– Хочешь сказать, не правда?! – завопил Джузеппе.

– Хочу сказать: надо переосмыслить.

– Переосмысли, Пхунг, а у нас на этот счет нет сомнений. Она приносит беду всем, кто оказывается рядом с нею. И вообще, она женщина…

– Вот именно! – Джузеппе восхищенно пожал ему руку.

Мы поговорили о женском вопросе на Гималаях и вообще в мире. Джузеппе так разволновался, что перешел на «ты».

– Ладно, Пхунг! Если ты в нее влюбился – твое дело. Но не вмешивай нас в свои личные беды!

Говинд бросил с мрачной издевкой:

– Я вижу, тебе Чхина больше нужна, чем мы, чем спасение Желтого!

– Пойдемте! – сказал я. – Пойдемте к ней, не хочу объяснять на пальцах. И вы кое-что сможете увидеть и понять.

Чхина встретила нас приветливо, предложила свежего чая, диких фруктов. Спросила меня с нетипичной для нее любезностью, не болит ли у меня голова.

Мои друзья ждали, что я заведу разговор о Желтом и тэу, но я предложил провести небольшой эксперимент. Чхина должна войти в пустую комнату с завязанными глазами и определить, в каком углу стоит Джузеппе.

– Почему обязательно я? – запротестовал тот. – Вставай сам! Все вышли из комнаты, я встал не в угол, а в простенок, прикрывшись занавеской. Потом Чхина осторожно вошла, выставив перед собой руки, подозревая какой-нибудь подвох. Остановилась посреди комнаты. Джузеппе и Говинд смотрели в раскрытую настежь дверь.

Женщина с минуту стояла, как бы прислушиваясь, потом повернулась в мою сторону, хотя я не дышал и не шевелился.

– Но ты же говорил, что встанешь в углу, Пхунг? Говинд сел на истертом некрашенном пороге.

– Я кажется, понял, – произнес он потеплевшим тоном. – Чхина почувствует, если из зарослей пойдет излучение!

– И это она сможет даже ночью, – сказал я.

– Обалдеть можно! – Джузеппе исполнил что-то вроде чечетки и выругался с восторгом по-итальянски. – Извините. Значит, не надо искать или придумывать аппаратуру! Не надо тащить ее в джунгли на несчастных мулах! Чхина вместо аппаратуры!

– Что-то не совсем понимаю, – сказала она, сдирая с лица повязку. – Вы что-то решили без меня и хотите, чтобы я была как кукла, повернись сюда, повернись туда… А ну, убирайтесь из моего дома!

Мы с трудом успокоили ее, объяснив, что задумали спасти Желтого Раджу.

– Но ведь его не спасти, – проговорила она задумчиво, – все знают. Он никогда не даст потомства.

– Верно, Чхина, мы лишь продлим жизнь Желтого, если нам удастся, – сказал Говинд. – Но если ты не согласишься с нами идти… нам будет намного труднее это сделать.

– Ради Желтого я пойду. – Она посмотрела на меня. – А ради тебя ни за что бы не пошла.

АКЦИЯ СПАСЕНИЯ

Снежные вершины Гималаев еще были черными на фоне просыпающегося неба, когда мы покинули чхубанг. Никто нас не провожал, никто не пытался задержать и образумить. Прекрасно! Мы шли гуськом по висячему раскачивающемуся мосту, и под нами грозно шумела невидимая река. И еще скрипели и скрежетали ржавые цепи. И еще испуганно всхрапывал старый мул, нагруженный вьюками, – только одного и смог раздобыть Говинд. Прекрасное звуковое оформление, радующее души романтиков и бунтарей. Все мы, четверо, не считая мула, ощущали себя романтиками и бунтарями, которые все-таки переступили границу дозволенного, а что будет впереди – полная неизвестность. Но всегда есть оборотная сторона радости. И сейчас тоже: я с каждым шагом удалялся от Подвалов. Ощущал это физически…

Мы шли в темноте, только Говинд впереди время от времени освещал тропу фонариком с зеленым фильтром, свет которого невозможно увидеть на расстоянии десяти шагов.

За Говиндом следовал налегке Джузеппе, – он был плохой ходок, и когда-то его не взяли в даньчжинскую армию из-за «конской стопы». Вот почему он стал не генералом, а лучшим в мире специалистом по хищным кошкам.

Затем шла Чхина, бесшумная, как тень, и ведь несла на себе корзину со своими вещами, не захотела доверять такие ценности «нечистому» зверю мулу. Ну и я следом за ней, налегке, конечно, и просунув пальцы рук в отверстие колоды, чтобы не елозила по ключицам. И, наконец, мул, наша тягловая надежда и опора. Он кряхтел и вздыхал под тяжестью, но добросовестно исполнял свой долг.

