И я тоже пошел, успокоенный этим его предложением. Конечно, захочу, как же иначе? Напоследок поймал напряженный взгляд Ануш и побежал за Тетросяном.

Машина на дороге уже ждала, возле нее стоял Алазян, нервно барабанил рукой по капоту.

— Где вы так долго? У нас столько дел. Загарян же уезжает, а нам надо успеть в его мастерскую.

— Там надпись нашли, — огорошил его Тетросян.

— Клинопись? Я так и знал.

Что он знал, никто не спросил, но и Тетросян и Гукас посмотрели на него с уважением. Потом мы сели в машину и поехали, и Тетросян, торопясь и захлебываясь словами, начал рассказывать, как все было. Правильно рассказывал, будто был где-то рядом с нами, подглядывал. Не сказал только о том, как я положил голову на ноги Ануш. Может, проглядел это, а может, не захотел говорить. Кто знает, что это значит по кавказским обычаям.

— Поразительно, что надпись нашли именно вы, — сказал Алазян, повернувшись ко мне. — Это еще одно доказательство.

— Доказательство чего?

— А вот сейчас приедем к Загаряну, увидите.

— Интересно, как вы это воспримете, — подал голос Гукас, сидевший за рулем.

— Что? О чем вы? — спросил я.

— А вот приедем к Загаряну… Сейчас пообедаем и прямо к нему.

— Вы же сказали: он уезжает.

— Мы обедать заедем, не куда-нибудь. Он же понимает.

Обед походил на пир. Хоть было нас всего четверо, стол был накрыт как на десятерых — большой, от края до края уставленный тарелками с закусками, бутылками шампанского. Алазян наполнил бокалы.

— Я предлагаю помянуть те благословенные времена, когда армяне и русские жили как добрые соседи, как близкие родственники, помогая друг другу…

— Так мы вроде бы и сейчас… — вставил я.

— Верно, и сейчас. — Он резко качнул рукой, и пенный клок шампанского неслышно упал в тарелку с зеленью. — Поднимаю тост за проторусских.

— Кто это? — спросил я. И по тяжелому взгляду Алазяна понял: спросил не то, что следует.

Он выпил до дна и снова уставился на меня своими темными пронизывающими глазами. Дождался, когда я тоже выпил, и, весомо разделяя слова, начал говорить:

— Мне горько, что именно вы спрашиваете об этом, и я считаю необходимым сейчас же кое-что разъяснить. Теория о том, что народы — это волки, только и ждущие, как бы проглотить друг друга, довольно старая. Но куда древнее теория дружбы между народами. Много тысячелетий назад на огромных пространствах Европы и Азии существовала общность народов, которую мы теперь называем индоевропейской. Возможно, это была не единственная общность доброжелательных племен, объединенных едиными традициями, единой культурой и, не исключено, единым языком. В ту пору не знали рабства. Индоевропейские племена несли демократическую структуру самоуправления, древние сказания, в которых проявлялся единый взгляд на природу, на взаимоотношения между людьми, несли знания и умения. Недаром в районах, через которые они проходили и где оседали, возникали очаги высокой культуры. Проходили они и через земли нашей Армении. Не как захватчики и поработители. Свидетельство тому — Мецамор, который не перестал процветать с их приходом…

Алазян перехватил бокал в левую руку, легко, словно фокусник, вынул из кармана платок, принялся вытирать лицо. А я стал думать о Мецаморе. И вдруг задохнулся от мысли, что Мецамор — как раз то, что мне нужно: я буду расспрашивать о нем Ануш, она будет рассказывать, а потом мы поедем туда…

— …Идеи и практика рабства шли к нам с юга, а не с севера или запада… Безумство концентрации людских и материальных ресурсов создавало лишь видимость благополучия. Теперь археологи, находя циклопические постройки, созданные руками рабов, говорят о высокой древней культуре. Но нельзя же раскопанные фундаменты огромных тюрем только потому, что они лучше сохранились, называть следами более высокой цивилизации, нежели почти не сохранившиеся остатки мирных жилищ. Рабство, особенно на ранних стадиях, когда оно еще могло паразитировать на стихийной верности людей труду и земле своей, оставшейся от родоплеменных времен, создавало рабовладельческим государствам военное преимущество. Потом, когда равнодушие и паразитизм разъедали души всех членов общества, от рабовладельцев до рабов, таким государствам уже не на что было опираться, и они распадались. Так распалась и исчезла Римская империя. Я не могу согласиться, что рабство — необходимый этап развития общества, это скорее болезнь, раковая опухоль на геле истории. Племена, жизнь которых была основана на добрых традициях рода, столкнувшись с рабовладельческими государствами, вынуждены были вырабатывать своего рода «антитела» — создавать племенные союзы, отказываться от многих традиционных добродетелей, ужесточать внутреннюю структуру, перенимать у врагов своих опыт создания временного могущества путем подавления свобод, путем насилия и коварства. Но многие, очень многие народы сумели перебороть эту болезнь… О чем вы задумались? — спросил вдруг Алазян.

