Нам показывали не мужество, а скорее стандарт мужества, стандарт преданности, стандарт ловкости, стандарт физической силы. В конечном счете — не характеры, а стандарт характеров. Но фильм способен был захватить зрителя не слишком привыкшего к таким фильмам, ибо стандарт, доведенный до состояния отточенного мастерства, — это сильное оружие искусства, хотя и не первого класса.

Итак, ни новизна места действия, ни псевдоновизна характеров и взаимоотношений действующих лиц не могут заменить ту художественную новизну, которая есть первый признак хорошего фильма. Такую новизну, которую можно назвать и по-другому. Открытие.

Более сложный случай — фильм прикидывается хорошим

Пример с «Великим побегом» не сложен. Такое элементарное отсутствие новизны (не места, но сущности происходящего) может быть замечено мало-мальски искушенным кинозрителем, но есть более тонко замаскированные случаи отсутствия истинной новизны. Такой фильм не только может произвести заметное впечатление на зрителя, но в известной степени выполнить свою миссию — сообщить нечто новое, пробудить нужные чувства, дать правильные с точки зрения морали оценки событиям и людям. И все-таки даже такой фильм нельзя будет признать хорошим.

Это будет «средний» фильм, «добротный», «приличненький», «ничего себе» — одним словом, можно подобрать к нему множество распространенных в нашем быту оценок. Но он не будет хорошим. Хорошим с большой буквы, тем, что остается в сердце зрителя на долгие годы, составляя уже часть души зрителя. Как, скажем, составляет часть нашей души фильм «Чапаев».

Такой замаскированный случай отсутствия истинной новизны наблюдал я, когда смотрел итало-французский фильм «Банда подлецов». Наверное, его видели многие читатели.

Сюжет его составляет история восьми или десяти человек в те дни второй мировой войны, когда наступил крах итальянского фашизма. Эти люди по разным причиной пробираются на юг, где уже нет немцев. Они должны перейти линию фронта. И все они оказываются в маленьком лесном домике во власти немецкого сержанта, этакого человеконенавистника, «палача с переживаниями», пруссака гитлеровской формации, который жаждет поиздеваться над своими невольными узниками.

В числе этих узников девушка Юдифь, только что потерявшая всю свою семью. Пруссак с «психологией» назначает цену освобождения — любовь Юдифи, но он хочет, чтобы она пришла к нему добровольно: он, видите ли, не какое-нибудь животное.

В этой ситуации проявляется подлинное лицо каждого — как они поведут себя… Но тут я вспоминаю, что уже знаю эту историю — видел и читал о ней. Читал в одной из знаменитых повестей Мопассана — «Пышка», а видел в нашем фильме, поставленном по этой повести в тридцатых годах.

Итак, новизна ситуации отменяется: было!

Большого греха здесь еще нет: история театра и кино знает много случаев заимствования сюжета. Но здесь другое.

Каждый поворот сюжета, каждое душевное движение действующих лиц фильма невольно наводит на сравнение с повестью Мопассана, с проявлением характеров его героев; потом вспоминается и наш превосходный фильм Михаила Ромма. Там все убедительно, тонко, даже изящно — и убийственно метко. Там каждое движение психологически оправдано и бесспорно, там бездна глубины в обрисовке характеров. Здесь вроде бы все то же самое, да не то — победнее, попроще. Там, где у Мопассана дан лишь намек — здесь все разъясняется.

Между тем фильм сделан с добросовестностью итальянских кинематографистов и повторяет все те принципы съемки «без прикрас», которые завоевали мировое признание лучшим фильмам итальянского неореализма. Но стоит вспомнить эти фильмы: и «Два гроша надежды», и «Нет мира под оливами», и многие другие, как понимаешь, что здесь — их невзрачная копия. Для обозначения таких явлений существует понятие «эпигонство», иначе: бледное повторение пройденного. Фильм лишен новизны по существу. Разумеется, он имеет право на жизнь, его можно смотреть. Единственное, чего он не имеет, — права на высшую оценку, права называться хорошим фильмом.

