Итак, возникла острая необходимость составить новую программу исследований. Нам предстояло шаг за шагом прояснить все туманные моменты в истории минаро, живущих в долинах Заскара и Инда. Даже то, что уже сейчас казалось ясным, требовало дополнительных подтверждений. Столько сведений, подчас неполных, а иногда и откровенно не соответствующих действительности, было опубликовано об этом удивительном народе, что мы не имели права поспешно заключить, что обнаружили ариев, живущих в Азии с каменного века. Нельзя было полностью исключить и вероятность того, что минаро в Гималаях появились позже и усвоили обычаи другого народа, жившего в этих местах до них. Тем не менее у меня уже было смутное предчувствие, что нам удалось отыскать первую веху на пути к верному определению описанного Геродотом народа — дардов.

На следующее утро я поднялся в крепость, лежавшую по склону чуть выше поселка Гиагам. Часть стен была разрушена. На камнях крепости мне не удалось обнаружить следов изображений ни горного козла, ни каких-либо других. Крепостное сооружение состояло из пяти помещений, разделенных толстыми стенами. Оно возвышалось над отвесным обрывом. В целом сооружение идеально соответствовало цели, ради которой было построено, — обороне.

Как мне объяснили жители поселка, когда приближался враг, на стенах крепости зажигали огонь и люди спешили под ее защиту.

В такой защите жители долины нуждались еще в относительно недавние времена, когда сюда часто вторгались воинственные соседи. Только на протяжении XIX века Заскар выдержал больше дюжины вторжений, не считая грабительских набегов мелких банд. Именно существованием постоянной опасности объясняется, в частности, появление необычных головных уборов у местных женщин. Меня всегда удивлял вид работниц, идущих по полю в тяжелых чепцах с бирюзой и кораллами, богатство которых плохо сочеталось с повседневным трудом. Как мне пояснили, в случае приближения вражеского войска работницы могли бежать прямо в крепость, не заботясь о судьбе своего состояния, которое всегда носили на голове. Единственным минусом этой предусмотрительной меры предосторожности можно считать то, что с годами тяжеловесные головные уборы оставляют у женщин надо лбом и на макушке заметные проплешины. Ну что ж, всегда приходится чем-то жертвовать — или богатством, или красотой.

На следующий день я осмотрел развалины другой крепости, расположенной в поселке Хамелинг. Крепость возвышалась на холме и контролировала выход из ущелья. Некогда весь поселок помещался на этом холме, в пещерах которого, как мне рассказали, нашли прибежище первые поселенцы. Крепость была разрушена вражеской армией, пришедшей из района Манди (на южном склоне Гималаев), по всей видимости, в начале прошлого столетия. Один из местных старцев, по имени Таши Норбу, уверял меня, что в Манди и сегодня можно увидеть сокровища из храма их крепости. Крепость так и не была восстановлена после того, как Великобритания распространила свое «покровительство» на Ладакх и Заскар в 1848 году.

К сожалению, нам пришлось пробыть в Гиагаме меньше, чем хотелось бы. В район должен был прибыть сам далай-лама. Навстречу ему собирались отправиться все местные жители. Даже Нордруп заявил мне без обиняков, что не может быть и речи, чтобы он пропустил хотя бы одну минуту пребывания далай-ламы в здешних местах. Нам нужно было торопиться в Ролагонг — Долину цветов, чтобы успеть вместе с Нордрупом вовремя доставить лекарственные травы к месту назначения. Мы распрощались с нашими новыми друзьями, пообещав им вернуться так быстро, как только сможем.

Глава пятая. Женское царство

Оставив Гиагам, мы два дня поднимались по крутому и, казалось, бесконечному склону к заснеженному перевалу Ролагонг, лежащему на высоте 5100 метров. Здесь, в этой затерянной долине, по словам Нордрупа, еще не ступала нога европейца. По мере того как мы медленно продвигались вперед, нам открывались пространства засушливой и безлесной местности. Почему мне так по душе этот безрадостный пейзаж? Может быть, эти горы и есть мой настоящий дом, место, предназначенное мне для жизни природой? Я вспомнил, что тибетец Таши, сопровождавший меня в путешествии по Мустангу, заявил как-то: «Трава и вода: вот в чем счастье!»

