– Хотим, – сказал Стайл.- И налейте стаканчик Мак-Грегору.

– Вы, конечно, понимаете, насколько важна для нас такая поездка, – начал Хэмбер, глядя, как Эссекс нажимает кнопку звонка.

– Нет, не понимаю.

– Очень скоро все это дело возьмет в свои руки Вашингтон, и тогда вам потребуется помощь. – Хэмбер говорил убежденно. – В Америке, чтобы добиться чего-нибудь, нужно предварительно подготовить общественное мнение. Вот мы со Стайлом и решили этим заняться.

– Именно ради этого вы и хотите попасть в Азербайджан? – спросил Мак-Грегор.

– Ради этого самого, – ответил Стайл. – И ваш долг позаботиться о том, чтобы мы туда попали.

– Долг? Долг перед кем?

– Перед человечеством, цивилизацией, культурой, демократией, – сказал Стайл.

– Мак-Грегор не поклонник отвлеченности, – заметил Эссекс. – Этим его не возьмешь. Долг – понятие невесомое для человека науки.

– У всякого ученого есть долг перед человечеством, о котором он не имеет права забывать, – возразил Стайл.

– А у журналиста?-спросил Мак-Грегор.

– У журналиста тоже, – ответил Стайл.

– Кровавый, однако, это долг, – проворчал Мак-Грегор. – Ведь вы только и делаете, что стараетесь разжечь новую войну!

– Мы не хотим войны! – заявил Стайл. – Все зависит от России. Если она будет вести себя как следует, причины для войны исчезнут сами собой.

– Я плохо разбираюсь в подобных вещах, – сказал Мак-Грегор, – но думаю, что вы несколько ошибаетесь. Может быть, вас злит уверенность русских в себе или возмущает, что они не боятся вашей атомной бомбы.

– Оставьте атомную бомбу в покое! – закричал Стайл таким тоном, будто кто-то непристойно отозвался о его сестре, жене или матери.

– Едва ли это возможно, – неумолимо стоял на своем Мак-Грегор.

– Это не имеет никакого отношения к данному вопросу!

– Это, повидимому, имеет отношение к любому вопросу, особенно когда вы так рьяно лезете в драку с русскими. Не очень-то это похоже на выполнение долга перед человечеством!

– Одну секунду, – вмешался Хэмбер, предвидя новую вспышку ярости со стороны Стайла. – Позабудем пока о человечестве. Рассмотрим вопрос с дипломатической точки зрения. Как дипломат, Мак-Грегор, вы не можете не понимать, насколько важно для нас поехать с вами.

– Так нельзя, – сказал Эссекс. – Либо вы взываете к нему как к ученому, который должен выполнить свой долг перед человечеством, либо как к дипломату – одно из двух.

– Ну, так кто же он? – Хэмбер готов был подыгрывать Эссексу.

– Кто Мак-Грегор? – спросил Эссекс, подходя к двери. На пороге появился слуга-индиец, и Эссекс велел ему принести виски.

– Ни то, ни другое! – заявил Мак-Грегор. – Так что вы напрасно обращаетесь ко мне.

– В таком случае, все зависит от того, есть у Мак-Грегора чувство юмора или нет, – сказал Эссекс. – Я бы на вашем месте бил именно в эту точку. Он все еще думает, что я вас дурачу, но, поверьте мне, ваша поездка всецело зависит от него.

Появилось виски, и пока индиец разливал его по стаканам, все молчали. На подносе стояли и зеленые бутылки с содовой водой.

Хэмбер попробовал изменить тактику.

– Может быть, Мак-Грегор боится, что мы убедимся, насколько самостоятельно действуют его азербайджанские друзья? – сказал он.

– Более самостоятельно, чем вы думаете.

– Чепуха! – воскликнул Хэмбер. – Политические перевороты вовсе не в их духе.

– Почитайте историю Ирана, – сказал Мак-Грегор. – Одна революция за другой. Одно восстание против шаха за другим. Если не ошибаюсь, с 1900 года было три революции, и напоминаю вам, что условия для революции тут посложнее, чем в Америке 1776 года. Сдается мне, что американцы порастеряли свой революционный пыл. Ни одной революции за двести лет. Ох, уж эти свободолюбивые американцы!

– С Мак-Грегором лучше не говорить об Иране, – сказал Эссекс. – Я пробовал, но ему это не по вкусу.

– Ладно, ладно, – Хэмбер поднял руку, – я вовсе не хочу ссориться с вами, Мак-Грегор. Это было бы невежливо. Я просто хочу поехать с вами в Азербайджан.

– Зачем? – спросил Мак-Грегор. – Вы о нем и так всё знаете.

– Но малейшая конкретная улика много значит, когда приходится вести такую борьбу.

