Такая специализация позволяла не только совершенствовать технологический процесс и отрабатывать наиболее рациональную рецептуру фирменного блюда, но и ускорять производство, увеличивать количество выпускаемых за день изделий, так как не надо было тратить силы на разнообразные операции, — весь производственный процесс шел, как по конвейеру, по заведенному образцу.
Позднее, в 70-х годах, эта хорошая практика была изменена, и в Молдавии все столовые и рестораны стали работать только по всесоюзному стандарту, что привело к ликвидации и «Мититейных», и «Мамалыжных», к исчезновению узких специалистов, а тем самым — к ухудшению качества кулинарных изделий и созданию очередей в столовых, чего прежде в Молдавии не было. Словом, «унификация» общепита по всесоюзному образцу фактически разрушила, убила весьма эффективную и оригинальную систему специализированных «едален» в Молдавии, которую еще застал и которой пользовался Брежнев.
В те годы в Кишиневе работали два замечательных мастера: повар Василий Мельник и кондитер А. Д. Волканов. Во второй половине 50-х годов, когда Брежнев уже находился в Москве, они написали и издали в Кишиневе свои книги — «Молдавская кухня» (в первом издании «Домашняя кухня») и «Домашний кондитер» — результат 30-летней деятельности на кулинарном поприще. Это были первые поваренные книги в СССР после войны, причем индивидуально окрашенные (так называемая микояновская «Книга о вкусной и здоровой пище», изданная еще до войны, была безликим коллективным произведением, в ней не было ничего принципиально нового в послевоенных переизданиях).
Весьма примечательно, что в Молдавии обе книги были изданы не по линии Министерства пищевой промышленности или Министерства торговли, как это было принято в отношении кулинарной литературы в Москве, а по линии Министерства культуры Молдавской ССР. В маленькой, «провинциальной» и очень скромной в то время Молдавии на дело «кулинарного просвещения масс» смотрели более правильно и более разумно, а главное, менее бюрократично.
Надо сказать, что Леонид Ильич и в силу своего осторожного характера, и особенно потому, что он был в Молдавии совершенно новым человеком и немного терялся в «заграничной» обстановке, не только не вмешивался в сложившиеся в Молдавии порядки, не только не пытался унифицировать под «общесоюзный уровень» молдавскую жизнь, но и фактически поощрял молдавскую самостоятельность. Вот почему в Молдавии о нем сохранились добрые воспоминания.
Но и у Брежнева о Молдавии остались наилучшие воспоминания. Годы, проведенные в Молдавии (1950—1952), способствовали расширению кругозора Брежнева и укреплению в нем чувства некоего роста — политического, культурного, ибо, несомненно, этот рост произошел. Он достиг самой зрелой поры жизненного пути — 44—46 лет, и обладал еще способностью схватывать и усваивать новое, по крайней мере, полезное.
Оказавшись на высоком посту, будучи фактически первым лицом в республике, ее руководителем, он решительно преодолел комплекс неполноценности, который прежде неизбежно возникал у него, когда он сталкивался с более компетентными людьми. Для него пребывание в этой «захолустной провинции», в этой скромной «виноградно-кукурузной республике» было во всех отношениях большой школой, спасшей его от политической кессонной болезни, которой переболели многие провинциальные деятели, попадавшие сразу из какого-нибудь Белгорода или Кемерова — в Москву. Брежнев же плавно «перешел» из Днепропетровска в Москву через Кишинев — все же «столицу», «заграничный» город. И если для Пушкина, высланного в XIX в. из столичного Питера, Кишинев был «дырой», «проклятым городом», бранить который «язык устанет», то для Брежнева в середине XX в. это был прекрасный город, замечательный трамплин в новый политический истеблишмент.
И немалую роль сыграла молдавская кухня, ее домашний, мягкий, душистый, пряный и здоровый характер. Она во многом облагородила, обтесала и внешне, и психологически Леонида Ильича, сделала его увереннее в себе и немного мягче, чем он был в качестве политработника в армии, сгладила его приобретенное на войне солдафонство. Ведь «человек есть то, что он ест», в конце концов!
