Критиков премьера и Михаила Волкова становилось все больше. Теперь даже доселе лояльные к власти рупоры общественного мнения осторожно выражали сомнения в способности правительства справиться с последствиями экономического кризиса.
Еще одной темой для обсуждения стали участившиеся теракты и убийства. Некоторые горячие головы предрекали скорую «чеченизацию» России, прогнозируя, что еще немного, и всю страну ждут разборки между властью и оппозицией в стиле северокавказских вендетт. На глазах Семенова шло ко дну главное достижение восьми лет его правления — безопасность жизни и стабильность его подданных.
Почти каждый день в России падали самолеты, сходили с рельсов поезда, происходили аварии. Виктор чувствовал, что все трагедии последнего времени происходили неспроста. Он пытался найти малейшие завязки, зацепки, которые помогли бы ему распутать этот клубок. И… не мог. Максимум, что удавалось, — схватить мелкую сошку, исполнителей, которые ничего не знали и не могли сказать, задания и деньги они получали через третьи руки.
Виктор схватился руками за голову. Он кожей чувствовал, как падает его с таким трудом завоеванный авторитет, Безусловно, Волков — его друг, и пока он не сворачивает с намеченного ими вместе пути. Но паучьи руки Клуба уже ползут к его горлу; возможно, совсем скоро они сомкнут на его кадыке свои сухие пальцы и вырвут его к чертям.
У Виктора развилась паранойя: люди Клуба мерещились ему на каждом шагу (интуитивно он чувствовал, что где-то рядом работает крот, но кто конкретно, никак не мог вычислить).
Вокруг все думали, что Семенов единолично управляет страной, и лишь немногие были в курсе его пакта с могущественным Клубом, который вершил судьбы всего мира и, в частности, России.
Что ж, все логично, Клуб его кинул. А как еще должна себя вести организация, которая веками вела бизнес на лжи и обмане? Похоже, теперь выходить на охоту придется не время от времени, а каждую ночь. Врагов стало слишком много. И доверять уже некому, Виктор кожей чувствовал, что крот сидит у него под боком.
Главная задача сейчас — найти этого крота и Марковского. Никто не ожидал появления экс-олигарха в образе женщины, и до поры до времени, он мог совершенно не маскироваться. Хотя уж больно легко Семенов вышел на Сабо, информацию о его местонахождении передал в ФСБ неизвестный доброжелатель. Может, ему сознательно сдали хохла, чтобы спровоцировать на необдуманные действия?
Семенов нажал кнопку спикерфона.
— Анатолий, готовьте на вечер самолет в Забайкалье. Про этот пункт маршрута никто вообще не должен знать, это понятно?
— Да, Виктор Викторович, — глухо откликнулся его личный пилот.
Виктор посмотрел на часы. До вылета в Забайкалье у него были почти сутки, вполне достаточно, чтобы решить еще одно дельце. Он набрал номер одного из немногих относительно дружественных ему олигархов.
— Господин Глушко? Я тут решил отдохнуть немного, футбол хочу посмотреть, вы меня не возьмете сегодня с собой в Лондон? Да, хочу настоящего футбольного спектакля. Только все строго конфиденциально. О'кей! Тогда жду от вас машину.
— Машина будет через час, Виктор Викторович, — подобострастно ответил Глушко.
Семенов подошел к стене своего кабинета, отодвинул в сторону небольшую картину в рамке, на которой был изображен какой-то старинный питерский особняк, и вдавил до упора красную кнопку. Шкаф с книгами, деловыми папками и спортивными кубками Семенова со скрипом отъехал в сторону, открывая потайной лифт. Сухой щелчок рычага, и железная махина бесшумно понеслась в глубь московских подземелий.
План тайных средневековых ходов и подземелий оказался в руках Виктора еще во времена его работы в ФСБ. Пару лет назад, по чертежам его бывшего начальника Негошина, в одном заброшенном каменном кармане он оборудовал себе потайное убежище.
Спустившись на лифте вниз, Семенов набрал на массивной двери 20-значный код и вошел внутрь. В сравнительно небольшом пространстве разместились шкафчики с его амуницией. Он взял вместительную кожаную сумку, стоявшую на лавочке, и начал методично укладывать в нее свой арсенал — на дно сумки компактно легли два автоматических пистолета Стечкина, выполненные по индивидуальному заказу, компактная снайперская винтовка, кошки-зацепы для передвижения по вертикальным поверхностям, набор ножей и отравленных стрел. В специальное отделение он аккуратно положил коробочку с растительными препаратами, которые помогают постоянно поддерживать в теле состояние берсерка.
