Изменить стиль страницы

Лопес: М-м-м.

Мать: Все это проделки дьявола.

Лопес: Вы думаете, это проделки дьявола?

Мать: Конечно.

Терапевт не оспаривал веру матери в силу дьявола, не пытался изменить систему ее убеждений. Наступил благоприятный момент для того, чтобы сформулировать гипотезу в ее окончательном виде. Ночной ужас Рауля служил одновременно и метафорическим выражением материнских страхов, и попыткой помочь ей. Если сын испытывает страх, значит, мать должна быть достаточно сильной и собранной, чтобы суметь подбодрить и успокоить его. Поэтому она не имеет права бояться сама. Но когда мать берет Рауля под свою защиту и старается помочь ему, она внушает ему еще больший страх. Мать и сын попадают в ловушку: они оба стараются помочь друг другу, прибегая к негодным средствам.

Первое терапевтическое интервью было призвано блокировать тот своеобычный способ, которым мальчик защищал свою мать, а мать защищала его. Супервизор вызвала терапевта к себе, вооружив ее новым заданием. Членам семьи предстояло инсценировать ситуацию материнского страха. Надо было представить, как они находятся дома, как затем до слуха матери доносится какой-то шум, и она понимает, что сейчас ее семья подвергнется нападению. Одна из сестер должна была исполнять роль вора, пытающегося проникнуть в чужое жилище, сын сыграть защитника матери, готового дать непрошеному гостю достойный отпор. Таким образом, от матери требовалось не столько реалистически передать, как она на самом деле нуждается в помощи сына, сколько инсценировать, будто нуждается в ней. А сын воодушевлялся, чтобы сыграть, как он помогает матери. Иными словами, и потребность матери в помощи, и готовность сына помочь теперь оказались включенными в игру. Вот как прошла первая попытка инсценировать эту драму.

Лопес: Теперь нам предстоит разыграть сцену (к Марии), в которой ты вор, который намерен сюда влезть.

Мария: Кто я?

Лопес: Вор. (Она повторяет это слово по-английски.) Тот, кто обкрадывает квартиры.

Мария: Ой!

(Мать закончила кормить ребенка, и Клара, взяв малыша на руки, стала прохаживаться с ним по комнате.)

Лопес (Матери): Вам надо показать, что вы очень испуганы, вся на нервах. Идет? (Дети смеются.) Отлично. (К Марии) Ты должна тихонько подкрасться, потому что собираешься ограбить дом, поняла? И тогда… …

Мать: Не думаю, чтобы мои дети были способны кого-нибудь ограбить.

Лопес: Но это то, что мне сейчас нужно. Понимаете? Вы должны быть испуганной, очень испуганной. А Рауль… Ты постараешься помочь своей маме. Так?

Мария: Давайте посмотрим. Если кто-то чужой забирается в дом, что ты будешь делать? Ты сделаешь вот так (делает вид, будто прячется)?

Мать: Он удерет. (Все смеются.)

Лопес: Давайте посмотрим, как у нас это получится. Готовы? (Все дети говорят одновременно. Мария поднимается со своего стула и направляется к двери комнаты.)

Лопес: Рауль, ты будешь помогать своей маме, помнишь? Мама страшно перепугана: грабители вот-вот проникнут в дом.

Мария: Мама, встань, потому что…

Лопес: Она необязательно должна стоять.

Мария: Я только говорю…

Лопес: Переходи туда и входи, как будто бы ты готовишься грабить.

(Мария выходит из комнаты.)

Рауль: А что делать мне?

Лопес: Подумай сам, что ты будешь делать.

(Рауль что-то ищет в карманах. Мария на цыпочках входит в комнату. Никто не двигается. Мать что-то шепчет Раулю. Через несколько секунд Мария и мать встречаются глазами и улыбаются. Мария завязывает узлом свои волосы. Рауль встает и начинает что-то искать в кармане своего пиджака, который лежит на стуле. Мария смеется.)

Сколько эту сцену ни репетировали, она не удавалась. Мать набрасывалась на вора и давала ему отпор, прежде чем сын поспевал прийти ей на помощь. Сообщение, которое вытекало из неудавшегося представления, ясно убеждало, что мать — сильный, состоятельный человек, который способен защитить себя сам; она не нуждается в опеке со стороны сына.

В конце терапевт сказала, что она будет наблюдать за игрой из другой комнаты. На этот раз сцена получилась ближе к замыслу.

