— А что вас удивляет, Юрий Александрович? — Парамонов отодвинул от себя блокнот Нарышкина, — Турки и грузины исторически недолюбливал друг друга. После развала Советского Союза многие грузинские моряки остались не у дел. Для турков они — дешевая рабочая сила, им выгодно их брать в экипаж. А межэтнические отношения остаются межэтническими. Где-то, в чем-то не сошлись во мнении, возможно, подрались, вот и списывают их сразу по приходу в порт, а может быть, даже ради того, чтобы не платить им зарплату.

— Может быть и так, — задумчиво протянул Нарышкин, — Но я думаю, все равно нужно проверить выезд этих грузин через наши автомобильные пункты пропуска и аэропорт.

— Это мало что даст, — отрезал Парамонов, — У пограничников еще нет единой базы данных о пересечении границы за всю Украину. Вы сможете проверить только по пунктам пропуска нашего погранотряда. А они могут выехать назад в Грузию через любой пункт пропуска Украины. Поэтому запрос нужно писать на Госкомграницы, а это долгая песня. Ответ может прийти и через несколько месяцев.

— А другого выхода у нас нет, — подвел итог Нарышкин.

— Да, что вам дались эти грузины? — повысив голос, произнес Парамонов, — Турецкий гражданин проверяется в связи со шпионской деятельностью, а вы все о грузинах волнуетесь.

— Я внимательно перечитал материалы и кроме контактов капитана с секретоносителями, никаких данных об его шпионской деятельности в деле не нашел.

— Так что Вы предлагаете? — стал закипать начальник, — Доложить наверх, что все предыдущие наши коллеги толкли воду в ступе и только Вы майор Нарышкин узрели во всех этих материалах мыльный пузырь.

Парамонов был прав, и возразить Нарышкину было нечем. Он насупился и уставился в одну точку.

— Хорошо, — наконец, согласился он, — будем работать дальше. Для начала решим вопрос в горотделе, чтобы во время очередного захода в порт этого судна за турком походила наружка, а там посмотрим, что делать дальше.

— Это другой разговор, — воодушевился начальник, и тут же сделав серьезное лицо, спросил, — А фотография турка у вас есть?

Нарышкин задумчиво почесал подбородок. Фотография в деле была, но очень плохого качества и узнать по ней объекта было почти не возможно.

— Есть выход, — радостно произнес он. Парамонов подвинул стул ближе к столу и вопросительно взглянул на подчиненного.

— У Рыбакова друг в отряде появился — начальник оперативно-розыскного отдела. А у тех ребят на всех моряков есть фотографии еще с советских времен.

— Не боитесь расшифровки? — резонно заметил подполковник.

— А чего бояться, — окрыленный новой идеей произнес Нарышкин, — Павленко в отряде человек новый, ничем не запятнанный. Тем более с Рыбаковым давно знакомы. Я думаю, проблем не будет.

— Ну, хорошо, — согласился Парамонов, — идите к Рыбакову и договаривайтесь с ним. Чтобы завтра подготовили все необходимые документы для организации наружного наблюдения за иностранцем.

— Есть, — по-военному ответил Нарышкин и быстро вышел из кабинета.

Глава 4

— Слава, можно к тебе, — заглянув в кабинет Павленко, с порога спросил Рыбаков.

— Заходи, Витя, — улыбнувшись, ответил подполковник и, не вставая с места, протянул руку старому знакомому.

— Ну, как осваиваешься на новом месте? — спросил Рыбаков, усаживаясь на стул.

— Ты правильно заметил, что на новом месте, — откладывая документы в сторону, ответил подполковник, — Я в этом отряде хоть и начинал свою службу, но сейчас ничего не могу ни узнать, ни понять. Бардак страшный. Понабирали в отдел одних сынков «нужных людей» и «блатников», работать не с кем. Такую ахинею пишут, что читать без слез не возможно.

Он потянулся к папке, видимо, желая подтвердить свои слова каким-то документом, но в последний момент передумал и совершенно другим тоном спросил:

— У тебя ко мне какое-то дело?

— В обшем, да, — подтвердил майор.

— Я слушаю Вас внимательно, — почти официально ответил Павленко и направил холодный взгляд на гостя.

