На следующий день мы заняли свои места в кузове грузовика и снова покатили по ухабам сквозь облака пыли. К вечеру, преодолев спуск по западному склону хребта Заскар, грузовик доставил нас в селение Сунри, где жил Нордруп. Сунри состоит из трех десятков беленых саманных домиков с маленькими, зарешеченными окошечками. Заскар — один из самых высокогорных районов в мире, снег лежит здесь шесть месяцев в году. В холода жители долины спускаются в подвальные помещения без окон и согреваются возле очагов, которые топятся ячьими кизяками — единственным горючим материалом в этой безлесной местности. За теми редкими деревьями, которым, несмотря ни на что, удается закрепиться на здешней почве, жители поселков ухаживают так, как мы ухаживаем за цветами. И Нордруп ухаживал за тополиной рощицей, посаженной им возле своей хижины и предназначенной для постройки дома его мечты. В этом игрушечном леске мы и разбили свой лагерь.

Утром нас разбудили крики ребятишек, гнавших овец на пастбище. Эхо их голосов сливалось в единый хор с журчанием ручейка, протекавшего неподалеку. Когда я откинул полог палатки, моему взору предстали остроконечные вершины Большого Гималайского хребта. Воздух здесь, на высоте 4000 метров, был кристально чистым, и я совершенно четко видел скалы и ледники, находившиеся от нас на расстоянии многих километров. В этом пейзаже не было полутонов, граница между светом и тенью проходила резко, так же, как, к примеру, граница между темной и освещенной частями лунного диска. Северная сторона Гималаев, куда не доходит дыхание муссона, — это ледяная пустыня с необычайно суровым климатом.

Я задавал себе вопрос, что же заставило людей поселиться в этой столь обделенной природой местности? Оттеснили ли их сюда из более приветливых мест враги, как уверяют иные ученые мужи? Или же их, как и меня самого, привлекла суровая красота? В конце концов уссурийский тигр явно не мечтает переселиться в тропические джунгли, и уж наверняка никто не в состоянии со всей точностью определить, где больше нравится перелетным птицам — в странах с жарким или умеренным климатом. Общечеловеческая тяга к тропикам и солнечным пляжам — явление чисто современное.

И все-таки жить на такой высоте нелегко. Нам понадобилось около полутора месяцев для полной акклиматизации. Для идеального же приспособления к подобным высотам нужна не только привычка, но и соответствующие изменения в организме. Вспомним необычайно большой объем легких у перуанских индейцев. Жители Тибета и Гималаев объемом грудной клетки и прочими деталями строения тела не отличаются от родственных народов, живущих на окрестных равнинах. Впрочем, типичный для всех представителей монголоидной расы широкий нос хорошо согревает вдыхаемый холодный воздух, а пухлые, обильно снабженные кровеносными сосудами кисти рук и щеки прекрасно приспособлены к длительному пребыванию на холоде. Существовали ли в этих местах исконные обитатели Гималаев, исконные горные жители, такие, как перуанские инки? Ответ на этот вопрос и должна была искать наша экспедиция.

Мы еще не оправились толком от переезда, куда более утомительного, чем пеший переход, как я приступил к поискам материальных памятников древнейшей истории Заскара, в частности рисунков на камне. Я надеялся, что благодаря им нам удастся узнать что-нибудь о первых обитателях долины. Прежде всего мы с Мисси отправились к подножию утеса неподалеку от поселка, где ранее я заприметил крупный обломок скалы, покрытый изображениями горных козлов. Художник нарисовал целое стадо этих животных, которых преследовали два охотника с луками. Рядом с охотниками были изображены несколько собак, гнавшихся за стадом или старавшихся окружить его. Эта сцена была выбита на скале распространенным в большинстве районов Гималаев способом: острым твердым орудием, вероятно, просто обломком камня художник наносил множество точек, выстраивая их в линии. Специалисты так и называют эту технику — «точечная». Животные были нарисованы в весьма упрощенной, если не сказать стилизованной манере, изображения же людей походили на детские рисунки. Но в целом рисунок производил впечатление строгого изящества и законченности.

