— Посмотрев в след своему помощнику, Сейфуллин снова потянулся к пиале, но, не дотянувшись, замер. Его остановил сигнал мобильника.

— Да, — коротко произнес он, прижимая аппарат к уху.

— У нас неприятность, — услышал он голос Мохова.

— Нельзя ли без предисловий, — раздраженно обрезал его Сейфуллин.

— Попробую, — в тон ему ответил Мохов, и коротко добавил:

— Веригин в реанимации. Обширный инфаркт. Врачи говорят, что вряд ли выкарабкается.

Сейфуллин промолчал.

— Он так рванул из кабинета, — глухо продолжал Мохов, — что оставил на столе и свой мобильник и ключи от сейфа, который так и остался открытым.

— Что там нашел интересного? — спросил Сейфуллин, зная, что Мохов обязательно воспользуется возможностью, чтобы побывать в сейфе своего шефа.

— Ничего, — ответил тот, и замолчал.

— Что предпринял? — снова спросил Сейфуллин.

— Немедленно поставил в известность вышестоящее руководство и получил указание взять на себя исполнение…

— Это очень хорошо, — перебил его Сейфуллин, — по крайней мере, для тебя. И вот еще, что…. Ты сказал, что он вряд ли выкарабкается…

— Не я, — перебил Мохов, — врачи…

— Да, ты говорил. Так вот, я сейчас буду информировать обо всем своего шефа, и попрошу, чтобы поддержали, на всякий случай, твою кандидатуру.

— Но Веригин…

— Знаю. Но сейчас это дело времени.

Отключив мобильник, он задумался. Нет, не о судьбе Веригина, или только что выходившего с ним на связь Мохова. Он думал о документах и кассетах, что лежали сейчас перед ним на столе. О том, какую ценность они представляют. О том, что информация, которая содержится в этих кассетах и документах, в одночасье может сломать одним карьеру, другим даже жизнь, или просто большие неприятности и потерю огромных доходов.

Лустенко подошел к окну. Теплый пахнувший грозой день подходил к концу. Сквозь сетку, натянутую на открытый проем окна, доносился густой комариный звон, а темнеющий сумерками горизонт, еще продолжал сверкать сполохами молний.

Ему только что сообщили, что нужного человека, скоро доставят к нему.

…Мухин осторожно вывел свой «москвич» со стоянки и сразу влился в общий поток мигающих кранными маячками машин. Только что отгремела гроза и залитый дождем асфальт, блестел словно зеркало. Он вел машину осторожно, неукоснительно соблюдая все правила дорожного движения.

Настроение было прекрасным. Завтра будет оформлена купля-продажа всего «движимого и недвижимого», а там….. там, «прощайте скалистые горы», — весело промурлыкал он, выхватывая наружным зеркалом заднего вида, сверкающий мигалками обгоняющий его милицейский «жигуленок». А еще мгновение, и в свете фар его «Москвича» вырастает машущий жезлом гаишник. Мухин притормаживает и послушно паркует машину у обочины дороги.

— Старшина Ребров, — козырнув, представляется гаишник и просит предъявить документы.

— А в чем дело, старшина? — спросил Мухин, протягивая права и талон предупреждений.

Старшина, молча, спрятал документы в карман форменной тужурки и попросил Мухина выйти из машины и следовать за ним.

От милицейской машины отделились две темные фигуры и направились в сторону «Москвича». Потеряв дар речи, Мухин в растерянности остановился и посмотрел им вслед.

— Давайте, давайте, гражданин, — гаишник нетерпеливо подтолкнул Мухина к задней дверце милицейской машины. — Сейчас разберемся и отправитесь дальше, если конечно все окажется нормально.

— Что нормально?! — нервно дернулся Мухин и попытался воспротивиться. Но не успел опереться рукой в кузов, как из салона ее перехватили, и он не успел опомниться, как очутился в салоне.

— Моя машина! — взвыл он, увидев, как выруливает на проезжую часть дороги свой «Москвич».

— А ну сидеть! — рявкнул на него старшина, усаживаясь рядом. — Ни хрена с твоей развалюхой не случится. Будешь вести себя хорошо, вернут тебе ее в целости и сохранности.

