Силен Вилим Монс, очень силен. И эта его сила – в незатухающей любви к нему Екатерины да в послушании царя Петра дорогой своей супруге. Могущественной царской силой ловко владеет Монс.

Все больше было изустных и письменных просьб, а тут еще одолевали заботы о постройке большого собственного дома с конюшнями и другими надворными постройками, надо было продолжать вести наблюдение за поместьями царицы, а самая главная забота – быть бессменным ее фаворитом. Надо было Монсу срочно подыскивать себе помощника по канцелярии, который занимался бы приемом челобитных, проверкой отчетов управляющих, составлением докладов, – словом, был бы секретарем и исполнителем разных поручений. Монсу порекомендовали для этого хорошо грамотного, знающего немецкий язык, разбитного человека, бывшего служителя покойной царицы Марфы Матвеевны, а потом писца у ее брата адмирала Апраксина – Егора Столетова.

Встретились они, поговорили и остались вполне довольны друг другом. За свое новое служебное место Столетов заплатил Монсу пищалью в шесть червонцев, бутылью венгерского вина, английскими шелковыми чулками и лисьим мехом стоимостью в двадцать рублей и стал именоваться «канцеляристом корреспонденции ее величества». Канцелярист скоро понял, для чего он нужен своему патрону, и не замедлил закрепить за собой права, обозначавшие степень его власти и значения. Он составил инструкцию, чтобы руководствоваться ею в служебных делах, и Монс ее утвердил. Всеми приходящими и исходящими письмами ее величества будет ведать он, канцелярист, и никого другого к ним не допускать; входить в соглашения с просителями (разумеется, более мелкими) относительно презентов; напоминать патрону о тех или иных просьбах; самому ходатайствовать по некоторым делам перед начальствующими лицами, и те с первых же дней стали оказывать свое расположение к заглавному канцеляристу государыни.

Жалованье, назначенное ему, дополнялось различными подарками просителей. Ему дарили галстуки, рубашки, камзолы, меховые шапки, отделочную бахрому, сукно. В числе просителей и дарителей были дворцовые служители, приказчики, поставщики товаров, управители дворцовыми имениями, чиновные и торговые люди. Принимая подарки, Столетов даже и мысли не допускал, что это взятки, а считал то лишь проявлением к нему благодеяний и приязни.

В свободные минуты он любил подыгрывать себе на гитаре и напевать романсы собственного сочинения, и Вилиму Монсу очень нравилось, что его помощник-канцелярист – тоже сочинитель чувствительных стихов.

– Катрин, Катрин!.. – запыхавшись, вбежал Монс в покои Екатерины. – Срочно еду в Петергоф к государю…

– Что случилось? – встревожилась она.

– Случилось, Катрин… Мы, я… явлюсь к нему с такой небывалой викторией… Король, шведский король убит… Некогда мне, Катрин… Я первый сообщу царю эту весть…

И словно вихрем вынесло его из дворца.

Едва не запалив тройку, примчался он в Петергоф. Петр увидел из окна, как Монс в каком-то переполохе выскочил из возка и бегом устремился к подъезду. «Что-то случилось… Уж не с Катеринушкой ли?..» – встревожился Петр, поспешив к нему навстречу.

– Виктория, государь!.. Я спешил, чтоб незамедлительно сообщить…

– Какая виктория?

– Я – первый – к вам… Шведский король убит. В Норвегии, при осаде крепости Фридрихсгаль.

– Известие, слов нет, примечательное, и тебе, вижу, хочется считать себя победителем, – с добродушной усмешкой заметил Петр. – Ну что ж, поскольку ты извещаешь об этом, то уже тем самым причастен к событиям.

Монс был польщен. Ради этого он и мчался сюда.

– Поздравляю, ваше величество! – восторженно воскликнул он.

