— Учти, я не столь видная фигура. Я был всего лишь секретарем в скромном представительстве за границей. Большие люди могут позволить себе обнародовать такое, что маленьким людям вроде меня делать запрещается.

— Значит, вы отказались от японского гражданства ради блага Японии?

— Прекратим этот разговор. Я же нахожусь не на исповеди. Не будем больше говорить обо мне. Достаточно того, что я тебе сказал, вот ты и делай свои заключения, исходя из этого.

Ногами поглядел в сторону гор, где вдали, среди сосен, чернел памятник Нитирэну[11].

— А тебя я сюда позвал совсем не для этого, — добавил он, повернувшись к Асимуре.

— Понятно, — сказал Асимура, — я больше не буду приставать к вам с расспросами.

— Вот и чудесно.

— И все же, что вы намерены сейчас делать?

— Хочу немного пожить в Японии.

— Это было бы замечательно.

— Да, если б обстоятельства позволили, я бы остался в Японии. Здесь так хорошо, так красиво. Поэтому я и явился сюда, словно призрак.

— Может показаться, что вы приехали, чтобы только полюбоваться японскими пейзажами… А с вашей супругой вы не намерены увидеться?

— Не говори глупостей. — Ногами грустно усмехнулся. — Она ведь уверена, что я умер и в этом мире ей осталось одиночество. И вдруг перед ней явится привидение в моем облике.

— Значит, вы решили встретиться только со мной?

— Да, поскольку ни с женой, ни с дочерью видеться не имею права.

— Но с Кумико вы все же виделись?

— Я-то ее видел, но она даже не знала об этом, — тихо ответил Ногами.

— Я догадывался о вашем приезде еще до того, как вы увидели Такако и Кумико.

— Вот как! — удивился Ногами. — Кто же тебя натолкнул на такие догадки?

— Сэцуко.

— Каким образом?

— В нарском храме Тоседайдзи в книге посетителей она обнаружила запись, сделанную вашим почерком.

— Вот оно что! — Ногами забарабанил пальцами по колену. — Кажется, я поступил неосмотрительно. Понимаешь, когда я приехал в Нару, у меня возникло неодолимое желание где-нибудь оставить по себе память. И вот, совершил непростительную глупость: расписался в книге посетителей, словно школьник, который вырезает ножом свои инициалы на дереве… Значит, Сэцуко догадалась?

— У вас слишком специфический почерк, с другим не спутаешь.

— Сам виноват. Я ей еще в детстве не раз показывал образцы моей каллиграфии, да и вкус к посещению древних храмов ей привил. Значит, она догадалась по почерку?

— Ну, тогда она еще сомневалась. Да и кто бы мог в это поверить после официального сообщения министерства иностранных дел о вашей смерти.

— Это так.

— Сэцуко поделилась своим открытием с Кумико. И тогда еще один человек отправился в Нару, чтобы выяснить все до конца.

— Кто же? Надеюсь, не Такако?

— Газетный репортер Соэда.

— Кто? — Ногами презрительно скривил губы.

— Дело не в том, что он репортер. Соэда, по-видимому, будущий муж Кумико.

Ногами постарался подавить раздражение, вызванное этим сообщением. Он стал судорожно шарить по карманам в поисках сигарет, наконец нашел их, предложил Асимуре, сам взял одну и щелкнул зажигалкой. Его пальцы слегка дрожали.

— Значит, будущий муж Кумико? Что же он из себя представляет?

— Я несколько раз с ним встречался. Положительный юноша. Думаю, у Кумико будет хороший муж.

— Ты так считаешь?

— Не только я, Сэцуко тоже. Он ей очень понравился.

— Сэцуко можно верить, — произнес Ногами, затягиваясь сигаретой.

Он снова поглядел вдаль, туда, где темнели в горах сосны, и Асимура заметил, что его глаза увлажнились.

Асимура почувствовал себя неловко и отвел взгляд в сторону. Некоторое время оба молчали. Со стороны могло показаться, что двое мужчин присели рядышком на скамью передохнуть после прогулки по парку.

— Прошу тебя и Сэцуко позаботиться о дочери, — сказал Ногами, прервав молчание.

— Об этом не надо просить. Мы сделаем все, что будет необходимо. Да и ее мать пока вполне здорова. Кстати, вы сказали, что видели ее?

