Симба молча двинулся к тихой бухте, а Сузи следовал за ним на некотором расстоянии.

Оказалось, что тайная лодка Инкази цела, и вскоре Симба и Сузи очутились на озере, тихом и спокойном, как зеркало. От страшной бури прошедшей ночи не осталось и следа.

Симба искал на гладкой поверхности озера какой-нибудь парус, ожидая увидеть одно из судов Солимана или, быть может, даже «Змею», но гордая армада Солимана исчезла бесследно, и маленький челнок Инкази беспрепятственно достиг острова Муциму.

— Разве здесь водятся коршуны, на этом маленьком островке? — осведомился Сузи, указывая рукой на одно место на самом берегу, где, действительно, собралась целая стая этих хищных птиц.

— Они, как видно, за делом, — продолжал он, — здесь водятся такие крупные животные, что целые стаи этих отвратительных птиц собираются сюда для своих трапез!

Лодка направлялась как раз к этому месту берега.

— Господин! — воскликнул вдруг испуганно Сузи. — Смотрите, ведь это человеческий труп! На него и насели птицы! Уж не Лео ли это?

И по безмолвному согласию оба они приналегли на весла и погнали лодку, что было мочи; вскоре они уже настолько приблизились к острову, что Симба мог выстрелить по коршунам, чтобы спугнуть их.

Эхо, вероятно, впервые повторило глухой раскат выстрела в маленьком лесу священного острова. Грузно подымаясь вверх, громадные коршуны разлетелись во все стороны, тяжело размахивая большими крыльями. Немного спустя Сузи и Симба стояли над мертвым телом, распростертом на берегу. Лицо нельзя было уже узнать, до того оно было обезображено, но по ярко-красному тюрбану, зеленой затканной одежде и богато украшенным ножнам кинжала нетрудно было угадать, кто был покойный.

Труп Солимана лежал на берегу, выброшенный волнами на съедение коршунам.

— «Змея» погибла, очевидно, — прошептал Симба. — Мудима был прав!

— Какая радость, господин, — воскликнул Сузи, — смертельный враг наш умер! Страна свободна от него, и путь свободен! Крепости Мудимы не грозит голод, и нам не придется спускаться к устью Лувулунгу, чтобы вымолить кусок хлеба у того, который сам теперь лежит здесь на берегу и служит пищей для жадных коршунов.

Почему же Симба не принимал участия в этой радости своего верного слуги? Он стоял, мрачный и задумчивый, неподвижно, точно каменное изваяние. В этот момент он вовсе не думал о себе; думал только, что и здесь, в дальней Африке, существует та же могучая карающая длань, которая теперь тяжело опустилась на Солимана. Этот человек, на совести которого лежали жизнь и счастье тысяч бедных негров, встретил теперь сам страшный конец в волнах разъяренного озера; жизненный путь его был пройден, и теперь он стоял перед судом вечного нелицеприятного Судьи. Симба чувствовал глубокое сожаление к несчастному, и в душе его невольно слагалась молитва за него, за своего смертельного врага.

— Пусть он останется здесь, господин, — сказал, наконец, Сузи, которому наскучило ждать, — у нас есть с вами более важное дело: нам надо отыскать нашего беглеца. Эй, Лео! Лео! Лео! — крикнул он во всю мочь и сделал несколько шагов вперед, в кусты.

Этот громкий призыв вывел Симбу из задумчивости, и, следуя примеру Сузи, он крикнул в свою очередь: «Лео! Лео!»

Когда они успели уже значительно удалиться от того места, куда озеро выбросило несчастную жертву вчерашней бури, то услышали над своими головами тяжелые взмахи крыльев. Самый смелый из стаи коршун возвращался к прежнему месту, за ним последовали вскоре и другие. Над телом Солимана уже вновь собралась и кружилась, точно темная туча, стая коршунов, спускавшаяся все ниже и ниже над трупом. Наконец один из хищников с шумом опустился на соседнее дерево, как бы подавая тем знак остальным сделать то же. Со всех сторон слышались тяжелые взмахи крыльев, треск сухих веток; громадные птицы с распростертыми крыльями как-то разом спускались на деревья, чтобы сесть тут или там на сук. И вот один громадный коршун камнем слетел на землю и, расправив крылья, с вытянутой вперед шеей устремился на свою жертву.