– С чем? – удивился Петр. – Со смертью короля?.. Я к тому руки не прикладывал и на мою викторию это никак не походит. Король Карл был государь войнолюбивый, находил в жизни единственное удовольствие, чтобы с кем-нибудь непременно драться, а когда не было к тому случая, то верхом скакать себя упражнял да с маху головы баранам рубил. По всем его поступкам следует полагать, что был он не в совершенном разуме. Войско содержать не мог, вот, похоже, и принужден был из Швеции выступить, чтобы у чужого двора своих лошадей привязать да кормом им раздобыться, – усмешливо говорил Петр. – Остерман правильно о нем мне писал… Значит, сгасла его звезда. Из твоего сообщения, Вилим, вывод такой, что закончено мое сидение в Петергофе. Теперь долгожданный мир близить надо.

Кому перейдет в наследство шведский престол? К сестре убитого короля Ульрике-Элеоноре или к племяннику герцогу голштинскому, такому же взбалмошному, как его покойный дядя? Тогда может статься, что племянник тоже пойдет по его воинственным следам.

Карл XII никогда не задумывался о престолонаследии и с небрежностью говорил, что всегда сыщется голова, которой придется впору шведская корона. Он все время искал опасности, словно нарочно подставлял свою голову под неприятельские пули. Прежде такая храбрость воодушевляла его солдат, а в последнее время, предчувствуя его обреченность, они говорили: «Он ищет смерти, потому что видит дурной конец своим войнам». Дурной конец при осаде Фридрихсгаля и наступил.

Да, шведский король Карл XII не назначил наследника. А кто унаследует российский престол после смерти царя Петра?.. Объявленный при отречении Алексея наследником малолетний царевич Петр Петрович, Шишечка, так и не научившись говорить и ходить, оскудевший и телом и разумом, в четырехлетнем возрасте умер. Это было единственное хорошее, что он сделал за свою незадачливую младенческую жизнь. Отец и мать облегченно вздохнули; было бы лицемерием выражать скорбь по поводу его кончины, – скорбь выражалась в связи с непоправимым убожеством его жизни.

Теперь первым наследником становился внук Петра, сын царевича Алексея и кронпринцессы Шарлотты.

Нет и нет. Царю Петру никак не по душе было назвать наследником хотя и вполне здорового четырехлетнего внука, но отпрыска ненавистного Алексея.

Смерти, смерти… Приказав другим долго жить, отошел от сего мира фельдмаршал Борис Петрович Шереметев. Многие годы воевал он со шведами, но не стал дожидаться завершения долголетней войны теперь уже близким миром. Прощай, фельдмаршал.

Прощай и ты, верный подданный, высокоценимый князь Яков Федорович Долгорукий, тоже заторопившийся к праотцам.

Взятый в плен под Нарвой, князь Яков Долгорукий десять лет пробыл в шведском плену, а в 1711 году его, вместе с другими пленниками, повезли было на восточный берег Ботнического залива. И представился князю Якову благой случай бесстрашного дерзновения, что пленники могли бы шведского капитана с немногочисленной его командой обезоружить да пометать под палубу в трюм, и успешно это сделали, принудив шкипера идти к Кронштадту.

Храбрый, достойный почести князь Яков обладал отменным умом и мог бы государством править. Вечная память ему, верному сподвижнику и боевому другу по оружию.

И еще одна смерть стала памятной Петру в том 1719 году.

Несколькими летами раньше, когда «друг сердешненький» Катеринушка была в очередной раз чреватой и ей требовался сугубый покой, царь Петр обратил внимание на молоденькую ее фрейлину с еще не порушенным своим девичеством. Звали ту девицу Мария Гамильтон, а проще – Мария Гаментова. Будучи довольно миловидной, она разделила участь других смазливых фрейлин и, оказавшись отмеченной вниманием царя, недолго пробыла его метрессой. Уехав на длительный срок за границу, Петр оставил Марию в забвении, и, брошенную им, ее подобрал оставшийся в Петербурге царский денщик Иван Орлов, с кем она и нашла себе утешение. Пока царь находился в заграничной поездке да занят был разбирательством дела своего сына, Мария была дважды чреватой, но младенцы ее бесследно исчезали. Должно, тайком относила их в детоприемный дом для незаконнорожденных. А вот в эту мартовскую ростепель откопала собака в снежном завале у ограды Летнего сада какой-то сверток. Развернули его служители, в столовой салфетке с вышитым царским вензелем – завернутый и примерзший младенец.