Эссекс выдержал длинную паузу, и так как выпито было уже в меру, он сделал легкий кивок в сторону Мелби и стал набивать свою трубку, между тем как Мелби, лавируя между корреспондентами, направился к камину.

– Прошу вас, – сказал ему Эссекс.

Мелби начал, слегка повысив голос: – Может быть, вы присядете? Лорд Эссекс пригласил вас, думая, что вам интересно будет узнать подробности о его миссии, и, без сомнения, у вас есть к нему вопросы.

Все расселись, но Эссекс продолжал стоять, покуривая трубку.

– Слушайте, Эл, – сказал он Хэмберу. – Спрячьте свой блокнот. Все это не для печати. Я знаю, вы, газетчики, не любите этой формулы, но на данной стадии переговоров это неизбежно.

– Но вы нам скажете что-нибудь для газеты Гарри? – взмолился Хэмбер.

– Я могу обрисовать положение только в общих чертах, – ответил Эссекс. – Это не интервью, не конференция. Это просто беседа, и мы всегда рады помочь вам, чем можем. Не правда ли, Френсис? – обернулся он к Дрейку.

– Да, конечно! – с явным изумлением сказал Дрейк.

И Эссекс принялся было обрисовывать в общих чертах суть иранской проблемы и английскую заинтересованность в договоре 1942 года, как вдруг его неожиданно прервали.

– Разумеется, нефть не имеет к этому никакого отношения, – сказал чей-то тонкий насмешливый голос.

– Ни русские, ни мы не упоминали о нефти в связи с данным вопросом, – решительно заявил Эссекс. Он поглядел суровым взглядом на маленького хилого человечка, который так вызывающе упомянул о нефти. Это был новозеландец по имени Генри Джордж, и Эссекс расценивал его явный цинизм, как проявление нелояльности со стороны подданного Британской империи. – У нас нет нефтяных концессий в Иранском Азербайджане, – продолжал Эссекс. – Поскольку дело касается нас, нефть тут совершенно не при чем.

– А чего же вы рассчитываете добиться здесь, лорд Эссекс? – спросил Холмс.

– Вот это прямой вопрос! – Эссекс небрежно оперся на камин и, казалось, обдумывал ответ. – Я надеюсь добиться мирного разрешения ситуации в Иране, – сказал он. – Надеюсь восстановить законную власть иранского правительства в северных провинциях. Конечно, все это не так просто. У нас есть информация о событиях в Азербайджане весьма разоблачительного характера, и, конечно, русские об этом знают. Думаю, что они неохотно пойдут на переговоры с нами, потому что оспаривать неопровержимые факты довольно трудно.

Миссис Белл, маленькая блондинка, бросила на него кокетливый, манящий взгляд.

– А что это за факты? – спросила она.

– А вот это чисто женский вопрос! – Сейчас весьма уместно было пошутить. – Вы слишком любопытны, моя дорогая миссис Белл. Эти факты, быть может, предназначены только для ушей Молотова. Во всяком случае, в данный момент.

– А после вы не могли бы огласить хоть некоторые из них?

Эссекс знал, что спрашивавший, маленький толстенький еврей, был корреспондентом одного из газетных агентств.

– У вас в агентствах всегда требуют пространных высказываний по важным вопросам, – сказал он. – Поймите же что, помимо ваших агентств, существуют на свете и другие организации. Организации, которые могут действовать на основе фактов, а не только публиковать их.

– Значит ли это, что вы в той или другой форме представите эти факты Организации Объединенных наций? – спросил Генри Джордж своим вялым голосом.

– Я не могу говорить о том, что находится вне компетенции моей миссии, мистер Джордж.

– Но вы намекнули на это.

– Вы меня не так поняли, – сдержанно улыбнулся Эссекс. – Но не огорчайтесь, мистер Джордж. Уверяю вас, что наши отношения с Новой Зеландией от этого не пострадают.

Эти слова вызвали смех, на что и рассчитывал Эссекс, но Генри Джордж сидел все с той же кислой, недоверчивой миной и нашептывал что-то на ухо своему соседу, невысокому седому валлийцу Джеку Теннеру, который представлял лондонскую газету «Дейли уоркер».

