Многие приключения, пережитые во время того вояжа в Россию, врезались в память. В историях, которые Антон Филипс рассказывал по возвращении, подчеркивался элемент спортивной состязательности, которым окрашивалось для него это путешествие в неведомое. Расстояния и трудности мало его задевали. В сущности, все время проходило в дороге; за месяц он двадцать одну ночь провел в поездах. Железное здоровье позволяло легко стряхивать с себя усталость. В письме жене, заметив, что так искусан вшами и мухами, что руки опухли, он подчеркивает: поездка оказалась удачной. В течение нескольких недель он продал половину того, что «Филипс и К°» выпускала тогда в год. Одним из наиболее примечательных был заказ на маленькую угольную лампу накаливания, так называемую «лампу-свечу», которая вставлялась в хрустальные канделябры. Директор Санкт-Петербургской электростанции дал Антону рекомендательное письмо к распорядителю двора, и разговор с этим царедворцем принес ему заказ на пятьдесят тысяч ламп. Когда он телеграфировал об этом в Эйндховен, там засомневались. Не лишний ли один из нулей? Ответ был: «Fifty thousand, funfzig Tauzend, cinquante mille». Пятьдесят тысяч.
Вскоре после этого в Гельсингфорсе Антон принял заказ на пятнадцать тысяч ламп, а снова вернувшись в Санкт-Петербург — еще несколько заказов, объемом от тридцати до пятидесяти тысяч штук. Чтобы поставлять такие партии, завод требовалось расширить, и дело начинало выглядеть так, что русский рынок может стать для «Филипс и К°» важней германского, и в этом случае надо было готовиться к открытой конкуренции с такими известными фирмами, как «Сименс и Хальске», как «Бергман» и «AEG», каждая из которые уже имела в России торговое представительство.
В декабре 1898 года, всего через несколько месяцев после своей первой поездки, Антон снова отправился по Восточной Европе, невзирая на дурную погоду, отпугнувшую его немецких конкурентов. С деловой точки зрения, поездка оказалась менее выгодной, чем первая, но дала возможность укрепить формирующиеся отношения. Антон учился искусству на шаг опережать других — немецких, французских, австрийских и венгерских агентов. В 1899 году он решил сезон начать рано. Кое-кто из русских клиентов, за минувший год встречавшийся с ним трижды, уже приветствовал его как друга, называя, на русский манер, Антоном Федоровичем.
Как он заслуживал дружбу? Если, к примеру, какой-нибудь новый тип лампы заказчику так нравился, что тот давал неожиданно высокий заказ, Антон выказывал сомнение в необходимости создания столь большого запаса. Он просил торговца показать ему, сколько тот обычно продает товара, и советовал, сколько взять, чтобы избежать затоваривания. Как было после этого не подружиться с ним на всю жизнь?
Вот случай, характеризующий отношение, которое вызывал к себе Антон Филипс. Как-то его удивило отсутствие заказа от одной хорошо известной санкт-петербургской фирмы. Приняли его вежливо, но заказ разместить отказались. Несколько месяцев спустя фирма разорилась. Они не хотели впутывать славного молодого голландца в свои потери. Когда фирма под другим именем возродилась, заказы вновь начали поступать.
В качестве компенсации за одиночество жены во время его частых отлучек Антон решил взять ее в одну из своих командировок в Россию, что обоим доставило удовольствие. Бабушки с радостью вызвались присмотреть за внуками, и те сначала месяц провели у бабушки Филипс в Залтбоммеле, а потом месяц у бабушки де Йонг в Роттердаме.
Не беспокоясь о детях, в 1901 году Антон с женой отправились в Москву через Берлин и Варшаву. Хорошо зная, что поездка эта прежде всего деловая, Анна была намерена не отвлекать мужа от его бесчисленных забот. В Москве, пока Антон встречался с партнерами, она гуляла по древнему городу, впитывая в себя его восточные черты, бродила по путаным улочкам вокруг кремлевских стен. Посещала церкви и музеи и вовсю пользовалась несколькими русскими словами, которые на лету подхватила. Вечера они проводили с русскими знакомыми Антона или ходили по театрам.
Из Москвы отправились на юг. Просторные, приспособленные к широкой колее железнодорожные вагоны делали дорогу менее утомительной. Киев произвел на них огромное впечатление. Из Одессы ненадолго совершили чудесное путешествие по Крыму, завершившееся в Севастополе, после чего поездка снова приняла деловой характер, и они отправились в Ростов-на-Дону. Поездка лишила их всяких иллюзий относительно порядков южнорусского железнодорожного сообщения: постоянные задержки, пассажиры, застрявшие на вокзалах, вынужденные вповалку ночевать на платформах, — но при всем этом всюду преобладал дух добродушного смирения.
Снова направившись на север, они прибыли в Санкт-Петербург, где днем каждый занимался своими делами, а вечером сходились вместе, чтобы в дорогих ресторанах наблюдать за петербургским бомондом, кататься в роскошных экипажах по мостам, ведущим через широкую Неву на острова. По воскресеньям посещали окрестные достопримечательности: сады Петергофского дворца с затейливыми фонтанами, созданные, чтобы соперничать с Версалем. Часами бродили по знаменитому Эрмитажу.
И года не проходило, чтобы Антон два-три раза не съездил в Россию, и когда делал это в одиночку, без жены, то ускорял темп. Анна теперь могла воочию представить себе его путь. Антон писал, что частенько ради экономии берет билет в вагоны второго класса, где попутчики курят и играют в карты ночь напролет. Если займешь верхнюю полку, страдаешь от дыма, если же нижнюю, на тебя могут и сплюнуть.
В 1900 году в Германии случился кризис. Продукция затарилась на складах. Пришлось обратить взгляд к новым рынкам: Франции которая, из-за высоких ввозных пошлин и низких цен, привлекательной для импортеров не выглядела, Испании и Италии, где подобралась отличная клиентура. Когда кризис миновал и Германия вновь открылась для торговли, «Филипс» сумел сохранить за собой новообретенные рынки сбыта. Не забывая при этом о российском рынке.
В первые годы существования «Филипс и К°» директора немецких электроламповых заводов несоразмерно беспокоились из-за скромных заказов, которые Эйндховен получал от германских закупщиков, но после того, как Антон взял в обычай объезжать возможную клиентуру по городам Рура, Вестфалии и прочих немецких земель, а затем еще и опередил агентов «AEG» в России, Берлин решил, что настала пора найти пути и средства обезвредить эйндховенских конкурентов.
В 1901 году «война» была объявлена. «AEG» предложила гамбургским экспортерам невиданно низкие цены. «Филипс», однако, сумел приобрести эксклюзивные права на поставку ламп накаливания для огромной промышленной выставки в Дюссельдорфе. Этот триумф господа Филипсы отпраздновали, организовав для всех рабочих завода двухдневную экскурсию на выставку, освещенную эйндховенскими лампочками.
Завод напряженно работал, заготавливая резервы продукции, чтобы дешево сбывать ее в Германии, если немцы станут упорствовать в политике сбивания цен. Пошли слухи, что Антон встречался с берлинскими директорами «AEG». «Мне стоит нажать кнопку, — сказал один из них (это был сам Эмиль Ратенау), — и цена за лампочку упадет до двадцати пфеннигов». — «Нажимайте, сколько хотите, — ответил Антон. — Увидите, что опоздали. Во всех наших контрактах последнего времени оговорено, что цена на филипсовскую лампочку на полпфеннига ниже лампочки «AEG», и будь, что будет». Антон мог позволить себе эту дерзость: стоимость производства в Эйндховене, благодаря в основном сравнительно низкой заработной плате, отлично налаженному производству и скромным затратам на исследования, поскольку Жерар проводил все эксперименты сам, не могла не быть ниже, чем у немецкого синдиката.
Антон решился дать бой на территории врага. Он отправился в Берлин и сбыл несколько сотен тысяч ламп по семнадцать пфеннигов в городе, где располагалась штаб-квартира главного конкурента. Жест произвел впечатление. После того как три крупнейших производителя («AEG», «Филипс» и «Сименс-Хальске») пришли к соглашению, к ним присоединилось тринадцать европейских заводов поменьше. Так в сентябре 1903 года образовался «Торговый синдикат объединенных производителей ламп накаливания». «Филипс» выговорил себе 10,5 процента от всех продаж. Но сам факт признания компании как одной из крупнейших в Европе значил даже больше этого финансового успеха. Это была общественная дань заслугам Антона Филипса. В возрасте двадцати девяти лет он стал одним из директоров «AEG».