Такое счастье не для меня. Я не создан для жизни на цветущей равнине: не выношу зелени, пышных лугов, терпеть не могу коров. Чувствую, что моя душа (и тело) должны пребывать среди бескрайних диких сухих степей. Пустыню и горы я не променяю на самую богатую плодородную долину. Кто знает, может, этот выбор достался мне по наследству вместе с генами и я лишь восстанавливаю в памяти давно забытое прошлое…

Перевал Мисси преодолела с трудом, хотя Нордруп помогал ей всякий раз, когда приходилось идти пешком. Мы начали спуск и вскоре оказались в окружении нескончаемых горных хребтов с зубчатыми вершинами.

Долина Ролагонг, пожалуй, настоящий край света. Она простирается в таких местах, куда редко забредают даже горные козлы. Здесь на высоте, доходящей до 6000 метров, талые снега питают влагой более трехсот видов цветковых растений. Цветы долины Ролагонг, растущие, наверное, выше всех цветов в мире, известны своими особыми лечебными свойствами. Сведения об их свойствах собирались веками. Каждое поколение делилось с последующим накопленным опытом. Цепь, связывающая нас с первыми сборщиками трав, протянулась, вероятно, на пятнадцать — тридцать тысяч лет и объединяет от четырехсот до девятисот поколений.

Купив целебных трав у старика (кроме него и его жены, в этом диком месте никто больше не живет), мы поспешили оставить Долину цветов, чтобы успеть укрыться от повалившего снега. Уходя из долины, я подумал с грустью, что скоро древняя цепь, соединяющая одинокого жителя Ролагонга с незапамятными временами, должно быть, оборвется. Это случится, как только в первый раз сюда доставят по шоссе современные медикаменты.

В Заскаре все наше внимание было поглощено подготовкой к предстоящему визиту далай-ламы. Еще недавно я вместе с Нордрупом радовался этой чести, выпавшей на долю Заскара, считая его своим домом. Но так случилось, что моя любовь к этому краю и его жителям отступила перед притягательной силой минаро. Я еще не смел тогда предположить, что минаро со склонов Заскара действительно могут быть потомками тех самых древних художников, которые изображали на скалах горных козлов и повсюду в Западных Гималаях оставили свои многочисленные рисунки. Если это так, то, возможно, они слышали и о «золоте муравьев»?..

Власти Кашмира немало потрудились, готовя прием далай-ламы. По этому случаю в долине впервые появились электрогенераторы, привезенные по только что проложенной дороге. К лагерю далай-ламы, разбитому вокруг нового храма, где его святейшеству предстояло произнести проповедь, был протянут водопровод — еще одна новинка в здешних краях. Место для лагеря было выбрано в самом центре Заскара, на широкой и плоской равнине, где не росло ничего, кроме редкой травы. Однако и жалкие пучки этой травы очень скоро погибли под колесами грузовиков, превративших верхний слой почвы в пыль. Если учесть, что над долиной никогда не стихает ветер, то легко понять появление настоящих пыльных бурь, от которых жизнь вокруг резиденции далай-ламы становилась тяжелым испытанием.

Вскоре было объявлено, что причина этого бедствия в том, что «местные» небуддийские боги, боги «веры людей», обижены столь широкой подготовкой к приему далай-ламы, из-за которой их самих позабыли. Дабы умиротворить рассерженных богов, было решено, что с согласия его святейшества во всем Заскаре в святилищах «хозяев земли» монахами будут сделаны приношения. Таким путем умилостивив богов, надеялись добиться прекращения пыльных бурь. Увы, все усилия оказались напрасными — бури не прекратились. Нам же остается на этом примере еще раз убедиться, насколько буддизм, и в частности ламаизм, терпим к древним ритуалам и верованиям.