Говинд включил секундомер. Мы ждали, когда кровь доставит в мозг зверя снотворное. А у синих горных хребтов уже шумел ливень и гремели раскаты грома. Теперь ливень будет кстати! Все складывалось на редкость
Удачно
Желтого мы отыскали возле завалов бурелома, обычных для горного леса, на краю покатой поляны, усеянной старыми костями животных. Это было не его логово, но теперь он был наследником всех тигров Ярамы. Желтый полз, борясь с обволакивающим его туманом до последнего момента. Так и уснул, мучительно вытянувшись в струнку.
– Какой рисунок, господи, какой рисунок! – Джузеппе гладил трясущейся ладонью по широкому лбу тигра, расписанному темными полосами.
Говинд смотрел на тигра, онемев от восторга. Духовный Палач что-то нашептывал с благостным выражением морщинистого личика и выбирал из густой тигровой шерсти колючки и мусор.
– Где же тэу? – спросил я громко. – Самое время им появиться!
Чхина, похожая на исцарапанную, в паутине, статую, вздрогнула и начала озираться.
– Никаких излучений, – сказал она. – Или я разучилась чувствовать?
Несчастный мул завяз в кустах и, лежа на боку, всхрапывал, икал и удобрял джунгли жидким пометом. Мы с Говиндом сняли с него поклажу. Мул, видевший своими глазами тигра, тем более Желтого, конечно же, никуда не годился.
Мы установили тент над полосатым размякшим телом. Джузеппе так разволновался, что был не в состоянии держать в руках инструменты. Нужные обмеры черепа тигра проделал Говинд – тщательно перепроверяя себя и опасаясь проткнуть кожу острыми ножками циркуля. Джузеппе справился бы куда быстрее.
Духовный Палач молился, повернувшись к нам спиной, а лицом на восход солнца, и в его согбенной позе угадывалась горячая мольба, по-видимому, к божеству, отвечающему за здоровье тигров. Я же сидел возле груды оружия, и нервы мои были подобны перетянутым струнам. Я сто раз высчитывал: сейчас слово за монстрами-невидимками. И может быть, вот-вот грянет тот редкостный момент, когда их можно будет обнаружить. Или даже увидеть.
«Чхина!» – позвал я мысленно, она резко обернулась, ожгла меня демоническим взглядом. Ее нервы тоже были напряжены. Она сидела в позе лотоса на высоком плоском камне.
С едва слышимым скрипом в мозг Желтого проникла тонкая упругая нить – Говинд делал то, чего ему не приходилось еще делать даже в лаборатории, но к чему он стремился, может быть, всю жизнь. Он смотрел в глазок окуляра и ровным движением пальцев подкручивал винт приборчика «экспресс-трепанации», хорошо известного зоологам и биологам. Нить должна была дотянуться до зачатков Светлого Пятна в глубинах звериного мозга, чтобы активизировать то, что может быть центром самосознания. А если нет никаких наметок Светлого Пятна, если мозг зверя табуирован Природой от самости? Тогда все наши действия бессмысленны.
Слабый импульс тока – и по телу Желтого пробежала дрожь, шерсть встала дыбом. Но тигр не проснулся.
– Почему их нет? – раздраженный голос женщины. – Я устала!
Говинд начал снимать приборы и повязки с головы тигра, отсоединил проводники.
Я смотрел то на тигра, то на заросли по склонам хребта – оттуда должны появиться? И почему их нет?! А если их отсутствие запрограммировано? Тогда они ждут, когда мы уберемся отсюда? Они же не подозревают, что мы делаем с тигром. Они, возможно, знают об ароматическом заборе и хотят взять Желтого, когда мы уйдем? Нет, слишком много можно напридумывать, а причина может быть очень проста – например, тэу просто запаздывают. Бегут сейчас изо всех сил со всеми своими пылесосами, спотыкаются…
– Мы забыли о его ранах, – сказал старичок с осуждением. – Вот мы какие, забыли!
Пулевых отверстий было два – в спине и в боку поближе к лапе, но рана-то оказалась одна – навылет. Обработали рану, наложили тампоны и повязку, но надолго ли? Очнется – сорвет.
Говинд потянулся могучим телом и вдруг засмеялся. Никогда ничего подобного от него не слышали. Как меняются люди в полевых условиях!
– Мы на пороге нового! – Голос его посветлел, лишился мрачной силы. – Через несколько минут Желтый встанет, и это будет зверь, способный осознать себя. Эй, Пхунг, Джузеппе, разве вы не поняли? Желтый докажет то, что мы не смогли доказать как следует! Он докажет, что многие животные обладают самосознанием! И все перевернется в мире.
