Изменить стиль страницы

Я взял свой фотоаппарат, и около девяти часов мы с Чуком отправились в путь. Сначала дорога шла по берегу, а примерно через милю Чук остановился и показал на густые заросли мангров и нагромождение мертвых деревьев за песчаной полосой, где раньше был кокаль. Тут надо было сворачивать в джунгли.

Пробираться через путаницу стволов, мангров и лиан было нелегко. За четверть часа мы продвинулись всего лишь на несколько футов. Чук рубил направо и налево, как свирепый сарацин в битве на Востоке. Под непрерывным натиском мачете Чука кругом летели щепки, с шумом валились скользкие ветки мангров.

Вскоре под ногами у нас захлюпала вода. Заросли становились все гуще, вода прибывала, и наконец показалась лагуна. За полосой мангров поднималась целая гора деревьев, вырванных или сломанных катастрофическим ураганом. Ноги вязли в теплой вонючей грязи. Мои сандалии пропитались этой жижей и наконец свалились с ног. Разыскивая их в липком иле, я вымазал руки по самый локоть. Потом сандалии пришлось все же снять и шагать босиком по острым камням и сломанным веткам. Чук шел впереди, выбирая места помельче.

Осторожно переставляя ноги и размахивая руками, словно канатоходцы, мы медленно двигались через лагуну, стараясь держаться поближе к островам мангров. Два или три раза мой фотоаппарат чуть не оказался в воде, его удалось спасти только благодаря немыслимым акробатическим трюкам. Как единственный свидетель всех моих открытий, аппарат теперь приобрел для меня исключительную ценность. От сырости кожаный футляр его позеленел, металлические части покрылись ржавчиной. Вместе нам пришлось вынести немало трудностей, оттого-то он стал для меня еще дороже. Сначала, болтаясь на шее, фотоаппарат мне порядком надоедал и казался просто туристским украшением. Потом я к нему привык и не упускал случая (часто потрясая людей, никогда не видевших такой штуки) запечатлеть каждое лицо, каждую постройку, какие встречал на этой удивительной земле.

Три часа пробирались мы через лагуну и болота, шли по густым зарослям островов среди нагромождений поваленных деревьев. Без конца вытягивая шею, Чук старался разглядеть свои зарубки, указывающие дорогу к развалинам.

Бредя по мелкому болоту между стволами и манграми, я вдруг увидел, как навстречу мне плывет ядовитая водяная змея (недаром Чук все время громким голосом предупреждал меня, что идти надо осторожнее). Редко в своей жизни я испытывал такой страх. Убежать здесь было некуда. Боясь привлечь своими движениями внимание ужасного пресмыкающегося, я застыл на месте. Плавно извиваясь, змея проплыла мимо в дюйме от моих голых ног.

Как бы в награду за перенесенный страх вскоре показались руины. Сперва мы увидели просто скопление кустов, поднимавшихся над болотом, но потом они приняли определенные очертания большого прямоугольного здания. На его верхушке, наполовину скрытой кактусами и пальмами, поднималось что-то вроде небольшой квадратной башни высотой в один ярд с дверными проемами со всех сторон.

В целом постройка производила удивительное впечатление, отражаясь в мутной воде, словно венецианское палаццо. Мы подошли к храму с востока, с той стороны, где не было никакого входа и только виднелся фриз, украшенный крестиками из кораллов. Такой рисунок я уже видел на храме по другую сторону залива Асенсьон.

Здание имело пятнадцать ярдов в длину, восемь в ширину и около пяти ярдов в высоту. Только с одной, западной, стороны в нем был широкий прямоугольный проем. Притолоку поддерживали две массивные круглые колонны с квадратными капителями. Фриз шел вокруг всего здания, а по обеим сторонам от входа на каменной стене были высечены две головы дракона. Храм на удивление хорошо сохранился, видимо потому, что стоял посреди соленой лагуны.

Судя по размерам, это могло быть главное здание всего поселения, возможно торгового центра, одного из звеньев цепи морских портов — Сан-Мигель-де-Рус, Чамаш, Чунйашче. Вполне вероятно, что порт имел связь с другими прибрежными поселениями через давно исчезнувшие внутренние каналы.