На телефон пришла эсэмэска от Глушко, оповещавшая о прибытии машины.
Стальной лифт резко и легко взлетел вверх, увлекая за собой премьера-воина. Уже у себя в кабинете Семенов наклеил на сумку стикер дипломатического багажа и шагнул к картине Константина Васильева, чтобы уже другой лифт отвез его в подземный гараж.
Под изящным алюминиевым крылом расстилалась привычная глазу картина.
Семенов вольготно расположился на борту личного самолета олигарха Вильяма Глушко, который купил в собственность лондонский футбольный клуб «Вест Хэм».
К Глушко, как и ко всем другим олигархам, Семенов относился с прохладцей. Но поделать с ним пока ничего не мог. Вильям был своеобразным кошельком Кремля на непредвиденные расходы. Виктор позволил ему осваивать крупнейшие нефтяные месторождения Сибири и вести показательно роскошный образ жизни в обмен на тайное финансирование своих проектов, которые пока не подлежали огласке.
Через несколько часов «Вест Хэм» должен был играть один из своих решающих матчей за чемпионство.
— Виктор Викторович, а вы за кого болеете? За ЦСКА или «Динамо», наверное? — подмигнул президенту Глушко. На нем были белый свитер, белые брюки и белая фуражка, на коленях сидела молодая мулатка, в руке он держал бокал выдержанного виски. Как и все провинциальные выходцы из небогатых семей, дорвавшись до денег, Глушко стремился осуществить мечты Остапа Бендера.
— Нет, Вилли, я болею за «Торпедо», — сухо ответил Семенов и отхлебнул сок.
— Странный выбор, господин премьер-министр. А почему? — не унимался болтливый Глушко.
— «Торпедо» — удивительная команда, скажу я вам. За нее болеют две категории людей. Во-первых, это русский пролетариат, так как команда имеет заводское происхождение — она родилась на заводе «ЗИЛ»; а во-вторых, с 60-х годов, когда в «Торпедо» блистали Стрельцов, Иванов, Шустиков и Воронин, за команду стала болеть творческая богема, которую покорило то, как маленькая заводская команда, показывающая умный красивый футбол, бросает вызов таким гигантам, как «Спартак», «Динамо», ЦСКА. — О любимой команде Семенов мог говорить часами.
— Гмм… Интересная история. Сказали бы раньше, я бы купил «Торпедо», а не «Вест Хэм», чтобы сделать вам приятное, — расхохотался Глушко.
— Вилли, ты бы никогда не купил команду в России, это тебе невыгодно. Покупка «Вест Хэма» для тебя — билет в высшее общество. Кто ты такой для элиты Старого Света? Еще один выскочка с чемоданом бабла. Еще один новый русский миллионер — прости, миллиардер, — который не умеет себя вести за столом, сорит деньгами направо и налево и думает, что все может купить. Серьезные люди не будут с таким общаться, даже ради очень большой выгоды. Даже тот факт, что ты финансист либеральных взглядов, тебя не спасает: чтобы стать своим парнем, тебе надо полностью перейти под их контроль, как Марковский или Агранович, а тебе нужна большая свобода. Ее даю тебе я. За «Вест Хэм» всегда болеют многие аристократы и просто богатые люди. Ты все правильно рассчитал. Если вытянешь команду из пропасти, на тебя обратят внимание те, кто раньше считал тебя мусором. Богатым, но мусором.
Глушко судорожно глотнул виски и спихнул мулатку с колен.
— Виктор Викторович! Ну, почему вы меня так не любите? Я же не Марковский или Агранович, я веду честный бизнес!
— Вилли, хватит лукавить, ты такой же, как они. Пойми, я хорошо к тебе отношусь, благодарен за твою помощь, но не могу уважать тебя. Посмотри, как строились империи многих богатейших людей в тех же США. Кто-то нашел слиток и вложил его в производство штанов; его сын расширил бизнес; внук запустил, кроме штанов, линию обуви; правнук купил сеть отелей. Такой бизнес я уважаю. А когда ты оказался первым в очереди на распределение нефтяных скважин, благодаря нужным знакомствам, — это не бизнес. — Глушко обиженно молчал, и Семенов понял, что несколько перегнул палку.