Макет сделали в четыре раза больше, чем я просила.

Ролан сорвался. Лечится в Ленинграде.

Посмотрела материал Поликлиники. Что на глаз казалось смешным — увы…

Чугунная решетка упала на Соломина. Еще бы чуть… Я же просила починить ее!..

Виталий разошелся… импровизирует. Утром я ему «повменяла», что от него с экрана — никаких флюидов… Вот он их поднакопил и выдал…

Оператор ударил правую ногу… Ну что ж, будет снимать одной левой…

Смотрела «Кинопанораму». Рязанов цитировал Мандельштама. Счастливый… Читает… У него есть время читать. Суп, чистая рубашка, кран, гвоздь его не отвлекают. Мне нужна своя «жена», чтоб оставалось время на Мандельштама…

А потом еще одна фраза:

Очень устала… Но надо «шевелить органикой»…

Нужно было снять эпизод, где на экскурсию в обсерваторию приходят священники.

Можно было приклеить бороды, нарядить статистов в рясы, и — вперед. Но врать не хотелось. Аня Москвина, второй режиссер, пугала — нельзя вообще снимать такой эпизод… Это богохульство.

Я набралась нахальства и позвонила в Патриархию.

— У меня такой эпизод в сценарии. Это не противоречит?

— Нет.

— Значит, можно?.

— Можно.

— А дадите?

— Дадим.

Пришли пять священников. Красивые. Умные. Образованные.

Один окончил духовную академию, другой — завотделом проповедей в епархиальном журнале, третий — бывший капитан дальнего плаванья, четвертый — бывший инженер, отец шестерых детей, и еще один с фотоаппаратом. Шутят и отвечают на шутку

— Вы все такие красивые! Мои девушки отпали.

— Раньше надо было отпадать. Теперь поздно.

— Почему?

— Мы все женаты. А развод нам запрещен.

Мы думали, они денег за съемку не возьмут, но все же выбили им ставку для эпизодников, на всякий случай, поприличнее — аж 12 рублей на человека. Взяли. И даже больше взяли бы — если б мы им дали…

Но зато мы их не пользовали как обычных артистов, а организовали по-честному экскурсию. Я попросила настоящего сотрудника обсерватории рассказывать о настоящих звездах. Тот испугался:

— Но это же не по Библии.

— Не волнуйтесь. Участи Джордано Бруно вы избежите. Рассказывайте все как есть.

Священникам очень понравилось. Задавали много вопросов. Вели себя очень естественно в кадре — им было интересно.

Картина монтировалась тяжело. Было несколько финалов, несколько вариантов «генеральной линии» героя, было много опустошающих худсоветов, перечеркивающих предложения и оценки друг друга…

Однажды в загородной электричке — я сбежала на природу, в лес, в тишину — встретила одну умную кинокритикеКсу. И решила — вот может выйти достойное применение: пришить ее ум к моему делу… И устроила ей просмотр материала, ожидая Большого Полезного Совета.

Она посмотрела… Потом, забросив ногу за ногу, плела нечто о сорокалетних, которые хотят себя проверить, а попадают в руки девочек, а это и есть жизнь… Она как бы писала статью о картине, которой еще нет. И ничего по делу… Делать кино и писать о нем — разные-разные вещи…

На этой картине впервые встретилась в работе с каскадером Сережей Воробьевым. Потом мы с ним очень много работали, и я буду еще о нем рассказывать в связи с другими картинами. Профессионал. Придумщик. С прекрасным чувством юмора. С синими горящими талантливыми глазами.

Пришел и сказал:

— Мне нужно вот это и это.

Принесли. Он взял и попал под машину — такой был трюк. Быстро, точно. И без понтов.

Бывают такие каскадерские понты. Начинают рассказывать долгую историю, как и что они будут делать и как это сложно. И сколько коробок надо принести, и какие маты стелить, и сколько это будет стоить…

Знаю, что сложно. Знаю, что опасно. Но вы сами выбрали себе эту профессию.