Сквозь тяжкие вздохи мула я расслышал невнятное бормотание. Меня будто дубиной ударили по голове. Никто из моих друзей не мог так по-старчески бормотать! Мул – тем более. Я резко обернулся, мул с ходу стукнулся влажной мордой в мою грудь и поддал головой под колоду – и у меня из глаз посыпались искры. Я вскрикнул:

– Тут кто-то есть!

Прибежал Говинд с фонариком – и кого же мы увидели! Премилого старикашку с жутким храмовым именем. Он улыбался, щурясь в зеленом луче. На его извилистом посохе висел тощий узелок с пожитками.

Пораженные таким видением, мы молчали.

– Мне тоже надо туда… – проговорил Духовный Палач с застенчивостью ребенка. – С вами…

– Обалдеть можно! – сказал Джузеппе по-итальянски, но мы его поняли.

Чхине вдруг захотелось вернуться.

– Я, кажется, утюг не выключила, – сказала она мне в затылок, – честное слово, Пхунг.

– О мудрейший наставник, – сказал я, оправившись от удивления. – Наверное, вам не следует отправляться в столь опасный путь. А поведение мое и другого наказанного будет хорошее, я вам обещаю. Мы не будем убивать тигров, мы будем спасать Желтого.

– И еще мы найдем потерянную вещь, – поддержал Джузеппе.

– Очень хорошо, – обрадовался старичок, – я вместе с вами буду спасать Желтого и искать потерянную вещь.

– Ты только не волнуйся, – сказал я Чхине, – мы что-нибудь придумаем. Или ты напустишь на него головную боль.

– Бесполезно, – сказала она с сожалением, – он ведь совершенный. У него восемь ступеней, а у меня ни одной. Я не смогу. Я лучше вернусь. Мне не по душе, когда совершенный маячит перед глазами.

Мы принялись в три глотки уговаривать ее, а она ломалась, как и многие женщины на ее бы месте, так уж они устроены. Старичок с детским любопытством смотрел на зеленый огонек и прислушивался к нашим словам.

– Не надо меня бояться, – неожиданно заговорил он. – Я не затем, чтобы следить и духовно пытать, я затем, чтобы спасти Желтого.

– Странное дело, мудрейший монах, – ответила на это женщина. – Никто из монахов и совершенных не хочет спасать, а вы почему-то хотите.

– Да, учитель, – подхватил я. – Почему?

– И верно! – воскликнул Джузеппе. – Почему? Старичок обезоруживающе улыбнулся.

– Я ведь старый, мне скоро девяносто лет… И я давно уже достиг восьмой ступени. Но есть маленькое добавление к восьмой ступени, никто не знает, какое. Я думал-думал, потом спросил себя: «А может, спасение Желтого и есть то святое добавление?» Никто на такой вопрос мне ответить не может. Потому я пошел с вами.

– Хорошо, – сказала Чхина с металлическими нотками в голосе. – Я пойду, но если Пхунг женится на мне.

Я потрясенно смотрел на ее зеленое лицо. Все молчали. Наконец Говинд прокашлялся и проговорил мрачным тоном:

– Надо жениться, Пхунг.

– Но почему я? Джузеппе захохотал:

– Ты, Пхунг, уже начал задавать мои любимые вопросы. А что будет, когда женишься?!

– Что будет? – заинтересовалась женщина.

– Будет петь арии из лучших в мире итальянских опер.

– Да ты не бойся, – Чхина грубо толкнула меня в плечо. – Может, я пошутила. – И, помолчав, добавила:

– А может, и нет. Еще не знаю.

За этой перебранкой как-то сгладился неприятный факт появления в нашем отряде Духовного Палача. Поэтому мы двинулись дальше. Упала роса, и я даже через кожу высоких гималайских сапог ощутил ее жгучий холод. А монах и женщина шли босиком! Мне их было жаль.

– Чхина, – сказал я. – Почему бы тебе не обуться? Или у тебя нет подходящей обуви?

Она была тронута моей заботой. Проговорила с нотками благодарности в голосе:

– Ты будешь хорошим мужем, Пхунг.

Мы прошли километров пять, когда в долину Ярамы проскользнул робкий луч солнца, и вскоре донесся хриплый трубный звук – это монахи монастыря приветствовали утро. Джунгли все более оживали и наполнялись птичьими голосами, шорохами, где-то совсем близко от тропы мяукнул камышовый кот, и наш мул излишне нервно навострил уши. Монах похлопал его по твердой холке, успокаивая.