– Точно, перевернется, – согласился я. – Например, разве можно будет забивать животных на мясо, если они обладают самосознанием? Это уже преступление. Нравственная ситуация обострится во всем мире. И что будет! Страшно подумать…
С Джузеппе творилось что-то непонятное, он, кажется, не слышал и не видел нас. Он ходил вокруг навеса, то с хрустом ломая пальцы, то начиная петь арию Рудольфа. Потом в его руках появился карабин. Он торопливо затолкнул в магазин обойму разрывных.
– Не могу! – завопил он. – Ну не могу такое видеть! Он стоит теперь многие миллионы долларов!
– Опомнись, Джузеппе! – сказал Говинд с прежней мрачной силой.
– Все равно подохнет! – вопил Джузеппе, напрягая жилы. – Ведь рано или поздно подохнет без всякой пользы! Уходите все, не то перестреляю! Вы же знаете, как я стреляю!
Ствол карабина плясал на уровне груди Говинда. Малейшее движение пальца – и в большом цветущем теле появится дыра с рваными краями, такую не залатать.
– Какой дурак! – громко сказала Чхина. – У тебя будет сильно болеть голова. Ты подохнешь от головной боли.
Ствол метнулся в ее сторону.
– Ведьма! – взвизгнул Джузеппе. – Тебя тоже прикончу, если не отвернешься!
Я наставил на него гранатомет.
– Посмотри сюда, Джузеппе.
Он резко отпрыгнул, прячась за Говинда.
– Пхунг! – радостно выкрикнул он. – У тебя ничего не получится! У тебя труба не выдвинута! А начнешь выдвигать, пристрелю!
И точно. Для того, чтобы запустить гранату, надо из большой трубы выдвинуть вторую, поменьше диаметром.
– Надо тихо, спокойно, – проговорил добрым голосом Духовный Палач и, подойдя к Джузеппе, взял из его рук карабин. Чтобы не оскверниться прикосновением к оружию, он прихватил его оранжевым подолом, будто горячую сковороду.
Джузеппе упал ничком и, рыдая, начал колотить руками и ногами по земле. Словно разбуженный землетрясением, учиненным «итальянцем», тигр открыл глаза, чуть заметно потянулся. И тут Чхина показала на завал бурелома метрах в пятидесяти от нас.
– Оттуда излучение. Жжет. Голос ее был спокоен.
– Только оттуда? – спросил я, выдвигая трубу.
– Только оттуда, Пхунг.
Гранатомет хорошо лег на тиковую плаху, в прицельной планке завал казался романтической картиной, выполненной акварелью. Я плавно нажал на спуск, и сильная отдача ударила меня хомутом по горлу.
Двухкилограммовая оперенная болванка прочертила дымную прямую и со страшным грохотом разорвалась в гуще бурелома, блеснув оранжевым пламенем. Осколки долетели до нас, зацокали по камням.
– Спрячься! – крикнул я Чхине и выпустил гранату из другого гранатомета. После третьего взрыва заполыхал пожар, и в гуще дыма начали рваться какие-то боеприпасы.
– Теперь туда посмотри, – сказал Чхина, дергая меня за рукав, и я увидел пятнистый «пылесос», который болтался, как маятник, в слоистом дыму.
Я тщательно прицелился и поймал предмет на вершине амплитуды. Его разорвало на мелкие куски – по траве и кустам сыпанул стальной град.
Все лежали ниц, вжимаясь в землю, а Желтый уже стоял под тентом, пьяно покачиваясь на ослабевших мягких лапах. Его хвост безвольно лежал на земле, как мертвая кобра. Теперь Желтый был открыт для прицельной стрельбы из зарослей.
– Его надо снова усыпить! – всполошился я. – Где карабин? Где коробка со «шприцами»?
Но неожиданно поднялся старичок и отважно взмахнул ручонками.
– Уходи, Желтый Раджа! Уходи из заповедника! Люди не могут тебя сберечь и спасти! Сам себя спаси, Желтый Раджа!
Тигр нехотя ощерился, потом медленно пошел по склону, спотыкаясь и припадая на одну лапу. Он зашел было в дым, потом начал обходить шевелящиеся сизые слои стороной. Все как зачарованные смотрели на него. Вот он остановился, сорвал зубами бинты, лизнул рану в боку и уже более уверенно пошел вдоль хребта по ущелью – к синим неприступным горам, где уже вовсю сверкали молнии и хлестал тропический ливень.