– Смотрите, как бы ваш маленький крестовый поход не довел вас до беды, Эл, – сказал Эссекс. – Не думаю чтобы он понравился русским.

– А я и хочу насолить им.

– Это закроет вам доступ в Москву.

– Единственное, о чем я жалел, покидая Москву, – это о том, что пришлось расстаться с Кэти Клайв, которую я обожаю. Не будь ее, я готов никогда больше не видеть этого города. – Хэмбер допил свой стакан и поставил его на медный поднос.

– Удивляюсь, что Кэти вас там не удержала, – сказал Эссекс.

– Мы с Кэти отлично понимаем друг друга, и я не стану тратить время понапрасну, ухаживая за ней. Предоставляю это Джебу Уилсу. Джеб, тот не уедет из Москвы, пока она там. Он не захотел даже ехать с нами сюда. Ну, это его дело, а нам со Стайлом надо заняться русскими.

– А кто это – Джеб Уилс? – спросил Эссекс.

– Смуглый, широколицый, умный, циничный, бродяга по призванию. Как раз во вкусе Кэти. Вы его, должно быть, видели на какой-нибудь пресс-конференции. Вот это и есть ее избранник! Все в Москве тщетно увиваются вокруг Кэти Клайв, но один только Джеб оказался на высоте.

– Я и не знал, что у Кэти есть в Москве привязанность, – угрюмо пробормотал Эссекс. Он посмотрел на Мак-Грегора, но тот явно не хотел принимать участия в этом разговоре.

– И я не знал, – сказал Хэмбер. – Но если у Кэти есть избранник, то это Джеб. Джеб Уилс удержался при ней дольше всех прочих, и он как раз то, что ей нужно. Не суетится, не докучает. – Хэмбер покачал головой. – Вы оба не успели оценить Кэти. Нужно, по меньшей мере, месяца два, чтобы понять, что она значит в нашей московской жизни.

– Боюсь, что этого вашего Уилса в скором времени ожидает неприятный сюрприз, – сказал Эссекс. – Кэти со дня на день должна уехать в Лондон.

– Джеб тоже собирается уезжать.

– Странно, я его совершенно не помню.

– Да мимо него пройдешь – не заметишь! – Хэмбер покончил с лирическим отступлением и вернулся к делу. – Так как же, Гарри? Едем, что ли?

– Приходите завтра и спросите Мак-Грегора.

– Ну, а вы уж расшевелите его как-нибудь.

– Попробую, – сказал Эссекс. Оба журналиста надели свои американские кожаные пальто и новые барашковые шапки. – Но только не очень-то на меня рассчитывайте, ведь мне, может быть, и не удастся убедить Мак-Грегора, что он глава этой экспедиции.

– До свидания, Мак-Грегор, – сказали они. – Призаймите у Гарри немножко юмора.

– Не беспокойтесь, – ответил Мак-Грегор, – я в этом отношении тоже совершенно самостоятелен.

Эссекс остался очень доволен этим разговором и, как только дверь за ними затворилась, похлопал Мак-Грегора по спине и подвел его к камину.

– Хорошие ребята, – сказал он, – но время от времени их надо осаживать. Вам это отлично удается. Вы, несомненно, делаете успехи в обращении с ними, дорогой мой. – Эссекс допил свой стакан и остановился против Мак-Грегора. – Кто этот Уилс, о котором говорил Хэмбер?

Мак-Грегор гнал от себя мысли о Кэтрин с той самой минуты, как покинул Москву. До сих пор ему удавалось справляться с собой, но теперь мысль о ней вторглась в его сознание извне. Это был третий день разлуки, и все три дня образ Кэтрин грозил заслонить собой весь мир. Без всякого повода, в любое время дня воспоминание о ней властно овладевало всем его существом. Стараясь отстранить эти мысли, отложить их на будущее, он все же иной раз отдавался им. Видимо, настало время подвести итоги. Образ Кэтрин неотступно преследовал его; она шла рядом, смеялась над ним, спорила, соглашалась, дразнила и тут же дарила лукавой нежностью. И надо всем этим была память о немногих часах полного понимания и полной близости. Этого он не забывал ни на минуту. Но в то же время он видел и другую Кэтрин: с насмешливым взглядом, с прямой линией рта и широкими плечами. Ни один человеческий образ не возникал перед ним так отчетливо и ярко, и ни один так легко не рассыпался прахом при одном-единственном воспоминании, воспоминании о том злополучном утре на катке. При мысли об этом его и сейчас бросило в краску, и вспыхнувший в нем гнев помог ему стряхнуть с себя чары. Обида была слишком горька, и он не хотел, чтобы она снова ожила в его памяти.