать.