- Если б моя так умела, так может и жива была. - Продолжал между тем казак, - Рука у тебя крепкая, основы есть, а вот рубишь ты, как махаешь. Чи танцуешь.
Остальные закивали.
- Ты, девка, не крутила бы сабельку, а вела бы ее, как разрубить хочешь.
- Вот так, да?
- Так, да не так!
Через полчаса мне хотелось лечь и не двигаться. За это время мне пришлось рубить тонкие веточки, за ними толстые ветки, отбиваться сразу от двоих, нападать, раз за разом отрабатывая показанные удары, все это с перерывами на кашель и отдышку. Но, слава Богам, мужики жалеть меня не собирались и после краткого отдыха на вдох-выдох, продолжали обучение. В конце концов я даже хотела попросить прекратить тренировку на сегодня, как казаки прервались сами. Сначала на ужин из той же пшенной, успевшей надоесть за сутки, каши, а потом по темноте.
- Ложись сюда!
Я настороженно замерла, когда увидела, куда постелил мне Конаш. Удобно развалившись на моем плаще, он указывал мне на место рядом с собой, держа в руке свой плащ, в качестве общего одеяла. Я понимаю, что вдвоем теплее и удобнее, но вот как на это отреагируют его подчиненные и не окажется ли это предложением разделить не только место у костра, но и в дальнейшем общую постель?
- Да не бойсь, девка, не трону! - увидев мою заминку, он усмехнулся и добавил, - Ты ж хвора!
О, блин! Опять за рыбу деньги! Да не хвора я, не хвора! А если и больная, то уж на всю голову!
Легла. Конаш нагло перетащил меня поближе к себе и прижал так, что я оказалась лежащей у него на груди.
- Ось так! А то як поспишь опять на земле, так завтра не встанешь! И не боись! Моя жинка, еще смотрит с неба, всякое непотребство не допустит.
- Конаш, а почему с неба? - не поняла я.
- Так сороковник еще не прошел.
- Так ты недавно жену схоронил? Сочувствую…
- Да не я ж один! Тут у всех - у кого жинка, у кого сестра, у кого диты.
- Как так? Что случилось?
- Эх, все тебе надо знать, девка! Ну, слухай! Мы ж сюда пришли по-мирному. У нас в Орде война случилась меж кланами, а гетьман-то взял и собрал тех, кому новый король не по нраву, а участвовать в разборках за власть тоже не желал. Вот и увел всех на север. Земли тут пустые, хорошие… Семьи взяли, детей, жонок… эх! Пока тот сволочной городок по пути не попался! Сначала они на переговорах только охали и жаловались, как их скайль-т-тэйли достали, житья не дают, что мол, долина хорошая, да только остроухие тут верховодят. А так мол, изведете, скайлей, живите, мы не против. И про замок сказали, что мол, от него все беды. Гетьман и поверил… Лучше бы он сразу их хитрые рожи разрубил, а так… договорился, что мол пока он будет разбираться со скайль-т-тэйлями обоз останется под городом… А как мы отошли, горожане-то весь обоз и вырезали…
Я сжала зубы, чтобы не выдать себя возгласом. Телеги с женщинами и детьми перед городом… а я же подумала… вернее подумать не могла… Боги, о чем я думаю! Как же я ошиблась! И не обратила, дура, внимания, что одежды другие и мужчин совсем не было. Просто была шокирована видом трупов и ни на что уже не реагировала.
- … а как мы подошли, старейшины и перепугались. Вышли с дарами, мол, простите нас, глупых, возьмите деньги, драгоценности… а кто ж за кровь деньгами берет? У гетьмана две дочки были, маленькие… ну и сказал, что, мол, не хочу город видеть больше… А потом увел нас из города и сказал, чтобы все пили… а хоронили уже на третий день. Я свою сам в могилу опустил…
- Прости. - Что я еще могла сказать? Что я была не права? Что кровавые видения Уфаля преследовали меня с навязчивой постоянностью и я винила в этом казаков, приписывая им немотивированную жестокость?
- Давай спать, девка. Завтра до лагеря уже дойдем. Спи!
Рука Конаша по-хозяйски легла на талию, но я уже не ерепенилась.
Утро началось еще до рассвета. Сплю я как правило чутко, а под утро, когда затекли руки и плечо, смысла ловить остатки сна не было, и я попробовала встать. Конаш тут же проснулся. И, кажется, мы это сделали вовремя, потому что буквально через мгновение из-за деревьев выскользнул козак и направился к нам.