С того момента, как в возрасте двенадцати лет я впервые срисовал со стены одной из пещер изображенного там тысячи лет назад бизона, меня не переставало восхищать изобразительное искусство каменного века. Совершенство, с которым выполнены наскальные рисунки этой эпохи, свидетельствует о прекрасно развитом художественном вкусе наших предков, мастерски владевших искусством стилизации. Все это с полным правом можно отнести и к авторам изображений, представших перед нашими глазами в самом сердце Гималаев.

Меня не покидало чувство, что этот обломок скалы в окрестностях Сунри имел некое особое значение. Но какое именно? Какова была цель художника? Почему нарисована именно сцена охоты и именно в этом месте? Да и кто в конце концов был автором творения? Я уже знал, что подобные изображения горных козлов довольно часто встречаются в Тибете, Ладакхе, а также на севере Пакистана. Профессор Туччи утверждал, что «подобные рисунки столь широко распространены в Азии, что невозможно сколько-нибудь точно установить их происхождение или связь между их появлением в разных районах».

Такой вывод всегда казался мне слишком мрачным. Опускать руки не хотелось: я был глубоко убежден, что рисунки выполнены в более чем отдаленные времена и по ним мы можем многое узнать о древней истории Гималаев и Центральной Азии.

Тибет и Гималаи долгое время оставались недоступными для иностранцев, и поэтому многие факты даже новейшей истории района, не говоря уже о древнейшей, остаются неизвестными или малоизученными. Лично я древнейшей историей увлекся благодаря счастливому стечению обстоятельств. В 1959 году, во время моей первой экспедиции в Гималаи, меня пригласили посетить один из поселков вблизи Леха. Там я впервые услышал об азиатских «небесных камнях», по поверью местных жителей упавших с неба в незапамятные времена. Мне показали небольшую коллекцию каменных топоров и кремниевых орудий, найденных у подножия сожженного молнией дерева. Неподалеку от этого дерева в скале был вход в небольшую пещеру, куда я не преминул спуститься в поисках других орудий. Вот тогда и зародился мой интерес к древнейшей истории Гималаев. Теперь этот интерес привел меня в Заскар вновь.

Описанные выше изображения горных козлов совершенно аналогичны изображениям в европейских пещерах эпохи мезолита. Тридцать из ста шестидесяти пяти известных мезолитических пещер Европы покрыты подобными рисунками, которые встречаются и в других частях света. Тысячелетиями горные козлы были желанной добычей человека. Уже в эпоху верхнего палеолита люди охотились на них.

Вскоре в Заскаре многие узнали о моем интересе к изображениям «скина», как здесь называют горного козла. За ничтожный отрезок времени я исходил с друзьями Нордрупа все окрестности поселка и осмотрел множество рисунков на камнях. Эта охота за нарисованными козлами привела меня и на высокогорные пастбища, расположенные в нескольких часах ходьбы от поселка.

Вскарабкавшись туда с немалым трудом по горным тропам, я подумал, что на этой высоте можно, пожалуй, встретить и живых горных козлов. Я запечатлел на пленку камни с рисунками в надежде, что когда-нибудь мне удастся их датировать. Задача эта, впрочем, будет явно не из легких. Ученые располагают сегодня новейшими методами датировки, включая изотопные. Однако, увы, способа точной датировки скульптурных изображений и рисунков на камне пока не, существует.

Я уже готов был оставить всякую надежду датировать рисунки, как мне необыкновенно повезло. Я обнаружил сразу несколько изображений козлов на скалах, превращенных в буддийские чхортены — вертикально установленные каменные монументы, покрытые сложным рисунком. Дело в том, что рисунок чхортенов был нанесен на камень явно поверх изображений горных козлов, и при этом был выполнен в той же манере! Сами же чхортены были весьма разнообразны по сложности исполнения — от простого конуса на грубо отесанном цоколе до сложной ступенчатой пирамиды, увенчанной развевающимися флагами.