Лопес: Я собираюсь оставить вас наедине, а вы попробуйте разыграть всю сцену с самого начала. Я буду наблюдать за игрой из соседней комнаты. Мне бы очень хотелось, чтобы вы попытались сыграть эту сцену ближе к жизни, ну, вы понимаете… когда вы чувствуете потребность кричать, вопить, как на самом деле. Рауль, что ты собираешься делать?

Рауль: Не знаю.

Лопес: Я буду смотреть на тебя, чтобы увидеть, что ты надумаешь.

(Терапевт покидает комнату. Мать предлагает Марии выйти. Мария выходит и через несколько секунд снова входит в комнату уже в роли вора. Мать хватает стул и с угрожающим видом заносит его над головой Марии. Рауль по-прежнему сидит.)

Рауль: Но, мам, она должна что-нибудь взять.

Мать (Стоит посередине комнаты, держит стул в одной руке, кричит на Рауля): Слушай-ка, ты должен, наконец, подняться и что-то предпринять. Что бы ты стал делать, если бы со мной действительно что-нибудь случилось?

Рауль (по-английски): Хорошо, хорошо, начинаю, начинаю.

Мать: Поздно, все: что смогла, я уже сделала.

(Мать ставит стул на место, в то время как Мария вновь оставляет комнату. Рауль направляется к двери. Когда Мария входит, мать снова хватает стул, но Рауль проворнее: он выталкивает Марию из комнаты, ударяя ее по руке.)

Пока терапевт, стоя за односторонним зеркалом, наблюдала эту сцену, супервизор предложила следующий план: 1) Обсудить с семьей инсценировку и сказать матери, что она плохо изображала свой страх, сдерживая себя, поэтому сыну тоже не удалась отведенная ему роль защитника. 2) Похвалить мать за стремление помочь Раулю и после этого заручиться ее согласием на следование дальнейшей инструкции терапевта. 3) Инструкция предусматривала два момента: а) Рауль всегда должен спать в своей комнате; б) каждый вечер семье в течение нескольких минут следует разыгрывать сцену, где взломщик пытается ворваться в их дом, мать переживает страх, а сын бросается к ней на помощь; в) в том случае, когда Рауль будет с криком просыпаться среди ночи, мать должна поднимать на ноги всю семью, и всем им вновь придется разыгрывать ту же сцену, которую они репетировали на сессии и воспроизводили вечерами у себя дома.

Терапевт вернулась в комнату, где проходила встреча, обсудила с семьей инсценировку, покритиковала мать за то, что та была чересчур сдержанна в игре и недостаточно экспрессивно изобразила страх. Следующий далее текст раскрывает, как мать отреагировала на критику. Она с достоинством заявила, что поскольку по натуре своей является достаточно самостоятельным человеком, способным дать отбор любому, кто посягнет на ее безопасность, ей было невыносимо трудно играть эту роль. Она не нуждалась в поддержке со стороны сына.

Мать: Это все потому, что я не…… не…… на самом деле, это не моя роль. Когда я…… если я сталкиваюсь с чем-то подобным, то прежде всего думаю, как мне защитить себя и как защитить детей. На самом деле, я не чувствую страха.

Лопес: А что вы чувствуете?

Мать: Я дала бы отпор любому, кто вздумал бы забраться ко мне в дом.

Лопес: М-м-м.

Мать: Понимаете? Если я слышу что-то подозрительное, я всегда поднимаюсь и выясняю, что это за шум. Я всегда так делаю.

Лопес: Ну, допустим, вы выяснили, и что потом?

Мать: Я выясняю для того, чтобы отразить удар. Понимаете?

Лопес: Но……

Мать: То есть, я не…… я хочу сказать, что я не дам ему возможности ни даже заговорить со мной, ни что-либо другое. Понимаете?

Лопес: Вот это да!

Мать: У меня только одна мысль: дать отпор! Я с детства была большой любительницей драк.

Лопес: А-а? Так вы драчунья с опытом?

Мать: Ну, да.

(Лопес смеется.)

Мать: Вы знаете, в моей жизни бывали поводы, когда требовалось дать отпор, понимаете?

Лопес: М-м.

Мать: … …потому что я росла почти одна и должна была уметь защищать себя, знаете ли. Я защищала даже других. Друзей, например. Разные случались обстоятельства.