В этой связи объявление доллара США национальной валютой Эквадора и Сальвадора логически завершает период постепенной долларизации экономик этих стран, становится следствием постепенного и целенаправленного процесса "оздоровления" национальных экономик этих стран по рецептам МВФ, их встраивания в мировой рынок в соответствии с американским видением места и роли этих стран в международном разделении труда. Только в таком контексте Вашингтон готов брать на себя "ответственность" за "стабилизацию финансовой системы, экономический рост и дальнейшую интеграцию в мировую экономику" недавних стран-аутсайдеров, показать перспективы будущего процветания для всего "третьего мира".

Однако даже эта громко заявленная американскими демократами политика для Латинской Америки после победы "прагматика" и "патриота" Буша может быть пересмотрена в сторону ужесточения критериев отбора "избранных". Пока ближайшие советники Буша дают понять: нынешняя администрация не намерена оказывать экономическую помощь под разного рода предлогами о якобы необходимом обеспечении национальных интересов Соединенных Штатов. Делается заявка на то, что вся система глобального лидерства США, основанная на планетарной "империи доллара" будет как минимум подвергнута переоценке.

Принцип удержания доллара США на плаву сегодня удивительно схож с принципом велосипеда: доллар держится, пока движется вперед, пока распространяет свое влияние и господство на все новые и новые сферы мировой экономики, государства и группы государств. Прекращение этого наступательного движения может оказаться для Вашингтона смерти подобно. А сбои в этом движении тут же отзываются в американской экономике резкими скачками на фондовых рынках. Очередное свидетельство тому — повышенная реакция американского фондового рынка на перипетии борьбы за кресло хозяина Белого дома.

Однако следует признать: новая республиканская администрация не откажется от механизмов, обеспечивающих мировое господство США и привилегированный международный статус американской валюты. Речь идет лишь о некотором смещении акцентов, присущем, например, деятельности администрации Дж. Буша-старшего в 1989-92 годах. Именно в это время началась реализация "плана Брейди", названного по имени предложившего данный план в 1987 году министра финансов в администрации Рейгана (Nickolas F. Brady). Как отмечал директор исследовательского центра Университета трудящихся Латинской Америки Фелипе Фоссати, данный план был скорректирован президентом Бушем в сторону практического признания принципа частичного списания долгов латиноамериканских стран по государственным кредитам и, что еще важнее — содержал признание официальными властями Вашингтона региональной интеграции этих стран. Возможно, определенный "изоляционизм" новой республиканской администрации США и ее сосредоточенность на традиционных со времен "доктрины Монро" зонах влияния в Латинской Америке приведут к возрождению подобных программ, учитывающих специфику региона и — отчасти — интересы латиноамериканских стран.

В этой связи показательно, что "план Брейди", разработанный для Латинской Америки, использовался и администрацией Клинтона-Гора, но в "глобальном" варианте, с расширением на страны Азии (Вьетнам), Африки (Уганда, Нигер) и Европы (Албания). Пик его реализации приходится на 1993-94 годы, когда доходность от операций с "облигациями Брейди" составляла 44 %, а доля в общем объеме внешнего долга государств "третьего мира" превышала 60 %. Эти цифры хорошо отражают степень реальной управляемости глобального рынка долговых обязательств со стороны США и международных финансовых институтов, находящихся под их контролем. Однако "план Брейди" постепенно дополнялся новыми механизмами "финансовой стабилизации", более соответствующими интересам США, как их понимала администрация Клинтона-Гора.

В частности, "пионер" полной долларизации собственной экономики Эквадор, наиболее пострадавший в результате "бразильского" кризиса 1999 года, явился и первой в мире страной, объявившей дефолт по "облигациям Брейди". Не исключено, что наиболее сильная среди латиноамериканских стран степень "асфальтирования" национальной экономики и зависимости от внешней, прежде всего американской, финансовой помощи в немалой степени обусловила решение правительства этой страны объявить об отказе от национальной валюты и переходе на доллар. Как уже отмечалось, данный шаг не мог произойти без ведома и предварительного согласия демократического руководства США.

Сегодня основным механизмом, обеспечивающим американские интересы в сфере регулирования задолженности стран "третьего мира", выступает система currency board. Однако она рассматривается обычно в ином качестве: как технический финансовый механизм, призванный обеспечить рост ВВП, подавить инфляцию, либерализовать внешнюю торговлю, устранить из производящего сектора экономики государство как "неэффективного собственника", а также повысить "прозрачность" и "открытость" национальной экономики для зарубежных инвесторов. В отличие от прямой "долларизации" национальных экономик, система currency board позволяет решить еще одну важнейшую задачу: связать значительную часть долларовой эмиссии и казначейских обязательств США в так называемых "золотовалютных резервах" государств, принявших данную систему, что снижает общий объем "горячих долларов". Одновременно она облегчает проникновение американских корпораций в экономику этих стран, вывоз капитала из них, формирует там мощный слой проамериканской финансовой и политической элиты, а также обеспечивает ряд иных неочевидных конкурентных преимуществ.

Наиболее показательным примером реализации системы currency board является современная Аргентина. На ее опыте вполне можно сделать выводы о существе неолиберальной стратегии так называемого "Вашингтонского консенсуса" (предложен в 1989 году для латиноамериканских стран сотрудником Института международной экономики Джоном Вильямсоном и одобрен МВФ, Всемирным банком, Межамериканским банком развития (МАБР) и Агентством международного развития США).

Аргентина в 1991 году стала одной из первых стран, одобривших в законодательном порядке принцип "конвертируемости" песо (курс национальной валюты жестко привязывался к доллару в соотношении 1:1, правительство соглашалось на ограничение своих полномочий в сфере финансовой политики, а контроль за соблюдением этого порядка возлагался на специальный валютный совет, где главную роль играли представители МВФ). По имени министра финансов Д.Кавалло (Domingo Cavallо) эта программа структурной стабилизации получила название "плана Кавалло".

Неолиберальная доктрина "Вашингтонского консенсуса" по идее своей была призвана нейтрализовать печальные итоги "потерянного десятилетия" 80-х, когда совокупный долг стран Латинской Америки вырос более чем вдвое, с 220 млрд. долл. в 1980 г. до 443 млрд. долл. в 1990 г., а средние темпы ежегодного прироста ВВП за период 1981–1990 гг. не превышали 1,1 %. Аналогичные аргентинским реформы проводили Карлос Салинас де Гортари в Мексике, Патрисио Эйлвин в Чили, Альберто Фухимори в Перу, Фернандо Энрике Кардозо в Бразилии. Но даже на их фоне Аргентина выступала самым "примерным учеником" МВФ, практически не пытаясь корректировать его требования и рекомендации. Поэтому результаты использования системы currency board в Аргентине выглядят наиболее "чистыми" и достоверными.

Прежде всего это касается динамики ВВП, которая в целом соответствовала динамике ВВП для других стран региона, применявших те же неолиберальные принципы в экономике. В среднем за 1991-97 гг. ежегодный прирост ВВП Аргентины составлял приблизительно 6,2 %, что позволило говорить об "аргентинском чуде" наряду с "чилийским чудом" (в Чили темпы роста были еще выше — около 7,3 % в год). Однако эти средние показатели включают в себя и более чем 10 %-ный рост в 1991 году, и 3 %-ное снижение абсолютного объема ВВП в 1995 году, когда Аргентина переживала последствия первого мексиканского кризиса 1994 года, вызванного повышением учетной ставки Федеральной резервной системой США.