- Чего, Гнат?
Гнат присел возле атамана и, коротко кинув взгляд на меня, доложился:
- Ур-хаев много. Пока еще нас не заметили, но пара отрядов рядом проходили. Один между нами и лагерем. Наши за ними смотрят. Много их. Уходить надо быстрее. Скоро нас заметят и обложат.
- Понятно. - Конаш одним движением поднялся будто и не спал целую ночь неподвижно под моей нелегенькой тушкой. - Поднимай всех.
Гнат тихо заструился между козаками, дотрагиваясь до них, и мужики без лишних слов и движений просыпались и сразу же собирались.
- Так, хлопцы, часу на еду немае. Ур-хаи скризь. Идем быстро и тихо. Щоб я вас навидь не чув!
- Добре, батько!
Лагерь свернулся за считанные мгновенья. Чего там собирать? Свернули плащи, костры к утру превратились в едва теплые пепельные ямы, без новой порции дров не имеющие и шанса разгореться опять. На луки натянули тетивы, немногочисленные арбалеты зарядили толстыми короткими болтами. Тихо, без лишней суматохи и команд рассыпались по лесу, сменяя и усиливая ночную разведку, а оставшиеся, включая меня, повинуясь взмаху руки Конаша, свернули с тропы в редкий подлесок.
- Куда мы теперь? - Спросила я, подравнивая дыхание под быстрый шаг, атамана.
- Худо, что не успели, теперь круг делать будем. Но ты не бойся, девка - выйдем.
- А что случилось-то? - я продолжала делать удивленные глаза.
- Так ведь ур-хаи-то снялись!
Как местная я должна сходу оценить уровень угрозы и впечатлится.
- Да ни уж то!
- Я те, говорю, девка. Мы тут попали, как крыса в ловушку - назад нам нельзя, по каждому в Орде виселица плачет. На востоке - горы, с запада альдарские леса - туда сунуться не получится. А с севера теперь вот ур-хаи, будь они неладны! Дали бы мы бой, да мало нас супротив их. Если же бой им не дать, они же как тати, ночью нападут или когда не ждешь. У них же честный бой не принят - бояться они супротив армии встать! Одно слово - крысы!
Я вспомнила этих высоких, темнокожих с отвратительными приплюснутыми мордами «крыс», пьяно куражившихся возле распятых, тогда еще мне незнакомых, Рандира и Тауэра.
- Конаш, все хотела спросить. Можно?
- Ну спрашивай!
- А чего вы из Орды-то ушли?
- Да понимаешь, девка, пришлые мы. Ну не мы, а прадеды наши. Они из земли другой когда пришли, тоже места себе найти не могли. А Орда только становиться начинала. Милак-хан тогда к власти пришел и всех под свою руку и взял - нужны были ему воины. Порядки, что деды принесли, оставил прежними и веру позволил. За ним сын его Исид-хан тоже нас при дворце держал и милостью своей не забывал. Тогда и повелось, что кто худ или беден мог прийти в Сечь и стать козаком.
Так, пока история, что на старом месте, что на новом - повторяется. Сечь, беднота, бегущая от своих хозяев, воинское братство, держащееся на вере и круговой поруке… Послушаем, что было дальше.
- … мы-то кричали «Любо!» только хану, а не его визирям. Сколько раз нас купить хотели! Не продавались и веру свою не меняли. Один у нас гетьман и хан один. Только им и верны. Этой весной умер старый Умар-хан. Сынки его меж собой грызню учинили и нас бросали то против гвардии, то против народа. А мы не знали кому и «Любо!» дать. Сказали, что пока владыки не будет и воевать не пойдем. Визирь главный нас в предатели и записал, крыса помоечная, да еще новому хану Селиму наплел, что, мол, неверны мы ему. А тот молод да еще и трон под ним еле стоит - вот и испугался. Приказал, чтобы все козаки войском его регулярным стали, законы да права, что деды с собой с неньки-земли вынесли и за которые кровь проливали, забыли. А веру свою чтобы только втайне чинили и богам его кланялись. Вот гетьман и порешил собрать тех, кто пойдет за ним, да и уйти. Не все, конечно, ушли. Были и старшины, коим брюхо свое дороже стало - покорились они и сотни их. А мы вот… жизнь хотели начать… с жонками да детьми… Эх!