После такой смены отношения, Рыбаков захотел встать и выйти из кабинета, но вовремя успокоил себя тем, что времена их оперской юности давно прошли и бывший Славик, пройдя через кабинеты столичного ведомства, превратился в самого настоящего чиновника, с характерными амбициями и привычками. С этим нужно было смириться и принять, как должное.

— Стас, мне нужно на время взять у тебя фотографию одного турецкого моряка, — осторожно спросил Рыбаков.

— Пишите официальный запрос, начальник погранотряда даст добро, я тебе отберу любую фотографию, — холодно ответил начальник оперативно-розыскного отдела.

— Слава, может, хватит передо мной крутого начальника строить? Мы что, первый день знакомы? — не сдержался Рыбаков, — Или уже по разные стороны баррикад воюем? У тебя что, звездная болезнь в Киеве началась?

Лицо у Павленко заметно побагровело, на щеках заиграли желваки, он сцепил пальцы рук в кулаки и почти минуту молча, не моргая, смотрел на собеседника. Затем, улыбнулся и даже внешне как-то обмяк в кресле.

— Да, не кипятись ты, — снисходительно ответил он, вставая с места. Павленко подошел к майору и присев рядом с ним, тихо произнес:

— Ты знаешь Витя, меня после Киева действительно «накрывать» стало. Уже многие из старых знакомых обижаются, что нормально перестал общаться, я это и сам понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Приучили меня в столице всех держать на дистанции. Ты не представляешь, какие там, в Госпогранслужбе взаимоотношения. Все друг другу улыбаются и при этом, все друг друга хотят подставить. Я эти годы службы в Киеве прожил как на войне. Мне выслугу нужно считать год за три.

Он молча встал, открыл шкаф с картотеками и спросил:

— Как зовут твоего турка?

Виктор назвал имя. Павленко на секунду замер, а затем задумчиво произнес:

— Мне известно это имя, но не могу вспомнить, в связи с чем.

Он посмотрел на учетную карточку и продолжил:

— Да, точно, лицо тоже знакомо, — он потер ладонью щеку, пытаясь вспомнить, — А в связи с чем, он тебя заинтересовал?

— Я не в курсе, им Нарышкин занимается, — слукавил Рыбаков, — у нас сейчас тоже все друг от друга таятся.

— Не сильно-то он от тебя таится, если назвал имя своего объекта, — усмехнулся Павленко.

— А что, у него был выбор, — в тон собеседнику ответил Виктор, — с тобой он не знаком. Ты бы его отправил с запросом к командиру, тот бы наложил резолюцию, и пошел бы документ гулять по кабинетам. В конечном счетеЈ половина отряда знала бы, кем он занимается. Так что, ему проще было решить свою проблему через меня.

Павленко вытащил из-под скрепки фотографию турка и протянул ее Рыбакову.

— Возьми фото себе, у меня в картотеке их две есть, и передай Нарышкину, если от меня нужна будет какая-то помощь, то он может на меня рассчитывать. Мы хоть теперь и в разных структурах служим, но делаем одно общее дело.

Он закрыл шкаф, не торопясь, вернулся за стол, положил ключ в сейф и сказал:

— Ты знаешь, Витя, а я скучаю по тем временам, когда мы были молоды. Вся жизнь была впереди, и казалось, что пройдут годы и у нас все будет хорошо и дома и на службе. А получилось все не так, как хотелось бы.

— Ну, тебе ли обижаться на жизнь, — возразил ему Рыбаков, — тебе еще нет 40 лет, а ты уже заместитель начальника погранотряда, подполковник на полковничьей должности.

— Все это мишура, — махнув рукой, перебил его Павленко, — нет уже той страны, которой мы присягали. Защищаем больше чьи-то коммерческие интересы, нежели интересы страны. А то, что подполковник, то скажу одно, когда от меня ушла жена и забрала с собой сына, то все эти чины и звания потеряли всякий смысл. Карьера хороша тогда, когда она складывается не в ущерб семье. А так, слишком высока цена этих звезд. — он похлопал себя по плечам.

Станислав вытащил из верхнего ящика стола пачку сигарет и нервно закурил.

— Что-то я с тобой слюни распустил, — выдавив из себя улыбку, произнес он, — Если ты не против, я вернусь к изучению рукотворных опусов своих подчиненных. Ты на меня плохо влияешь, с тобой я становлюсь сентиментальным.