В Молдавии на ее вкусных «хлебах» Брежнев еще и «подкормился», то есть превратился из «худого полковника», как его звали на фронте, в упитанного, раздобревшего, вальяжного генерала. Леонид Ильич даже на старости лет не изменил своей привычке прихорашиваться перед зеркалом чуть ли не часами. Цветущий внешний вид значил для него весьма много. Он придавал ему уверенность, льстил его тщеславию.
Таким образом, молдавская кухня фактически вывела Леонида Ильича в люди или, по крайней мере, способствовала этому в весьма сильной степени. Какая-никакая, но Молдавия — все же бывшая заграница, и именно это отражалось прежде всего на быте, в частности, на уровне кулинарного мастерства, более высоком по сравнению с тем, что имелось на просторах Советского Союза. Кстати, «заграничность» Молдавии проявлялась и в том, что здесь было множество ремесленников высокой квалификации, в частности портных. И когда Леонид Ильич приехал в 1952 г. в Москву на XIX съезд партии, ладно сшитый, прекрасно сидевший и явно скроенный по заграничным лекалам костюм выгодно и эффектно отличал Брежнева от других высоких партийных деятелей в их широких, не пригнанных по фигуре пиджаках и в безобразно широких брюках по моде конца 30-х годов.
Даже Сталин обратил на него внимание. И когда ему сказали, что это новый руководитель компартии Молдавии, Сталин произнес: «Какой красивый молдаванин». Ни у кого не повернулся язык поправить Сталина и разъяснить, что Брежнев вовсе не молдаванин. Более того, многие были уверены, что это именно так — густые и черные как смоль брови, холеное, с толстыми щеками лицо. Брежнев был весьма похож на молдаванина или румына. Не хватало только конусообразной шапки-колпака из овчины, чтобы выглядеть «брынзоедом», как называли молдаван украинцы.
На XIX съезде партии Брежнева избрали в Секретариат и в Президиум ЦК КПСС и перевели на работу в Москву. Затем он вошел в команду Хрущева по борьбе с группой Молотова, а потом неожиданно получил самый высший формальный пост в стране — Председателя Президиума Верховного Совета. Устранив Хрущева, стал первым, а потом и генеральным секретарем партии. Таким образом, Брежнев оказался на вершине власти.
Отныне он мог не отказывать себе ни в каких жизненных удовольствиях. У него была мало сказать хорошая, но фактически лучшая в мире еда, лучшие вина и коньяки, возможность охоты в разных точках Советского Союза. Дружеские пирушки проходили на многочисленных дачах и дома, не говоря уже о банкетах и официальных приемах во время юбилеев и встреч с руководителями разных советских республик, с военными, ветеранами, с партийным активом и т. п.
Во время поездок по республикам СССР Брежнев, особенно в 70-е годы, фактически провоцировал устройство пышных, расточительных банкетов и пирушек и все чаще стал оценивать работу местных партийных и хозяйственных органов по щедрости хозяев банкета и по степени разгула на нем. Некоторые регионы фактически превратились в бесконтрольные вотчины партийных боссов, например, Ш. Р. Рашидова (Узбекистан), Д. А. Кунаева (Казахстан), С. Ф. Медунова (Кубань), которые систематически угождали Брежневу пиршествами, подарками и другими способами.
Бытовой, кулинарно-гастрономический аспект поведения перерастал, тем самым, в серьезнейший фактор, способствующий коррупции и развалу государства. Он был тем опаснее, что за благодушным, убаюкивающим имиджем дружеских пирушек и товарищеских банкетов маскировалась, скрывалась политическая и государственная вредоносность всех этих мероприятий.
Плохо было не только то, что Брежнев и орава его приближенных, его свита, поглощали за государственный счет народное добро, в то время как где-то, и не только в глубинке, стояли очереди за колбасой. Плохо было то, что все эти действия морально разлагали общество, подгрызали его сердцевину, основу. Брежнев как бы поставил жратву и выпивку на первое место.