Еще минута, и на том месте, где еще так недавно стояли Симба и Сузи, теперь не было ничего видно, кроме громадной копошащейся крикливой черной тучи; поминутно слышались удары мощных крыльев, жадные коршуны толпились, теснились и сгоняли друг друга, судорожно цепляясь когтями и неистово работая клювами.

Над ними в воздухе стоял шум, гомон и резкий каркающий звук сотни хриплых злобных голосов, напоминающих скрежет и хохот.

Таков был конец гордого, надменного и самоуверенного Солимана, этого бессердечного и безжалостного работорговца; таковы были похороны, какие готовит африканская глушь своим мертвецам!

И тут же рядом гнездились добродушные робкие ткачики; зеленоватые дикие голуби ворковали в верхних ветвях деревьев; крикливые, но безобидные попугайчики весело перепархивали с дерева на дерево и с куста на куст. Вокруг ярких чашечек цветов, жужжа, роились пчелы, а солнце лучезарно светило с высоких голубых небес, изливая свои ласковые лучи на скорбь и радость, на жизнь и смерть.

Природа воспитывает человека, и он легко свыкается с пестрым рядом картин, которые она проводит перед его глазами. Даже самое страшное становится со временем заурядным явлением, а среди дикой природы и человек дичает.

Вот почему и Симбу в этот момент нисколько не тревожила дальнейшая участь трупа Солимана. Он спокойно шел по берегу острова и звал:

— Лео! Лео!

Но никто не отвечал на его призыв.

Тогда он стал спокойно заряжать свое ружье, думая при этом:

— Прости мне, могучий Муциму, если я еще раз позволю себе нарушить твой покой и тишину здешних мест громким выстрелом. Но этот выстрел не принесет смерти ни одному живому существу: я не убью ни одной пташки, так доверчиво ютящейся на твоем зеленом острове; выстрел мой должен только возвестить радость и спасение несчастному беглецу, нашедшему здесь у тебя надежное убежище и защиту от страшного врага.

И вот над тихим, мирным островом пронесся второй громкий выстрел, и Симба вышел на открытое место, образующее небольшой выступ берега.

— Отсюда он скорее всего увидит нас, — сказал белый, обращаясь к Сузи, — дай-ка и ты выстрел-другой из своего ружья: надо дать понять Лео, что мы ищем его.

С равным промежутком раздалось несколько выстрелов подряд.

— Это девятый, — сказал, наконец, Симба, — а девять священное число. Муциму, наверно, обратит внимание Лео на наши выстрелы!

— Ура! Вы правы, господин, — крикнул Сузи. — Вон он идет сюда! Он узнал нас! Смотрите, как он спешит к нам!

Симба мигом вскочил на ноги и бегом побежал навстречу негру.

— Белая Борода!

— Лео!

С этими словами белый и негр упали в объятия друг друга и долго оставались так. Неизъяснимое чувство наполняло их души, и это было весьма понятно.

При встрече с другом детства или другом молодости на одной из оживленных улиц города, где толпятся сотни и тысячи людей, мы останавливаемся, пораженные необъяснимо радостным чувством, потому только, что не ожидали встретить этого друга здесь; хотя все мы в цивилизованных странах так легко переносимся с помощью пароходов и железных дорог на многие сотни верст в самое короткое время, тем не менее смотрим на такую встречу, как на чудо, и радуемся ей, как чему-то совершенно невероятному.

Что же должны были испытывать в первые моменты встречи эти друзья, встретившиеся в глухих дебрях Африки за тысячу миль от того места, где они расстались навсегда? Они встретились здесь среди совершенно чуждых им племен на берегу еще почти никому неизвестного озера в стране, которой раньше не знал ни тот, ни другой из них. Разве это не было странной, удивительной случайностью?

Нет, не странной случайностью называл это Симба: для него встреча с Лео имела особое значение; он видел в ней чудесный промысел Божий.

А в душе Лео жило теперь иное чувство. Его надежда осуществилась: человек, на которого он некогда в стране Динка взирал, как на доброго гения, — человек этот не изменился с годами, оставшись все тем же, и пришел теперь, как пришел бы тогда, — спасти его. Но не чувство радости о своем спасении наполняло теперь душу Лео; нет, одно только чувство беспредельной благодарности к своему благодетелю испытывал он в эти минуты.