Пока знакомились, пока боцман со шкипером беседовали с новыми «матросами», давно уже стемнело. В бархатном темно-синем небе повисла луна, и отражениями далеких звезд вспыхнули на берегу разложенные индейцами костры.

— С вашего разрешения, я усилю вахту, сеньор, — войдя в капитанскую каюту, испросил разрешения шкипер. — Мы с боцманом не доверяем этим краснокожим дикарям — их слишком много. Вдруг захотят напасть?

Громов с сомнением покачал головой:

— Не думаю, что им нужен корабль. А хотя… усиливайте — местность незнакомая, разумная осторожность не помешает. Что-то еще?

Хименес на пороге обернулся:

— Я бы посоветовал вам, сеньор, отправить завтра с индейцами нашу парочку — парня и девку. Боюсь, во время плаванья они могут вызвать раздоры, а это нам ни к чему.

— Посмотрим, — неопределенно отозвался Андрей.

— Вот-вот, подумайте…

Шкипер нынче вел себя не так, как всегда, как-то более уверенно, а боцман — так и вообще нагло! И причину тому Громов знал, а потому и сам не стал сидеть сложа руки, выйдя на палубу и накоротке переговорив со всеми, кому доверял. Худшие опасения лейтенанта подтвердились! По словам Рамона Кареды, вновь прибывшие после беседы с боцманом вели себя вызывающе, отпускали соленые шуточки в адрес прежней команды, и пару раз уже пытались пристать к Аньезе… правда, пока принимали ее за мальчика.

— Узнают, что девка, — никто их не удержит, — хмуро бросил Рамон. — Кстати, наш Сильвио, похоже, тоже захотел стать рыцарем удачи.

Громов угрюмо хмыкнул:

— Скатертью дорога! А ты? Что намерен делать ты?

— То, что решил раньше! — упрямо набычившись, заверил Кареда. — Я хороший каменщик — ты знаешь, Андреас. Открою кирпичную мастерскую, заведу семью. И честным трудом заработаю денег больше, чем весь этот сброд!

— Поистине достойные слова.

— Нашему Деревенщине тоже не по душе вся эта компания. Гонсало — парень простой, и в душегубы подаваться не хочет.

— Я тоже не собираюсь…

— Я вижу.

Чуть помолчав, каменщик обернулся к левому борту, где гуртовались каторжники и — чуть подальше — негры:

— Что ж, даст Бог — до Виргинии доберемся, а там — пропади они все пропадом!

— Твои б слова да Богу в уши, — усмехнулся «сеньор лейтенант»… или капитан? Пока еще капитан…

Впрочем, утром все пошло гладко. Дул легкий бриз, в голубом небе ярко светило солнце, и пенные языки бирюзовых волн ласково лизали белый песок пляжа. Побрившаяся и вымывшаяся команда — молодец к молодцу! — выстроилась на юте, громкими криками приветствуя капитана.

Громов, при шпаге, в кафтане и треуголке, заложив руки за спину, поздоровался с моряками и, обернувшись, кивнул шкиперу:

— Снимаемся с якоря и идем в Виргинию. Командуйте, сеньор Хименес!

Индейцы не соврали: среди каторжников явно имелись бывшие моряки, судя по тому, как ловко они управлялись с парусами и всем прочим. Не прошло и пяти минут, как «Санта Эсмеральда» вышла в океан и, меняя галсы — ветер вовсе не был попутным, — взяли курс на север.

Стоявшие на берегу маскоги, проводив уходящий бриг невозмутимыми взглядами, подхватили свои пожитки и исчезли в лесу. Лишь Саланко еще некоторое время смотрел вслед судну и, когда белые паруса брига растаяли в далекой дымке, бросился догонять своих.

— Меняем галс… Приготовиться! — оставив штурвал вахтенному, шкипер с довольным видом командовал моряками.

Боцман Гильермо тоже казался довольным не менее, а то и более — похоже, у него уже даже появились любимчики из числа новоприбывших, все как на подбор, довольно гнусные типы с пропитыми физиономиями висельников.

Судно ходко шло в виду берега, за кормой болталась привязанная на канате разъездная шлюпка, которую так и не подняли на борт, — капитан на этот счет никаких распоряжений не отдавал.

После довольно сытного обеда Громов прилег отдохнуть в капитанской каюте, однако же вздремнуть ему так и не дали: вежливо постучав, в каюту заглянул Мартин.

