И Дидамия с радостью послушалась ворчливой дриады, поняв, что лично для нее праздник уже закончился и пришла пора отдохнуть, и при этом привычно подумав, что таким образом она покажет пример здравого смысла остальным подругам.

Впрочем, где они? Куда вдруг все разом пропали?

…А Филистина, как только забежала в лес и сделала несколько шагов, тут же почувствовала, как ее схватили сзади чьи-то крепкие руки и повалили в траву.

Она обернулась и увидела, что это был Леонид, который быстро и как-то деловито сбросил с себя львиную шкуру, расстелил на земле, сделав теплое ложе, и молча переложил на него Филистину.

Теперь могучее тело Леонида было полностью обнажено и дрожало от возбуждения, как у быка, охваченного дикой страстью, так что Филистина поняла, что сопротивляться такому натиску бесполезно.

Да после столь бурной ночи у нее и не было на это никаких сил!

— Ах, но ты же не… — только и успела сказать Филистина, но дальше ее рот оказался залеплен властным поцелуем Леонида, а тело занялось огнем, словно его тоже уже бросили в жертвенный костер.

Сапфо же, услышав клич Алкея, нарочно побежала совсем в другую сторону, нежели все остальные женщины, вовсе не желая участвовать в общей игре.

«Нет, любовь — это не игра, не догонялки, не…» — шумело в ушах у Сапфо, когда она добежала до полянки, залитой тихим, лунным светом.

Вначале, когда Сапфо только что оказалась в лесу, с непривычки ей показалось между деревьями кромешно темно, и она бежала, не различая дороги.

Но теперь, когда глаза немного привыкли к темноте, Сапфо узнала хорошо знакомые места и обрадовалась.

Ну, конечно, это был тот самый берег ручья, где Сапфо впервые увидела на рыбалке Фаона, и она очутилась здесь так быстро, потому что бежала с пригорка в низину.

Сапфо немного отдышалась и решила, что пора возвращаться на место праздника, а лучше всего — сразу отправляться домой.

Наверное, ее давно ждет Сандра.

Интересно знать, что она этой ночью нагадала, снова запершись от всех в своей комнате?

Сапфо представила уже, как приятно будет сейчас очутиться в мягкой постели, отдающей ароматом роз, — многоопытная хозяйственная Диодора всякий раз старалась под конец стирки полоскать белье в цветочной, розовой воде.

И Сапфо свернула на тропинку, которая быстрее всех должна была привести ее к дому, сделала по ней несколько шагов и… не поверила собственным глазам, когда увидела перед собой Фаона.

— Вот… догнал… Селену… — запыхавшись, проговорил Фаон, нетерпеливо хватая Сапфо за кисти рук.

Сапфо поняла, что все это время Фаон бесплодно гонялся по лесу и уже потерял надежду кого-либо изловить — потому-то юноша так крепко и схватил ее за руки, словно поймал долгожданную добычу.

Сапфо мысленно поблагодарила богов, что до сих пор не сняла маски, которая за время праздника словно приросла к лицу, и поэтому могла сейчас остаться неузнанной.

Тем более Фаон глядел на Сапфо какими-то дикими от возбуждения, неузнавающими глазами и был похож на слепого, который умеет узнавать людей и предметы только наощупь.

Наверное, это странное ощущение еще больше усиливал грим на лице Фаона — для большего эффекта его веки были подкрашены мелко истолченной медной зеленью, смешанной с каким-то светящимся, фосфористым веществом, и от этого глаза юноши в темноте казались глубоко ввалившимися и — совершенно незрячими.

— Моя, все, ты теперь моя, — проговорил Фаон, и по его интонации Сапфо поняла, что он ее не узнал, а обращается вообще к женщине, к любой, какой-то бы то ни было женщине, которую он выиграл, и потому она должна сейчас утолить его желание.

Фаон по-прежнему был совершенно наг.

К потному плечу юноши во время быстрого бега лишь прилип дубовый листок, казавшийся на теле узорным клеймом.

«Подайте-ка мне сюда этот «глотис», мне из него хочется выпить», — неожиданно, совершенно не к месту вспомнила Сапфо, почувствовав, как жадно и нетерпеливо облизывают уже ее тело горячие губы юноши.

