На мир Огня постепенно опускается вечер. Воздух становится все свежее, несмотря на постепенно распускающиеся Лемнискаты – диковинные цветы, раскрывающиеся лишь в темноте. Их запах, еще вчера сладкий и вязкий, своей легкостью и нежностью сегодня напоминает мне о Каре.

- И для тебя тоже, Господь? – лукаво улыбается моя собеседница.

- И для меня.

Истину всегда проще признать сразу, чем бороться с ней и непременно проиграть.

- Но разве она не Темная? – Мирра садится рядом, опутавшись тканью платья, как пушистым облачком.

Вечер полностью вступает в свои права мягкими темными шагами, окутывая все вокруг в неизменный бархат. Вокруг роятся насекомые. Днем они выглядят как цветастые бабочки, ночью – освещают своими крыльями пространство, приманиваемые запахом цветов. Оранжевые пятнышки света. То и дело вокруг вспыхивают маленькие и яркие огоньки – они будут гореть до середины ночи и, если никто не закроет их в специальной ловушке, погаснут к утру, чтобы завтра ночью возродиться вновь.

- А это имеет значение? - приманиваю яркую ночную бабочку, подставляя ладонь. Она садится мне на палец и несмело перебирает ножками, освещая пространство вокруг.

- Нет, - женщина качает головой, сверкая ослепительной улыбкой. – Лишь говорит о том, что ты познал давно желанное. И я рада за тебя.

- А что же я хотел?

Ответ я знаю, но разве он был так очевиден? Или это просто Мирра знает меня так хорошо, что может сказать?

- Все хотят любви, Господь, - она вздыхает, откидываясь на землю. Такая хрупкая в своем тонком синем платье. – Преданной и мягкой, улыбчивой и жаркой, поглощающей и самозабвенной. Когда нас понимают и дорожат нами.

- Ты, кажется, говоришь, как Ладмира, - смеюсь я.

Моя сестра, Богиня Любви, прекрасная и светлая, как само сияние. Эгоистичная, смешливая и даже жестокая иногда. А что еще ожидать от воплощения любви?

- Секс без глубоких чувств - не более, чем механическое действо, Эйдан, - Мирра вдруг становится серьезной. – Ты сам познал правоту моих слов, или скажешь «нет»? Любви молится тот, кто любит, неважно кого, но искренне. Хотя, у Богов, верно, все иначе.

- Я молился не Ладмире, ты права, - теперь и я серьезен. – И пусть та, к кому обращена моя мольба, Темная, но лишь ей я хочу молиться впредь.

Я пропускаю момент, когда это начинается, но в саду уже поют ночные птицы. Их не слишком громкие трели разносятся вокруг, лаская слух. Накрываю бабочку, сидящую на мне, ладонью и просто думаю о том, как все поменялось. О себе. О Каре. О том, что она для меня значит.

- Света без Тьмы не бывает, - наконец пожимает плечами женщина возле меня. – Это написано в книгах пророчеств, и это истинно. Ребенок не рождается только плохим, или только хорошим. Мы все, ваши создания, заполнены и тем, и другим.

- Ведь мы творили вместе, - бабочка бьется в моих руках, но не от того, что хочет вырваться, - это естественно.

- У меня было пятеро детей когда-то, и все они были разными, - неожиданно признается Мирра, - хотя росли одинаково и имели одного отца.

- Я не знал, - хотя это утверждение не совсем верно. Не интересовался, так вернее. И теперь, наверное, жалею об этом.

- Ты забрал меня глубокой старухой, Господь. Дал новое тело и новую жизнь. Но я всегда помнила о них.

- Я никогда не хотел детей, - неожиданное признание в том, что все и так знают.

- Почему? – улыбается она.

- Не видел достойной матери, - это как прозрение. - Но теперь все иначе… я не хочу делить её внимание даже с частичкой себя.

- Это пройдет. Когда жизнь бесконечна, как у тебя, то, так или иначе, приходишь к верному решению.

Бабочка перестает неистово биться в моих руках, превращаясь в нечто большее, хотя её маленькое сердечко трепещет.

- Что ты хотела попросить? – я легонько поглаживаю получившееся существо по хрупкой спинке, между сложенных сейчас крылышек.