Я нерешительно вошел в храм. Внутри на голом гладком полу валялись обвалившиеся с потолка камни. Вдруг где-то у меня над головой послышался шум. Взглянув вверх, я увидел в полумраке сотни летучих мышей — вампиров. Одни из них кружились под потолком, другие, зацепившись своими огромными когтями за камни, висели вниз головой. Когда мои глаза привыкли к слабому свету, я заметил в задней части храма три низких входа во внутреннее помещение. Согнувшись, я прошел в эту комнату, где было почти совсем темно и раздавался писк вампиров. Я чувствовал, как они рассекают воздух и носятся, будто сумасшедшие, у меня над головой.

Обе комнаты тянулись во всю длину храма, у каждой был высокий массивный потолок с характерным ступенчатым сводом. Пока я обследовал внутренние помещения, Чук нерешительно топтался у входа, не рискуя войти. При слабом свете, проникающем в заднюю комнату, я рассмотрел на полу поднятие высотой в один фут, образующее широкий прямоугольный алтарь. Возможно, здесь сидела знать и помещались идолы и статуи свирепых богов майя. По всей вероятности, я был первым человеком из внешнего мира, кто со времени исчезновения древних майя проник в эту святая святых. Казалось, ничто не нарушало покоя храма с тех пор, как его покинули. Если не считать широкой трещины на алтаре, все во внутренней комнате было в полном порядке.

Я позвал Чука в храм. Пусть убедится, что я не причиняю вреда древнему зданию. Чук спросил, что здесь было прежде, не старое ли это ранчо. Я объяснил, что здание построили древние майя очень и очень давно, но, кажется, он мне не поверил.

Присев перед алтарем, представлявшим собой широкую плоскую каменную плиту, покрытую штукатуркой, я пытался рассмотреть что-нибудь в трещине, но сначала видел только обломки штукатурки. Когда я объяснил Чуку, что разыскиваю глиняные черепки и хочу взять их с собой в Мексику, он посмотрел на меня с явным недоверием. Но ему не пришлось долго стоять сложа руки. Вскоре я вытащил из-под плиты черепок с искусным витым рисунком. Это очень заинтересовало Чука, и он тут же принялся помогать мне, роясь под алтарем и в трещине.

Скоро мы начали вынимать оттуда один за другим черепки из разной глины всяких размеров и форм. Значит, это не остатки идола. Черепки, видимо, были просто замешены в штукатурку. Я собрал около двадцати штук маленьких обломков. На некоторых из них был вытравлен рисунок из крестиков или кружков.

Черепков набралось уже вполне достаточно, чтобы по ним можно было потом определить время постройки храма. Я было хотел бросить поиски, когда Чук, рывший своим мачете глубже, чем я, вдруг выкопал какой-то маленький ярко-красный предмет и протянул его мне. К моему удивлению и восторгу, это оказалась цилиндрическая бусина из красного камня.

Я принялся рыть снова и вскоре рядом с тем местом, где Чук нашел бусину, откопал красивый нефрит в форме трапеции размером в два квадратных дюйма. В верхней части трапеции было отверстие, чтобы нанизывать нефрит в ожерелье. Я уже мечтал о сказочных сокровищах и, позабыв, что любителям не полагается вести раскопки, продолжал рыться под плитой, просеивая сквозь пальцы сухие комья штукатурки, среди которых оказалась еще одна бусина из нефрита. Размером она была чуть поменьше первой и имела овальную форму.

Теперь меня уже ничто не могло остановить, да и Чук увлекся, роясь в щели под алтарем. Однако все дальнейшие поиски оказались бесплодными. Я понимал, что пора прекращать раскопки, и чувствовал себя, как голодная собака перед лавкой булочника. Но продолжать поиски было бесполезно. Ведь раскопки надо вести методически, с соответствующим снаряжением. Мне снова захотелось вернуться сюда еще раз при более благоприятных обстоятельствах и с хорошими специалистами-археологами. А пока я был доволен и тем, что первый увидел эти заброшенные храмы.

Находиться внутри помещения становилось уже трудно. Воздух был душный и спертый, одолевали комары, над головой по-прежнему носились вампиры. Все вокруг выглядело жутко и странно. Порой мне начинало казаться, что я просто задохнусь тут, в этом забытом храме посреди болотистой лагуны, что за каждым моим движением следят загадочные индейские глаза моего проводника Чука, а его длинный мачете может сослужить ему хорошую службу, если только он заподозрит, что я что-то от него скрываю. Ведь нефритовые бусины лежат уже у меня в кармане.