Когда плохой фильм имеет успех

Введем теперь в наше небольшое исследование доказательство от противного — рассмотрим случай плохого фильма, но такого, который имел все-таки известный успех или, как еще говорят, «кассовый» успех, то есть зритель на него ходил, и запланированный «Кинопрокатом» доход он, этот фильм, принес. Тем не менее следа в искусстве и в зрительских душах он не оставил и через положенное время станет хрестоматийным образцом неудачной кинокомедии. Говорю: через положенное, потому что в тот момент, когда он выходит на экраны, у него множество поклонников и защитников. Поэтому я и беру его в качестве примера. Речь идет о «Королеве бензоколонки» Киевской студии имени Довженко.

Судите сами.

…В огромном пустом зале Дворца спорта перед многочисленной комиссией показывают свое искусство мастера фигурного катания: они сдают экзамены в ансамбль танцев на льду. Для них играет музыка и ярко освещен Дворец. Но вдруг в музыку вплетаются какие-то стуки: бум, бум. Они сбивают ритм танцующим, раздражают комиссию. Никто сперва не понимает, что это такое. Так проходит довольно много времени. А время фильма — это не обычное время, здесь минута — огромный срок. Пустая минута на экране кажется зрителю часом!

Долго никто не понимает, что происходит, и наконец аппарат, рассматривая пустые трибуны, находит за последней из них плачущую девушку, разумеется, будущую героиню фильма. Она горько рыдает, и слезы ее капают на стоящий внизу барабан — он-то и издает эти незапланированные «бум, бум, бум». Теперь, пожалуйста, можете смеяться! А смеяться что-то расхотелось: нас, зрителей, так долго готовили к этому трюку, что, когда он наконец состоялся, настроение прошло.

Здесь был нарушен главный принцип смешного на экране — принцип экономии средств.

В этом фильме нарушается и другой важный принцип произведения искусства — единство стиля. Один актер играет к стиле сочной, бытовой, психологической комедии, другой — в стиле гротеска, то есть резкого, утрированного преувеличения человеческих поступков с предельной ограниченностью жестов и поз. Скажем, как играл Чаплин в своих первых, немых короткометражных фильмах (сравнивается не уровень — здесь важно понять, к какому типу актерского искусства относится исполнение).

Про Чаплина говорят, что он создал «образ-маску» маленького человека. Этот образ полюбился всему миру и полвека шагает по экранам. Можно пользоваться приемами образа-маски в пределах одного фильма. При удаче он надолго запомнится зрителям, как запомнился им незадачливый директор клуба бюрократ и трус Огурцов, созданный Игорем Ильинским в фильме «Карнавальная ночь». В нашем примере, в «Королеве бензоколонки», таких удач нет — попробуйте вспомнить, проведите над собой этакий зрительский эксперимент! Вспомните и повторите характерные жесты — не получится!

Но и это еще не самое главное в оценке фильма. По некоторым причинам, о которых я после скажу, важно было начать не с главного. Главное же заключено в том, что содержание фильма, его идея бедна, незначительна. И неправдоподобна. И героиня, как она задумана, мелка и неинтересна.

Комедия, так же как и психологическая драма (а может быть, еще больше, чем психологическая драма), обязана быть правдивой в своих посылках, жизненно достоверной, убедительной. Автор комедии не может рассуждать примерно так: посмешу-ка я зрителя, изображу нечто невиданное. Ну, допустим, герой будет жить в шалаше на крыше двадцатиэтажного дома и с ним лишь по этой причине будет происходить множество смешных вещей… Нет, не выйдет смеха! В шалаше человек оказаться может. И даже на крыше. Но зритель не должен весь фильм ломать голову над вопросом: как и зачем он туда попал?! Смешное, фантастическое не отменяет логики. Девушка, разумеется, может метаться в поисках профессии, она может все лето потратить на тренировку на роликах — пожалуйста! Только она не может жить в безвоздушном пространстве, неизвестно откуда взявшись и неизвестно куда катящаяся на своих роликах. Жизнь оснащена всякого рода подробностями и обстоятельствами, вроде школы, дома, семьи, друзей, денег, паспорта, одежды — мы нарочно перечисляем все подряд, ибо куда ни кинь — всюду у «Королевы бензоколонки» клин: ничего нет, безвоздушное пространство! Да и сама она без характера, без отличительных черт, которые делали бы ее интересной и смешной для нас, зрителей, помимо всех обстоятельств, в которые ее поставят режиссер и сценарист.