При этом, призывая развивающиеся страны к предельно жесткой финансовой политике, сами США проводят не то что мягкую, а сверхмягкую финансовую политику. Российский экономист Б.Бахтерев указывает ("Рынок ценных бумаг", 7 августа 2000 года): "В последние годы (после мексиканского кризиса) темпы роста денежной массы увеличились и достигли уровня начала 80-х годов, периода высокой инфляции. Темп роста денежной базы в 1998 году составил 9 %".

В этих условиях инфляция удерживается на низком уровне в первую очередь благодаря постоянному "сбрасыванию" излишков долларовой денежной массы за пределы США. В результате они получают все преимущества мягкой финансовой политики, перекладывая ее издержки, в первую очередь инфляцию (через хаотическое передвижение спекулятивных капиталов, провоцирующее разрушительные кризисы), на плечи менее развитых стран — акцепторов долларовой массы.

Таким образом, импорт капитала в США дополняется экспортом ими инфляции и экономической нестабильности в целом.

Постоянная угроза, дамокловым мечом висящая над США в этих условиях, заключается в снижении привлекательности доллара как мировой валюты и возможности его массового обмена на национальные валюты стран — держателей наиболее значимых долларовых активов. В этом случае американская экономика начнет захлебываться в сотнях миллиардов евро- и чайна- долларов, которые она будет получать "в подол", и долларовая масса, обслуживающая потребности всего мира, окажется избыточной по сравнению с потребностями самих США. Результат — катастрофическое обесценение доллара и национальная катастрофа.

Опасность была слишком очевидной, чтобы не принимать превентивных мер, и в целом политика в этом направлении соответствовала описанному в предыдущем разделе принципу: "нам не нужно процветание для Америки, нам нужно, чтобы она была наиболее привлекательной". Несмотря на четкое понимание угрозы, в 90-е годы она из потенциальной становилась реальной по крайней мере дважды, а может быть, — и четырежды, и всякий раз это было связано с угрозой возникновения привлекательной региональной валюты.

В самом деле, ни одна национальная экономика по своей мощи и масштабам не является достаточной для того, чтобы даже успешное вытеснение из нее долларов создало какие-либо значимые проблемы для американской экономики. С другой стороны, ни одна отдельно взятая экономика и не сможет решить эту задачу, ибо доллары, обращающиеся за пределами США, обслуживают в первую очередь международные операции.

Возникновение региональных резервных валют несет доллару двоякую угрозу. С одной стороны, большее количество стран обеспечивает возникающей конструкции большую устойчивость (просто в результате эффекта масштаба). С другой, больший масштаб экономик, охватываемых вытесняющей доллар валютой, означает и больший объем вытесняемых долларов. Поэтому главная угроза доллару исходит не от национальных, но именно от региональных, пусть даже региональных резервных валют.

Первая попытка создания региональной валюты была совершена в Европе в 1992 году. Однако первый блин оказался комом. Европейский валютный союз был разрушен стремительной и эффективной спекулятивной атакой Дж. Сороса, который приобрел всемирную известность именно после удара по английскому фунту стерлингов, похоронившего в сентябре 1992 года первую единую валюту объединенной Европы — ЭКЮ.

Эффективность и своевременность удара вызвали сильнейшие подозрения в том, что, помимо личных спекулятивных, Сорос отстаивал и более фундаментальные интересы, выступив при торпедировании ЭКЮ в роле орудия американского государства по реализации наиболее деликатной части его долгосрочных интересов.

Однако бесспорно, что в своей атаке Сорос (хотя, возможно, и большими средствами, чем он в принципе мог располагать) использовал реально существовавшие слабости европейского валютного союза. И в целом преподнесенный им урок пошел впрок.

Последующие годы европейцы потратили на расширение и углубление интеграции и в 1999 году перешли-таки на единую валюту — евро, создав реальные предпосылки значимого вытеснения доллара по следующим основным направлениям:

— вытеснение доллара из государственных и банковских резервов стран еврозоны (относительно небольшое по масштабам);

— вытеснение доллара из международных расчетов субъектов экономики стран еврозоны, в том числе друг с другом (только рынок энергоносителей Европы обслуживала долларовая масса, превышавшая, по имеющимся оценкам, 100 млрд. долл.);

— вытеснение доллара из государственных и банковских резервов стран, не входящих в еврозону (что было бы при заметных масштабах признаком превращения евро во вторую мировую резервную валюту);

— вытеснение доллара из наличного оборота из-за удобства крупных расчетов, так как покупательная способность максимальной купюры в евро (500 евро) не менее чем в 4 раза превышает покупательную способность максимальной купюры, номинированной в долларах (естественно, этот процесс возможен только после введения в обращение наличных евро).

Связанные с евро ожидания были исключительно высоки, и спекулятивная атака сама по себе, несмотря на все еще продолжавшийся кризис глобальной экономики (он сошел на нет как раз в самом начале 1999 года), была очевидно недостаточной. Поэтому США решительно отказались от услуг финансовых спекулянтов типа Сороса (возможно, именно пониманием этого было вызвано его жгучее разочарование в современном капитализме) и сосредоточились на прямом воздействии на экономику Европы.

Перед этим они пытались расширить мировой спрос на доллары, содействуя дестабилизации экономики ряда стран, в частности, России и Латинской Америки, в ходе кризиса 1997–1998 гг. (ведь национальная экономика начинает "впитывать" дополнительные объемы мировой резервной валюты именно в результате роста неблагополучия). Также с точки зрения увеличения мирового спроса на доллары следует рассматривать и беспрецедентные дебаты в Аргентине в 1999 году о возможности отказа от национальной валюты и перехода на внутреннее обращение доллара. Однако возможности этих методов увеличения мирового спроса на доллары оказались недостаточными относительно потребности США.

Сегодня уже не требует никаких комментариев тот ставший самоочевидным факт, что главной целью агрессии США и их партнеров по НАТО против Югославии (как и всей политики США по расчленению Югославии, укоренению мусульманского государства и повышению мусульманского влияния в Европе) было стремление подорвать привлекательность Европы как объекта экономической деятельности, а в идеале — и подорвать саму ее экономку созданием на ее территории незаживающего очага глобальной напряженности.

Это удалось в полной мере прежде всего благодаря качественному технологическому преимуществу США: применение грубых военных технологий вместо финансовых, возможности которых фактически были исчерпаны, было поддержано сверхсложными и малозаметными информационными технологиями, точнее, технологиями формирования сознания. Однако даже ссылки на эффективное применение американцами информационного оружия против своих союзников-европейцев и интенсивное "промывание мозгов" всему миру вызывает недоумение, возникающее при виде столь последовательных и энергичных действий развитых стран Европы против своих собственных интересов.

Недоумение снимается, если вспомнить, что непосредственно военные действия начинали и вели не сами страны Европы, а их военное объединение с США — НАТО. Даже если забыть о полном доминировании США в натовских структурах (а это, учитывая более высокое качество американских технологий управления, обеспечивает НАТО как организации значительно более высокую эффективность, чем ЕС), следует учесть, что НАТО имело и успешно реализовало в косовской бойне свой собственный бюрократический интерес, в корне отличный от национальных интересов входящих в него европейских стран.