- Хочу родить Максису ребенка, - тихо и просяще говорит она.

Раскрываю ладони, чтобы дать свободу маленькой птичке ярко-огненного цвета. Она с любопытством оглядывается вокруг и молниеносно взлетает вверх.

- Так вот к чему разговоры о детях, - смеюсь в ответ.

- Да. Именно, - улыбается женщина, - это часть моей любви, которую я хочу дать ему.

А какую часть готов подарить я?

- А он хочет тебя делить?

- Он любит меня.

Смеюсь. Я гораздо больший эгоист. Но подарю всё, что смогу, до капли.

- Я сделаю больше. Чтобы все вы запомнили день, когда в этом мире появилась Богиня, владеющая им безраздельно. – Мирра смотрит на меня внимательно, еще не понимая, что я собираюсь делать. – Ребенка сможет зачать каждая разнополая пара, между которой есть любовь. При условии, что оба хотят этого.

- Это огромный дар, Эйдан.

Пожимаю плечами.

А вокруг начинается буйное цветение. Не потому, что я так пожелал, а потому, что сделал все правильно. Темные стволы деревьев мгновенно оплетают густые спирали зелени, тут же покрываясь дивными бутонами золотисто-рыжего цвета, с белыми ажурными узорами. Совсем такими же, как татуировки на её коже, возникающими от моего прикосновения. И каждый прекрасный цветок, распускаясь, выпускает на волю полупрозрачное существо, похожее на маленького человечка.

Нимфы – а это именно они – с легкостью выскальзывают из своих маленьких домиков, и, смеясь, бросаются во все стороны, кружась и танцуя в воздухе. Они бескрылы, но им это и не нужно – малыши есть чистая квинтэссенция воздуха. Легкие, почти бесплотные, они скользят в потоках ветра, которые сами же и создают, чуть светясь в темноте, легко играют с тонкими травинками и лепестками своих жилищ.

Потому что это чудо только мне сейчас. Как еще одно напоминание о Каре. И я счастлив даже этим.

- Иди, Мирра, я хочу побыть один.

Она кивает и быстро удаляется. Наверное, чтобы не вспугнуть удачу, подаренную мной. Или потому, что спешит исполнить предначертанное. Одна из только рожденных крошек-нимф путается в моих волосах и хохочет, тоненько и переливчато. Кажется, этот мир погружается в свой собственный маленький хаос и, наконец, начинает меняться. Но я этому даже рад. Время настало, навеянное свежим ветром и бездонными глазами бесконечности.

Глава 9.

Часть первая

Через тернии к звездам. (с)

***

Звон стали клинка,

Язык острый шелка

И блеска граней холодных,

Опасный оскал,

И вой мрачный волка -

Сей зверь в моих бледных ладонях.

И тьма - вечный друг,

Хозяйка, рабыня,

В моем подчинении льется.

Как ласкою рук,

Для мести богини,

Когда ее лик засмеется

Мой яростный крик

Для истин мученья -

Моя золотая теплица.

Мой враг, в этот миг -

Твои преступленья

Для мести - что сладости птица.

Утро рядом с теплым мягким сопящим существом приводит меня в смятение, но лишь на миг.

Ведь вместо Бога, который мне снился всю ночь, рядом развалился ягуар, активно сталкивая меня с кровати.

- Таски, редиска! - возмущаюсь я, пихая тяжелое тело своей кошечки, чтобы лечь поудобнее, за что и становлюсь обласканной шершавым языком.

Вот и полюбились. Хорошее начало утра.

Я выползаю из-под простыни, одергивая мужского кроя рубашку, сползающую с плечика. Подхожу к огромному окну с большим подоконником, усаживаюсь на него, подтянув колени к себе, и гляжу вдаль, на восход Флеймонда.

Он алеет, как огненный шар, окрашивая своими лучами серо-голубое небо в золотые и бронзовые цвета. Не земной закат, который я наблюдала в памяти Времени, если сравнивать по цвету. В человечестве небо рдеет румянцем на восход солнца, от радости новой встречи. Здесь небеса пылают, накаляются и цветут разноцветьем охры лучей святила.