В порыве отчаяния Шурик чуть не ступил на единственный правильный путь — трудный, но честный. «Район большой, фотолюбителей много, — подумал он, — можно побывать в домах, где не ходили ребята из второго и третьего звена». Но даже в эту критическую минуту привычка взяла верх над добрым намерением. Подниматься по бесконечным лестницам, собирать по граммам «серебряную воду»... Нет, это не выход! Так не догонишь другие звенья. А как?

Воды в кране — хоть отбавляй, а проявитель стоит не так уж дорого. Раствор сделать нетрудно. Правда, в нем не будет серебра, но ведь он смешается в бутыли с проявителем, принесенным другими ребятами!..

— Эх ты! Паникер! — зашипел на себя Шурик и радостно хлопнул ладошкой по лбу.

Он не раскрыл пионерам звена свою тайну.

— Сегодня вечером Ромка и еще двое приходите ко мне, — сказал он. — Бидончики захватите!..

На следующее утро в кладовую к завхозу явились три пионера из первого звена с бидонами. Завхоз крякнул от удивления, взял у Ромки бидон и начал переливать проявитель в бутыль. Жидкость бежала широкой струей и попадала мимо горлышка.

— Петр Захарович! Льется! — воскликнул Ромка. — Жалко! Это ведь серебро, а не вода.

Завхоз опустил бидон и проворчал:

— И зачем такую неудобную посуду выбрали? То ли дело другие — приходят с бутылочкой. Опрокинул ее — и ни капли мимо не прольется!

— Мы с бутылочками не возимся! — гордо ответил Ромка. — У нас масштабы другие! Принесем так принесем! Сразу заметно будет!

Продолжая ворчать, завхоз прошел в угол кладовки. Там стояла вторая бутыль с воронкой в горлышке. Туда Петр Захарович и вылил мутную жидкость из всех трех бидонов.

В тетради появилась новая запись — «Первое звено — 6», что означало шесть литров.

Каждый день пионеры из звена Белова приносили то один, то два бидона. И каждый раз завхоз выливал их содержимое в бутыль с воронкой, а бутылочки и фляжки других звеньев опрокидывал в первую бутыль, что стояла у двери кладовой.

Восьмое марта обрадовало теплой весенней погодой. Ребятам не сиделось за партами. На перемене между пятым и шестым уроками пионеры разобрали обернутые бумагой подставки. А когда прозвенел последний звонок, все ринулись вниз — в раздевалку. Через четверть часа школа опустела.

Ромка жил на соседней улице. Он примчался домой около трех часов. Отец в эту неделю работал в ночную смену, а мать до четырех часов дежурила в пункте неотложной помощи. Ромка застал отца в кухне и не удивился, увидев на нем голубой мамин передник. Отец еще вчера сказал ему по секрету:

— Я завтра сготовлю обед, а ты не задерживайся в школе — лоск в квартире наведешь.

— Понял! — ответил Ромка и спросил с хитрецой: — А как у тебя с подарком?

— А у тебя? — в свою очередь спросил отец.

— Нет! Вперед ты скажи! — возразил Ромка.

— Почему я? Начни ты — ты помоложе! — не сдавался отец.

Спорили-спорили и решили отложить смотр подарков на завтра.

Войдя в кухню, Ромка интригующе повертел в воздухе бумажным свертком. Отец усмехнулся и вынул из шкафчика свой подарок, тоже завернутый в бумагу.

Глаза у Ромки заблестели.

— Покажи!

— Сначала ты, а потом я!

И опять они не договорились. Ромка спрятал подставку под газовую плиту и схватил швабру. Генеральная уборка началась.

В пятом часу, когда донесся металлический лязг двери лифта и из коридора долетели знакомые торопливые шаги, квартира сияла чистотой, а в духовке стояли кастрюли с готовым обедом.

Отец помог матери снять пальто, Ромка подал ей домашние тапки. Это был первый подарок — внимание. Лицо матери озарилось счастливой улыбкой. Второй подарок преподнес отец — флакон духов.

— Нашей королеве! — Отец поклонился.

Потом Ромка протянул свой сверток.

Мать пощупала, понюхала бумагу, взвесила сверток на руке и спросила, заглядывая в глаза сыну:

— Это трон или корона?

— Ближе к трону! — пошутил Ромка и пояснил: — Трон для кастрюли!.. Сам делал!

Он подал матери ножницы, чтобы она разрезала бечевку.