Позвонил мне сочинский приятель Володя Бутылочное горлышко:

— Линишна! Как там Соломин?

— А что?

— Ну под машину же прыгал!

— Да это не он, Володя. Это каскадер.

— Вот у вас так всегда в кино. Как что страшное — так кошкодер. Слишком вы артистов балуете!

«Искренне Ваш» в отличие от других моих картин очень редко показывают по ТВ. Это обидно, но и понятно: слишком все привязано ко времени. Хотя там превосходные актеры и смешные диалоги Азерникова.

Примерно тогда же питерский режиссер Виктор Трегубович делал картину «Прохиндиада, или Бег на месте». Там был примерно такой же герой. Но все-таки другой. Нашего Пашу Добрынина одна красивая газета назвала «маленьким Фаустом». В нем были грусть, самоирония, доброта. В «Прохиндиаде» герой остался прохиндеем.

Почти в это же время вышла «Блондинка за углом». Там астроном Андрея Миронова грузил ящики в магазине, пел поясняющие фильм песни и перевоспитывал продавщицу.

«Картина “Щиро Ваш…” утворюе своеридну трилогию из стричками “Блондинка за рогом” та “Прохиндиада”»… — констатировал украинский журнал «Новины киноэкрану».

И не было практически ни одной газеты — от Москвы до самых до окраин, — которая бы, расчленяя каждую из этих картин, не объединила их для собственных умозаключений и не имела своего суждения или осуждения. Особенно строго некоторые «осветители» требовали четкой осуждающей позиции авторов по отношению к герою нашей картины.

«…Возникает вопрос, всегда ли создатели фильмов отдают себе отчет в том, где проходит граница между разоблачением зла и его невольной пропагандой?» — писала «Ульяновская правда».

«…Не сразу осознаешь, как губительно влияние таких типов на общество…» — разгадывал «Вечерний Минск».

«…Я глубоко убеждена, что всякий вид искусства несет в своем начале идеологию: буржуазную или только коммунистическую. Честно говоря, я не заметила в Вашем фильме коммунистической морали, а ведь компромисса никак не может быть!» — клеймила зрительница Ирина Гаврилюк.

«Не пытайтесь обнаружить подлинную социальную взволнованность авторов, взявшихся говорить о теневых сторонах действительности», — негодовала Эльга Лындина в «Советской России».

«..Герой фильма вызывает симпатию… И в том, что ему приходится действовать так, а не иначе, есть и наша вина. Почему именно этот Паша устраивает всему миру то, что по своему положению, долгу, наконец, зарплате, должны делать другие люди? Каждый на своем месте!..»— защитником героя от Системы выступила «Комсомольская искра» из Одессы.

И был еще один человек — вновь назначенный главный редактор тогдашнего Госкино СССР, демократичный, артистичный и интеллигентный Армен Медведев.

…Стояла жаркая пора сдачи картины. Редакторский худсовет Госкино уже вдоволь потоптался… Уже в воздухе болтались ярлыки… Уже картине грозило обрезание… Заключительное слово — новому начальнику. А он взял да и умыл всех: принял картину без поправок, поздравил с победой и очень интересно рассказал, про что кино.

Армен Медведев заставил и меня смотреть свой фильм иначе… Ведь я практически ни разу после картины «Предположим, ты капитан…», в которой точно знала ЧТО хотела сказать и шла к этому ЧТО по слишком прямой линии, ни разу с той поры не ставила жесткой цели, ни разу не прорубала аллеи к Высшему смыслу. Шла интуитивно.

И когда меня сегодня спрашивают, о чем мой фильм, я честно, не лукавя, отсылаю их к просмотру и к собственному усмотрению… Нет, конечно, про что-то я кое-что… но это совсем не означает, что в результате так оно и есть.

Формула американского вестерна: сюжет не меняют — меняют лошадей. Автор сценария Эдуард Акопов, мой товарищ по Высшим курсам, пренебрег этой десятилетиями выращиваемой на Западе формулой и придумал очаровательную свою: пришел, увидел, показал.