— Да, это устроил Мурао.

— Не по его ли просьбе вы приехали в Японию?

— Я приехал сюда по своей воле. Мурао к этому никакого отношения не имеет.

— Вот как? Впрочем, это меня не касается. Как вы нашли свою супругу?

— Конечно, ей немало пришлось пережить, — тихо ответил Ногами.

— На ваш взгляд, она очень постарела?

— Еще бы! С тех пор как мы расстались, прошло восемнадцать лет. У меня самого вся голова седая.

— С той минуты, как мы с вами встретились, меня не покидает желание хотя бы насильно привести вас к вашей жене.

— Не говори глупостей, — хрипло рассмеялся Ногами. — Если ты это сделаешь, мне действительно придется умереть.

— Главное, чтобы вы согласились с ней встретиться, а остальное я беру на себя.

— Благодарю, — сухо ответил Ногами. — Я прекрасно понимаю, какие чувства тобой движут, Реити. Но все это не так просто, как тебе кажется. Пойми: если бы я мог спокойно повидаться с родными, зачем мне, словно преступнику, скрытно пробираться в Японию? Я ступил бы на родную землю открыто. Но к сожалению, это невозможно. В сорок четвертом году я принял подданство другой страны.

— А что в этом особенного? — горячился Асимура. — Разве мало военных, которые один за другим возвращаются на родину, хотя в свое время было объявлено, что они пали в бою?

— Это другое дело, — перебил его Ногами. — Мой случай иной. О моей смерти были официально извещены все. Нет, мне вернуться к жизни не так просто.

— Но ведь вы вернулись в Японию?

— Наш разговор теряет смысл. Я, кажется, уже начинаю сожалеть о нашей встрече. Мне думалось, что ты мужчина и поймешь меня.

Аси-мура опешил. Последние слова Ногами больно его кольнули, но они означали и другое — Ногами видит в нем человека чужого. С Такако, Кумико и Сэцуко его связывали кровные узы, а его он не считал родственником по крови и, значит, думал, что Асимура отнесется к встрече более хладнокровно.

— Я считал, что именно ты поймешь меня, — продолжал Ногами, видя, что Асимура молчит. — По правде говоря, мне и с тобой не следовало бы встречаться. Собираясь приехать в Японию, я заранее решил ни с кем из близких не видеться, но здесь моя решимость ослабела. Как бы тебе это объяснить? На какое-то время я потерял над собой контроль, мне неудержимо захотелось сообщить кому-нибудь из своих близких, что я жив… Это, пожалуй, свойственно человеку. В самом деле, бывает очень грустно, когда не с кем поделиться… Вот я и подумал, что мог бы повидать тебя, что ты сможешь, я уверен, сохранить в тайне нашу встречу.

— У меня, — Асимура тяжело вздохнул, — к сожалению, такой уверенности нет.

— Неужели ты кому-нибудь расскажешь, что виделся со мной?

— Может случиться. В общем, я за себя не ручаюсь.

— А я в тебе уверен. Думаю, что о нашей встрече ты не скажешь ни Такако, ни Кумико. И жене тоже.

— …

— Ты понимаешь, почему я настаиваю на этом?

— Ну вы, видимо, способны при любых обстоятельствах себя контролировать.

— В том случае я навряд ли встретился бы с тобой. Как видишь, я оказался не таким и, покидая Японию, наверно, буду сожалеть о нашей встрече. И все же я повидался с тобой. Вот какой я на самом деле.

— Может быть, мы еще встретимся?

— Нет, и одного раза достаточно. При новых встречах исчезнет таинственность, окружающая призрак.

— В таком случае я глубоко сочувствую и Такако, и Кумико.

— Ты говоришь о само собой разумеющихся вещах. Я от тебя этого не ожидал. Ведь ты врач, ученый. Тебе не к лицу идти на поводу у чувств. Я же, откровенно говоря, человек настроения.

— А ведь и Сэцуко, и Кумико начинают верить, что вы в Японии.

— Вот как? — На мгновение на лице Ногами отразился испуг. — По правде говоря, я не исключал такой возможности.

— Конечно, Кумико ничего не говорит, но девушка она умная и о чем-то догадывается.