— Кто ты? Кто ты? — бессмысленно твердил Фаон, нетерпеливо тычась губами в женскую грудь, хотя Сапфо чувствовала, что на самом деле ему совершенно не важно знать ответа на этот вопрос, а хочется просто как можно скорее целиком приникнуть к женскому телу.

Сапфо поняла, что если она скажет хоть слово, то выдаст себя и Фаон тут же испугается и отпрянет — ведь он относился к ней с уважением и особенным почтением, которые в таких делах, как любовь, были плохими союзницами.

И тогда она приложила к горячим, жадным губам Фаона палец и опустилась на землю, показывая, что согласна на все, кроме разговоров, совершенно на все…

Она не знала, что Фаон будет делать дальше, и потому немало удивилась, когда юноша набросился на нее со спины, как урчащий звереныш, сладострастно вскрикивая и вонзая в нее свой фалл, словно копье или трезубец, и пронизывая до костей тело Сапфо сладкой болью и диким ответным желанием.

— О! Еще, еще! — приговаривал свистящим шепотом Фаон, который стоял коленями на земле и то обхватывал тело Сапфо, то победно распрямлялся, словно выныривая из волн.

А для Сапфо шепот юноши сейчас сливался с шумом близкого ручья, словно протекавшего у нее сквозь ребра, позвонки, кости и стремительно несшего ее куда-то дальше — еще! еще! — дальше, в такие счастливые края, словно это была наконец-то найденная страна гиперборейцев.

Только вода в этом невидимом ручье почему-то была теплой, как кровь, а в моменты, когда Фаон внезапно застывал — даже делалась нестерпимо горячей.

Впрочем, замерев всего на несколько мгновений, Фаон вдруг начинал свое плавание снова и снова, так что Сапфо порой казалось, что еще немного — и она окончательно захлебнется в бурлящем потоке, и лишь каким-то чудом ей всякий раз удавалось из него выныривать.

И тогда снова становились видны вокруг темные ветки кустарников и опавшие листья под руками, которые уже по-осеннему пахли грибами, сыростью, скорым тлением.

Но сама Сапфо знала, что в эту минуту ни опавшие листья, ни раздумья о старости или безвозвратно уходящем времени не имеют к ней никакого отношения.

Сегодня, пусть всего на несколько мгновений, в руках Фаона, она была вечным, бессмертным существом.

Как луна, сияющая на небе Селена, с любовью глядящая на дивный, устроенный в ее честь праздник.

— Но… но — кто ты? — снова спросил Фаон, который наконец-то все же совершенно обессилел от страстного плавания на спине неведомой женщины. — Скажи, ведь ты теперь всегда, всегда будешь только моей?

— Да… — еле слышно прошептала Сапфо.

И, почувствовав, что Фаон теперь по-настоящему устал и немного отстранился, Сапфо быстро выскользнула из его рук и метнулась в кусты.

Впрочем, она могла теперь не слишком торопиться, потому что знала, что сейчас Фаон ее догонять и преследовать не будет.

Просто пока не сумеет.

Глава восьмая

О ГИМЕН, ГИМЕНЕЙ!

Утром Сапфо очнулась от настойчивого стука в дверь своей спальной комнаты.

— Вставай, моя госпожа, неожиданная радость! К нам явилась ненаглядная ягодка, наша вишенка! — услышала она по-молодому счастливый голос служанки Диодоры.

Никаких сомнений быть не могло — приехала дочь Клеида.

Только одну Клеиду на всем белом свете, за врожденную смуглость кожи, Диодора называла «своей ненаглядной, сладенькой вишенкой».

Диодора обожала девочку еще с тех дней, когда крепко держала ее на своих руках, на корабле, плывшем от Сицилии к Лесбосу.

Сапфо до сих пор помнила, как Диодора заунывно, с утра до вечера молилась по очереди всем олимпийским богам, и даже на всякий случай каким-то нездешним кабирам, считающимся покровителями мореплавателей, лишь бы судно благополучно добралось до берега и малышка по пути не захворала.

Сапфо вскочила с постели и тут же начала быстро, наспех одеваться и причесываться.

Действительно — неожиданная радость!

Но вообще-то Клеида не собиралась приезжать в ближайшее время.