Эссекс продолжал свою атаку: – Ну, а вы, мистер Теннер? Вам, конечно, есть что спросить у меня? – Эссекс со дня приезда в Москву читал все корреспонденции Теннера. Форейн оффис аккуратно присылало ему эти корреспонденции, рассматривая их как отражение русской точки зрения, хотя Эссекс не обнаружил в них никакой точки зрения.

Теннер поймал Эссекса на слове.

– В связи с тем, что вы сообщили о событиях в Иране, сказал он своим певучим валлийским говором, – напрашивается вопрос, не намерено ли британское правительство искать удовлетворения путем какого-нибудь ультиматума советскому правительству?

Эссекс знал, с кем имеет дело, и, не задумываясь, ответил: – Нет. Наши отношения с Советским Союзом слишком дружественны, чтобы могла идти речь об ультиматуме, мистер Теннер. Именно поэтому я был послан сюда. Мы не сомневаемся в возможности договориться с советским правительством. Я уверен, что оно должным образом расценивает нашу заинтересованность в иранской независимости.

– А не полагаете ли вы, что оно задумывается над нашей заинтересованностью в независимости Греции и Индонезии? – спросил Теннер, не сводя с Эссекса острых голубых глаз.

– Мне поручено заниматься Ираном, мистер Теннер. Я, конечно, понимаю вас и согласен, что в Греции и Индонезии дела обстоят не так уж благополучно. Никто больше меня не сожалеет о печальных событиях в этих странах. Но по отношению к Ирану у нас имеются общие обязательства, мистер Теннер. Вот почему мы ставим этот вопрос перед советским правительством.

– А какой именно вопрос? – сказал Теннер, и Эссекс пожалел, что заговорил об этом. – Имеет ли британское правительство какие-нибудь возражения против демократизации Иранского Азербайджана?

– Конечно, нет, – ответил Эссекс.

– Изучало ли британское правительство реформы, проводимые там демократической партией?

– Мы изучали проблему в целом. Мистер Мак-Грегор был послан со мной потому, что он знает Иран. Он провел там почти всю жизнь и знает местные языки.

– А что вы скажете о реформах? – настаивал Теннер.

– Спросите Мак-Грегора, – сказал Эссекс.

– Возражает ли Англия против реформ в Иране, мистер Мак-Грегор?

Мак-Грегор знал, что на этот раз он выступает как официальное лицо, но он умел говорить только за себя.

– Нет, – ответил он.

– А какого рода реформы, по мнению Англии, нужны Ирану? – подозрительно спросил Теннер.

– Не знаю, – сказал Мак-Грегор, – но думаю, что они должны охватить все стороны жизни страны: систему управления, полицию, армию, землепользование, промышленность, просвещение, здравоохранение. В Иране все нуждается в реформах и реорганизации.

– Так что же вы можете возразить против реформ в Азербайджане?

Мак-Грегор взглянул на Эссекса.

– Да собственно, ничего не могу возразить, – сказал тот.

– Так, значит, вы не добиваетесь, чтобы они были аннулированы или приостановлены? – спросил Теннер.

Мак-Грегор помолчал, а потом ответил: – Об этом спросите лучше лорда Эссекса.

Но Эссекс уже и сам решился вмешаться в беседу, потому что он не мог далее полагаться на Мак-Грегора.

– Некоторые реформы, проводимые в Азербайджане, приемлемы, поскольку они могут улучшить положение, – сказал он, – но британское правительство вынуждено возражать против методов, которыми проводятся эти реформы. Революция и насилие не являются законными методами изменения существующего порядка.

– Но мы признали в свое время Америку, Францию и Россию, – сказал Теннер.

– Это были исторические революции. Ныне революция уже не является законным актом истории, и мы должны возражать против нее. Мы, как об этом говорят документы, оказываем поддержку демократии во всех странах, за которые несем ответственность. К сожалению, этого нельзя форсировать. Народы не созрели для демократии.

– Не потому ли мы так стараемся помешать ее установлению в Иране и Греции?

Эссекс оставил без ответа это замечание, которое сделал Генри Джордж. Терпению его пришел конец. Он готов был расправиться как следует и с Теннером и с Генри Джорджем, но от этой необходимости его избавила элегантная американка, знаменитая Лиза Корт, обратившаяся к нему уверенным тоном.