Я поднял глаза, увидел, что он все еще вытирает платком свое лицо, и понял: это не он только что произнес длинный монолог, это опять голос. Тот самый, что преследовал меня последнее время.

— Вы спрашиваете, кто такие проторусские? Среди индоевропейских племен, осевших на Армянском нагорье, были те, кто называл себя — руса. Их я и называю проторусскими. Последний царь Руса правил в шестом веке до нашей эры. Под давлением мидян часть проторусских ушла на юг, часть на север…

— По двум разным ущельям? — вспомнил я прочитанную легенду.

Он кивнул, внимательно посмотрев на меня.

— Одни смешались с армянами, другие попали в более тяжелые условия и были вытеснены из благодатных долин в холодные степи.

— Так вы считаете?

— Так я считаю. Это моя гипотеза, и она не противоречит ни историческим, ни археологическим, ни лингвистическим данным.

Гипотеза была больно уж неожиданна, и я принялся расспрашивать Алазяна подробнее, не отдавая себе отчета, что расспросами своими лишь подливаю масла в огонь. Мы поднимали бокалы за проторусских, за протоармян, еще за каких-то прото, что в глубокой древности сплетались этническими корнями с другими, за дружбу народов, имеющую такие надежные корни, за процветание современных наций, этносов, суперэтносов и еще за что-то, чему и названия нет. И Алазян все говорил и говорил о своей гипотезе, зачем-то стараясь убедить меня в ее правоте:

— …Сравните, вы только сравните языки — санскрит и русский. «Дом» — «дам», «зима» — «гама», «мясо» — «мансо», «дева» — «деви», «мышь» — «муш», «свекор» — «свакар», «бог» — «бхага», «ветер» — «ватар»… Примеров не счесть. А числительные — «один» — «ади», «два» так и будет — «два», «три» — «три», «четыре» — «чатур»… Местоимения, словообразование с помощью приставок — все почти одинаковое. Казалось бы, откуда такая похожесть? Ведь между Индией и Россией тысячи километров пустынь и гор. Где остатки той древней связующей нити? Они повсюду, и прежде всего здесь, на Армянском нагорье. Ведь армянский язык тоже относится к семье индоевропейских языков. Основоположник нашей историографии Мовсес Хоренаци еще в пятом веке писал о существовании в древности на территории Армении мощного государственного образования. Ученым известно, что в Северном Причерноморье, в частности на Таманском полуострове, некогда жил народ синдов, говоривший на языке арийской или индоиранской группы. А «синд» — это «синдху», что значит «река». Не отсюда ли само слово — «Индия»? Доподлинно известно, что скифы Северного Кавказа и Приднепровья еще более двух с половиной тысяч лет назад имели тесные связи с административными центрами Армении. И именно в это время в Армении правили цари под именами Руса. И это не все. Многое говорит о том, что на Армянском нагорье и в Северном Причерноморье еще четыре–пять тысяч лет назад существовало своего рода единое государственное образование. Если оно и представляло собой систему племенных союзов, то это были Союзы с большой буквы, построенные не по принципу насилия и подавления. Недаром часть этих племен, во втором тысячелетии до нашей эры переселившаяся в Индию, получила название ариев — полноправных, свободолюбивых людей. Джавахарлал Неру писал о них так: «…в древности говорили, что ария никогда нельзя превратить в раба, ибо он предпочтет скорее умереть, чем опозорить имя ария». Это были люди высокой культуры. Приручение лошади и изобретение колесниц, первая плавка железа, обозначение созвездий, создание десятичной системы числительных, окультуривание злаков, винограда, абрикоса и многое еще связано с ними. Тот же Джавахарлал Неру писал, что древние арии не заботились о том, чтобы писать историю, но на основе устного творчества создали Веды, Упанишады и другие великие книги, которые, как он говорит, «могли быть созданы только великими людьми». Таковы они были, предки русских, армян и многих других народов. Так что все мы родственники, у всех у нас были единые великие праотцы…