Мухин понял, что «влип» в какую-то большую неприятность. Сразу противно засосало под ложечкой и он, сникнув, замолчал. Сверлила единственная мысль: «Кто эти люди? Веригина? Вряд ли…. Только вчера он встречался с начальником районного ОБОП Чепелой, который его инструктировал перед предстоящей поездкой в Польшу. Он сказал, что их общий шеф Веригин заболел, и теперь все указания Мухин будет получать лично от него. Кроме того, он запретил поддерживать любые контакты с сотрудником прокуратуры Моховым. Ослушаться Чепелу он не мог. Это он тогда прихватил его с наркотиками, и только благодаря нему, Веригин, не отправил его на скамью подсудимых…

— Тогда кто? Начальник ГАИ? Тоже нет. Чепела заверил, что гаишники его не тронут…. Может, все же Мохов?

Так ничего и, не додумав, он тупо уставился в лобовое стекло, через которое, кроме вспышек фар встречных машин, ничего различить было нельзя. А потом и эти вспышки куда-то исчезли.

Ехали где-то за городом. Пошел дождь, капли которого глухо застучали по кузову машины. Через мгновение ударил такой силы ливень, что «дворники» едва успевали справляться с его мощным потоком.

Неожиданно впереди замелькали какие-то огни. А еще через какое-то мгновение машина останавливается около строения. Почти сразу подъехал и остановился его «Москвич».

Строение оказалось небольшим деревенским домиком. Комната, куда его привели, была маленькой, и явно не жилой. На потолке тускло светилась засиженная мухами лампочка. Посередине стоял старый, обшарпанный квадратный стол, и четыре, таких же старых, табурета. На том, что стоял у входа, и предложили присесть Мухину.

— Ну и погодка, — хрипловатый голос за спиной заставил Мухина вздрогнуть и вскочить на ноги.

Стряхивая с одежды капли дождя, к столу подошел мужчина, возраст которого из-за падающей тени на лицо, определить было трудно.

— Проходите ближе к столу, — мужчина кивнул на свободные табуреты. — Разговор у нас с вами будет долгий.

Мухин сел напротив. Только теперь он мог рассмотреть лицо незнакомца. На вид ему было около шестидесяти. Мужественное, прорезанное глубокими морщинами лицо, короткая стрижка каких-то пегих с сединой волос, делали его похожим на кого угодно, но только не на бандита.

— Объясните мне, по какому праву меня схватили, и привезли неизвестно куда? И что, наконец, от меня нужно? — давясь от волнения, с трудом прохрипел Мухин.

— Сейчас все поймете, Григорий Васильевич, — вежливо ответил мужчина и, достав из кармана пачку сигарет, зажигалку, положил на стол перед Мухиным.

— Курите, не стесняйтесь, — усмехнулся он. — Я знаю, что вы курящий человек.

Из-за спины Мухина мелькнула тень, и на столе появилась старенькая алюминиевая пепельница.

Потянувшись к сигаретам, он вдруг с ужасом осознал, что к нему обратились по его настоящему имени отчеству. Дрожащей рукой он достал из пачки сигарету. Прикурить ему дал сидевший напротив мужчина.

Он лихорадочно думал, пытаясь уверить себя, что назвав его Григорием Васильевичем, мужчина просто оговорился…

— А если нет!? — вдруг подумал он, и в ужасе прикрыл глаза.

— Почему вы меня называете Григорием Васильевичем, когда я Иван Васильевич, — открывая глаза, вскинулся вдруг Мухин.

— Знаю, знаю, — остановил его жестом мужчина. — Сейчас вы будете меня уверять, что Григорий Васильевич мертв…. Ну хватит! — мужчина хлопнул ладонью по столу, и поднялся с табурета. Он подошел сзади к Мухину, наклонился к его уху, негромко, но, четко разделяя каждое слово, сказал: «Нет, Григорий Васильевич, я вас ни с кем не перепутал, в чем вы сейчас убедитесь сами».

Мужчина вернулся на свое место, не спеша, закурил и с усмешкой посмотрел на объятого ужасом Мухина.

— Итак, — произнес он, наблюдая, как крошится у того в руке давно потухшая сигарета. — В молодой учительской семье, проживающей в маленькой комнатке тесной коммуналки города Краматорска, радостное событие. Прибавление в семье. Близнецы, и оба мальчика.