— Могу я поговорить с вами, сеньор? — взволнованно произнес юноша.

Андрей молча махнул рукой, и Мартин продолжил, время от времени опасливо поглядывая на дверь:

— Я кое-что слышал, сеньор… от этих новеньких. Они меж собою шепчутся… и даже уже не шепчутся, а открыто говорят вслух!

— И о чем же? — вскинул глаза «пока еще капитан».

— Они готовят бунт, сеньор!!! Заговор! Боцман и шкипер — тому способствуют, я сам видел, как они сговаривались.

Громов вскинул голову:

— Тебе не показалось?

— Да нет же, нет! — в отчаянии выкрикнул Мартин. — Слух у меня хороший, а вот предчувствия — очень даже плохие. Они хотят… хотят выбрать себе нового капитана — боцмана! — он уже обещал выкатить весь ром… и отдать Аньезу! О, святая дева, что же делать, что?!

— Во-первых, не надо так громко кричать, — поднявшись, Андрей ободряюще тряхнул подростка за плечи. — Во-вторых — где Аньеза?

— Там, на носу. Прячется в каморке для кока.

— Как стемнеет, приведешь ее сюда. От греха подальше. И вот еще что… — Громов придержал за локоть уже готового сорваться с места парня. — Передай Рамону — пусть вместе с Деревенщиной незаметно перенесут сюда все мушкеты, сам же спустись к пушкам и подмочи порох, вода, слава богу, есть. Все понял?

— Да, сеньор!

Кивнув, Мартин выбежал из каюты, а Громов, немного полежав, тоже вышел на палубу: походил по корме, поболтал со шкипером, с вахтенным, а затем оперся на фальшборт рядом с кулевриной и долго смотрел в море. В случае чего, кулеврины тоже не должны были выстрелить…

— Эй, матрос! Что-то жарко… Принеси-ка водички!

— Сей момент, господин капитан.

Тучи начали сгущаться к вечеру — и в прямом, и в переносном смысле слова: небо нахмурилось, и паруса бессильно повисли, наступил полный штиль, затишье, как оно всегда и бывает перед грозой или бурей. Слава богу, опытный шкипер Хименес уже привел судно к гавани, оставалось лишь чуть-чуть, один рывок, когда поднимется ветер… Бросить якорь, укрыться от волн, а там оставалось лишь только молиться.

Шестеро матросов, повиснув на вантах фок-мачты, ждали команды…

Ждали…

И вот темно-синее небо расколола яркая молния, грянул гром, и порыв ветра взметнул волны в корму!

— Фок-брамсель! — шкипер махнул рукой, и на самом верху фок-мачты упал, сразу же наполнившись ветром, парус.

Мачта накренилась, но выдержала, и судно, дернувшись, резко подалось к берегу, подгоняемое ударами волн.

— Фок-брамсель — спустить! Якорь!!!

Снова гром. Брызги. Упал, зацепился за дно тяжелый якорь, судно встало у берега, очень даже вовремя укрывшись от поднявшихся волн.

Упали на палубу крупные капли дождя, начался ливень, и, повинуясь командам, матросы забегали по всему кораблю, укрывая парусиной то, что нужно было укрыть.

— Принимайте, сеньор! — Рамон Кареда и Гонсало Деревенщина втащили в каюту капитана завернутые в парусину мушкеты. — Сейчас еще принесем.

— Отлично, — Громов потер руки. — Впрочем, может, они и не понадобятся.

— Так не тащить?

— Тащить обязательно! На всякий случай — пусть будут.

Следующим рейсом в капитанскую каюту вместе с мушкетами доставили и Аньезу — мокрую и похожую на нахохлившегося воробышка. Громов бросил ей найденную среди вещей прежнего капитана рубаху:

— Переодевайся. Я отвернусь.

Пока девчонка одевалась, Андрей смотрел в кормовое окно. До берега оставалось метров двести или чуть более…

— Аньеза, ты плавать умеешь?

— Не очень хорошо, сеньор.

— Это плохо, что не очень… Впрочем, Каменщик, верно, такой же пловец, как и ты… Ладно! Поглядим еще, как все будет.

Буря стихла так же внезапно, как и началась. Сначала перестал дуть ветер, следом за ним успокоились, улеглись волны, раскаты грома слышались уже где-то вдали, и лишь дождь все еще поливал как из ведра… но и он к вечеру кончился, на радость всей команде брига.