— Подарки развязывают! — сказала мать и принялась терпеливо распутывать узелки.

Наконец бечевка упала, бумага развернулась, и новенькая приятная подставочка с фигурными ножками заблестела отшлифованной ровной поверхностью.

— Кстати ты это выдумал! — похвалил Ромку отец. — Неси на стол свое изделие — пригодится! Сейчас будем угощать нашу королеву царским обедом!

Стол накрывали отец и сын. Мать сидела на своем обычном месте и с ласковой улыбкой наблюдала за их неумелыми руками. Но вот сервировка закончилась. Отец открыл духовку и вытащил оттуда кастрюлю с наваристыми щами. Кастрюля удобно встала на подставку в центре стола. Ромка подал поварешку. Отец снял крышку. И тут что-то хрупнуло, как орех под каблуком, кастрюля накренилась и заскользила с подставки в сторону Ромки. Мать ахнула, ухватилась голыми руками за край горячей кастрюли и удержала ее.

А потом... Потом матери мазали мылом ошпаренные пальцы. Было очень больно. Но еще больнее было Ромке.

Проводив родителей в Дом культуры на торжественный вечер, посвященный Восьмому марта, Шурик лег на диван, потянулся к книжной полке, вытащил брошюру и стал читать Устав ВЛКСМ. Резкий звонок в передней заставил его вздрогнуть. «Это еще кто?» — подумал он и нехотя пошел открывать. На площадке стоял Ромка.

— Ты... один? — спросил он, странно кривя губы.

— Оди-ин! — удивился Шурик. — А что?

— Так просто!.. Поговорить по душам надо... Без свидетелей!

Он переступил через порог, с треском захлопнул за собой дверь, вытянул вперед руку с подставкой, перевернул ее кверху ножками. Шурик увидел, что одной ножки недостает. Вместо нее торчал покривившийся на сторону винт.

— Узнаешь? — крикнул Ромка. — Это подставка!.. Та-а подставка!

Ромкина рука взлетела вместе с подставкой и опустилась на прилизанную голову Шурика... Еще раз и еще...

— Это тебе за ножку! — выкрикивал Ромка. — Это за твою идею! Это за мою маму!..

Ромка был слабее Белова. Когда Шурик очнулся от неожиданного нападения, подставка вылетела из Ромкиных рук и сам он, получив пару увесистых тумаков, оказался прижатым к стене.

— Бей! — завопил Ромка. — Можешь бить до смерти! Все равно в школе узнают, что ты за гад!

— Скажешь, да? Скажешь? — хрипел Шурик, тряся Ромку за грудь. — Донесешь?

— Скажу!

Белов ткнул Ромку под подбородок.

— Скажешь?

— Скажу!

— Тебе же, дураку, попадет! Кто привинчивал ножки? Ты!

— Скажу! — твердил Ромка. — Скажу! Скажу!

Это исступленное «скажу!» лишило Белова сил. Он еще подергал, потолкал Ромку в бессильной ярости, но страх разоблачения леденил душу. Белов выпустил Ромку и убежал в комнату.

В квартире наступила тишина.

Ромка прислушался, заглянул в комнату. Белов лежал на диване вниз лицом.

— Ладно... Леший с тобой! — произнес Ромка. — Ничего я не скажу... Только сидеть с тобой не буду и перейду в другое звено! Но ты не радуйся — сами про тебя узнают! Все узнают!.. А я руки пачкать не буду!..

Со следующего дня Белов сидел за передней партой один. Ромка пересел на правый фланг, к третьему звену. В классе догадались, что приятели поссорились. Но никто не знал толком, что произошло, а Ромка не давал никаких объяснений.

Белов старался держать себя по-прежнему — независимо и авторитетно. Но все, в том числе и он сам, чувствовали, что приближается какая-то неприятность.

Она пришла в самый неожиданный для Белова момент — на большой перемене.

— Химики приехали. Серебро привезли! — облетела школу радостная весть.

У пионерской комнаты собралась толпа ребят. Комната не могла вместить всех желающих посмотреть на добытое из раствора серебро, но Шурик сумел протолкаться сквозь задние ряды и добрался до дверей. Здесь он и остановился с гордым, спокойным видом. Сейчас все увидят настоящее серебро и вспомнят, что именно он предложил собирать проявитель. Шурик надеялся, что серебряный слиток развеет тучи, собравшиеся над ним.