-Это сено которые? Черные и вонючие? Пасс. Я не настолько низко пал или не так много выпил.

-Тогда может по коньячку?

И мы приступили к основному блюду. Некоторое время говорили о женщинах, потом о власти, потом добрались и до знакомых. Весьма неожиданно, кстати.

-Кстати, Макс, ты Самохвалова помнишь?

-А то! Конечно. Тот еще мужик.

-Мужик-то он мужик, только нашел он себе мужика. Я их на днях видел. Приехал ко мне по делу. У сестры его мужика проблемы с почкой были. Туда-сюда. Разговорились, вижу, что юлит, а потом проговорился. Короче, посидели, потрындели. Потом я у него спрашиваю: «Вот ты жалеешь?», а он мне: «Нет». Я призадумался, впервые в жизни, наверное, призадумался. А он продолжает: «Знаешь, стремно было, когда до меня дошло, что люблю я его, а потом понял, что любят ни мужика, ни бабу, а человека. Так легче стало. Не жалею я, Сашка, не жалею»

Макс перекинул как за себя рюмку коньяка, зажал рот кулаком.

-Эх, а вот сигаретки сейчас не хватает, — встал, пошарил по ящикам, достал коричневую пачку Profit.— Окошко открой. Будешь?

Я понял, что переступил рубеж Profit. Закурил. Какая же это дрянь! Коньяк пошел ровно, в запивку.

-А ты бы смог?— реально для меня это вопрос животрепещущий. Мое существо ждало сейчас дома и, как я понимал, глядя на часы, то с качалкой или другим предметом кухонной утвари силового воздействия.

Кстати об этом. Мужики могу сколько угодно говорить, что вот такие жены — суки и стервы, но в тайне им очень приятно, что их ждут и волнуются за них. Хотя бывают случаи тотального контроля, там явно без посторонней помощи мамочек и подружек не обошлось. Ну да ладно. Это все лирика. А сейчас передо мной сидел вздыхая мой старинный дружбан и рассказывал о нашем общем знакомом, который как я только что пересек границу профита, так и он пересек границу… не знаю как это даже назвать.

-Наверное, смог. Ну, во всяком случае, попробовать мог бы. Понимаешь, после того как я на них посмотрел, бля буду, но чтоб так все семейные жили. И вот что я тебе скажу. Это в нас природа заложила. Как и почки гнилые, как и все остальное.

Сашка еще отхлебнул коньяка. Снова скривился. Видно ему давно тоже хотелось с кем-то поговорить, только не каждому все можно сказать.

-Понимаешь, Макс, я вот уже третий год трансплантацией занимаюсь, можно сказать, что у истоков пересадки почки в нашем городе стою. Насмотрелся много чего. И я против. Что дано богом, так тому и быть. Если тебе отпущено столько жизни, умей ее прожить достойно. А ведь многие этого не умеют, они всю жизнь на чьей-то шее сидят. Думаешь просто так чик-пик и от родного-здорового откорнали одну почку, а второму родному-больному пришили? А болтяру! Можно сказать, что пересрали жизнь здоровому и недолго проживет больной, — выпалив эту тираду, Сашка отдышался, опять налил нам по рюмкам, хильнул и продолжил, но уже спокойно. — Ну, если и проживет долго, то это уже не жизнь, я тебе скажу. Каждый день на гормонах. Сам знаешь: и удовольствие не из дешевых, и то, что они вынуждены принимать их, очень сильно иммунную систему косит. На тебя в автобусе чхнули, вот и грипп, а грипп в пневмонию или еще во что перерос. Короче, тот, кто забрал жизни кусок, за него платит. И платит так, что ну его нахер.

Мы сидели молча, закурили еще. На сей раз трава пошла нормально. Словно обычные сигареты. У меня была тьма вопросов, только, видно, не стоило их задавать.

-Сашка, неужели так может думать тот, кто делает операцию?

-Так думают у нас все, Максик, все! Это кардиологам хорошо. Они не видят, как потом видит пациент у которого сердце забрали. А я вижу! У меня из одного больного, получаются два. А ты знаешь каково тому, кто получит эту почку. Не сейчас, не сразу, а через пару лет? Когда, бля, совесть просыпается. А она просыпается! Еще как!

-Ладно, успокойся. Сам знаешь, свои мозги да в чужую голову не пересадишь.

-И правильно! Потому что мозги просто невозможно трансплантировать! Кстати, а вот за это надо выпить стоя!

Мы встали. Стукнулись рюмками и выпили.

После чего Санька поставил свою, и уже заметно покачивающимся шагом пошел в сортир. И вот вы мне не поверите. Я автоматически, словно какая-то неведомая сила двигала моей рукой, набрал номер Андрея. Мне лично было в тот момент пофигу который час и что он делает, но я позвонил сказать, что домой я все же не приду. Звонок оборвал я сразу, как будто боялся, что меня начнут отчитывать как я своих питомцев, нагадивших на коврик в ванной. Хотя, возможно, и побоялся, что меня замучает совесть. Да ну к черту. Зато вернулся Санька с новой идеей.

-Знаешь, Макс, а давай попробуем?

-Что?

-Это!..— поднял меня за грудки, сгреб в объятия, а он, поверьте, даже по моим меркам немаленький. — Давай попробуем!

Я вечно говорю не то, и, как обычно, ляпнул:

-Трансплантацию?

А он прижал меня сильнее и поцеловал. Еще в институте от его поцелуев девки тащились. Теперь я понял почему. Потому как мне захотелось сейчас его обнять. Ответить на его влажную, отнюдь не слюнявую ласку.

Вот как мы в постели оказались, не помню. Помню, что раздевали друг друга. Не знаю как он, но я так мало кого из дам своих раздевал. Помню еще поцелуй, как его хозяйская рука уролога пошла ласкать мой член.

И все. Больше ничего не помню. Факт тот, что на утро я проснулся голяком, замерзший и с засохшими пятнами почти по всему телу. Нет, не по всему. Рожа была чистая. Что вы думаете, я проверил сразу? Правильно! Туда никто не лазил... кажись... Кто этих урологов знает.

Думаете, я был в шоке и орал как бешеный — нихрена. Саша — друг и мы с ним столько раз спали вместе (хоть и не так откровенно вместе), что во мне ничего такого ужасающего это не вызвало.

А может и вызвало, если бы не колющая на части головная боль. Встал, пошел в сортир и на кухню. Коньяк-то мы весь выпили, но на утро осталось пиво. Непорядок. Достал баклажку из холодильника и присосался. Хорошо, ох как хорошо.

Алкоголь ударил по шарам повторно. Меня повело. В итоге я еще Сашке должен новый сервиз, в общей сложности. Грохоту было много.

Сашка выполз на шум. Не знаю, что там ему снилось, но «утренний привет» был весьма заметен.

-Ты че?— спросил он из сортира.

-Скандалю, горшки бью. Сейчас заяву на тебя вкатаю, за изнасилование.

-Совсем тронулся? Мы ж только отдрочили... кажется.

Я засмеялся. Люблю я этого человека. Как друга люблю. Мы не будем любовниками никогда, но мы никогда и не расстанемся. Потому что такие друзья раз и до конца жизни.

Спустя час, около полудня, когда привели себя в божеский вид, оделись, а Санек еще и запихнул постельное в стирку, мы снова сели за стол. Чинно так. По кофейку на минералке, заедая сычужным сыром.