Осмотревшись вокруг и не обнаружив видимой опасности, дикарь слегка успокоился, но только слегка.

Настороживший его звук опять повторился. Он доносился справа из болота, покрытого спокойной гладью вонючей воды. Это был даже не звук, а что-то непонятное, для чего и не находилось толкового объяснения, в тесном черепе порожденного этими тысячелетними джунглями дикаря. Он его даже не услышал, а почувствовал по едва уловимой вибрации пропитанной водой почвы, из которой состоял островок. Он постоял немного в напряженной позе, но больше вибрация не повторилась.

Где-то вверху истошно завопила птица и сорвавшись со своего гнезда, принялась кружить поблизости, громко хлопая крыльями и крича, стараясь произвести как можно больше шума и отпугнуть тем самым большую, ярко окрашенную змею, вплотную подобравшуюся к кладке из нескольких пятнистых яиц. Змее было наплевать на шум, тем более, что и услышать его она была не способна, так что подобравшись ближе, она спокойно приступила к трапезе. Шокированная таким варварством птица уселась на соседнем дереве и истошно вопя наблюдала за происходящим.

Абориген запрокинул голову и некоторое время равнодушно наблюдал за отчаянным проявлением материнского горя. Звуки родного леса начисто стерли из его сознания, только что подкравшиеся к нему страхи неизвестности. Он скорчил неопределенную гримасу и прошелся по островку.

Осмотрел уходившую далеко в воду крону поваленного дерева, учуяв угли костра, порылся в них топориком, будто выискивая куски чего-то съестного. Уже собравшись уходить, он вдруг уловил еще запах горелого дерева, доносившийся из жиденького кустарника, отчаянно цепляющегося за жизнь на самом краю островка.

Зайдя туда, он обнаружил место, где Керон и Роберт спрятали свои примасы. Стараясь не приближаться к непонятному месту, он подобрал длинную палку и поддел ней спальный мешок, которым друзья прикрыли сверху свой провиант. Когда он увидел ровные стопки белоснежных, пластиковый упаковок с едой, по его морде проскользнула едва определимая гримаса разочарования. Взяв одну из упаковок он повертел ее в руках и не найдя ей больше никакого применения, зашвырнул далеко в воду. Затем, немного поразмыслив, взял спальный мешок, перекинул его себе через плечо и бесстрашно шагнул в кишащую паразитами воду.

Неспешным шагом путешественника на длинные дистанции, он пошлепал дальше, по только ему одному известным делам.

Глава 7. Тварь на борту.

Неожиданно тесная, в сравнении с размерами всего корабля, да к тому же поставленная вертикально пилотская рубка, воспринималась удивительно необычно. Керон даже прилег, чтобы в более привычном для себя ракурсе осмотреть главный пост корабля.

Два ряда глубоких кресел, обтянутых синим, блестящим материалом, все были повернуты на своих шарнирах в левую сторону, которая была сейчас низом. Из четырех из них, на пристежных ремнях, низко склонив вытянутые головы, свисали бывшие хозяева рейдера. Не считая двух пилотских кресел, располагавшихся несколько впереди, еще было восемь сидячих мест. Еще два тела, лежали внизу в неестественных позах. Видимо при аварии не выдержали нагрузки ремни, или они просто не были пристегнуты.

– Странно, – нерешительно промолвил Роберт, подавленный видом необычной гробницы, – почему так хорошо сохранились тела?

– Это же кариты, – невозмутимо ответил Керон. – У них интересный склад организма. После смерти их тела не подвержены разложению, а просто высыхают, без промежуточных процессов сразу превращаясь в прах. Я не знаю почему так происходит. Может они жрут что-то такое, от чего воротит бактерии, а может и нет в природе таких микроорганизмов, которые бы согласились жрать подобную гадость. Откуда я знаю?

– Да, странные существа, – сообщил свое мнение Роберт, осматривая сильно вытянутые к затылку, обтянутые высохшей, серой кожей.

Голова одного из каритов была слегка повернута и Роберт мог подробно рассмотреть это существо.

Под сформированной продольными складками лобной костью, двумя провалами темнели большие, пустые глазницы, ясно давая понять, какими большими глазами обладало при жизни это существо. Нос заменяло крошечное отверстие, едва прикрытое завернувшейся от времени кожной перепонкой. Полуоткрытый в отвратительном оскале рот, открывал для обозрения два ряда мелких, острых зубов. Маска жуткой боли и страдания без изменения сохранялась на лице карита уже долгие десятилетия, а может даже и столетия.

Одет экипаж был в хорошо сохранившиеся, фиолетовые комбинезоны однотипного кроя.

– Большой был экипаж у этого корабля. Только здесь семеро, – с некоторой долей зависти произнес Керон, – а может еще где-то в отсеках осталось несколько штук. Только кариты, с их патологическим чувством коллективизма, могут водить коммерческие суда такой толпой. У людей я никогда такого не встречал. Самый большой экипаж, который я видел за всю свою жизнь насчитывал три человека, да и то, это был семейный бизнес. Обычно, если такой рейдер принадлежит человеку, то как правило, на его борту находиться не больше двух человек, ну и еще роботов пару штук.

– Это почему же такая разница? – Спросил Роберт.

– Коммерческое судно, – терпеливо принялся объяснять Керон, – приобретается человеком прежде всего для получения прибыли. Хозяин, как правило, очень плохо относиться к тому, что возникает необходимость с кем-нибудь эту прибыль делить. Пусть это и вынужденная мера, пусть ему трудно в одиночку справляться с большим кораблем, но он только в крайнем случае наймет постороннего человека, да и то, только в том случае, если он его хорошо знает и хоть немного доверяет. Если таких не находиться, а это как правило бывает всегда, хозяин ведет свой корабль сам. Такова природа человека. Что поделаешь, люди не склонны доверять друг другу, и как я уже неоднократно убеждался – это плавильно.

– А у каритов по другому? – Видишь же, что по другому. У них есть одна незыблемая традиция, которая предполагает непрерикаемое подчинение младших старшим. Старшие у них обладают огромным авторитетом и всячески почитаются, к тому же они справедливо относятся к меньшим. Не знаю, как у них это получается, но это факт. Среди людей такого не встретишь. Как же мне добраться до кресла пилота? – Резко изменил тему Керон, усаживаясь на правую стену прохода и свешивая в отсек центрального поста обе ноги.

Роберт с уважением посмотрел на останки бывших хозяев корабля. Он и не думал, что такое бывает, но Жизнь лишний раз доказала, что она необозримо многообразнее, чем самые отвлеченные мысли и необузданные фантазии.

До ближайшего от входа кресла было около трех метров, а лететь в низ, в случае, если за него не удастся зацепиться – не меньше восьми. Расположенный внизу стелаж, запакованный аппаратурой полностью исключал удачное приземление.

– Придумал, – сообщил Керон. – Где этот робот? Вечно когда они нужны, их никогда не оказывается на месте.

– Я на месте, – последовал незамедлительный ответ.

Яркая, пластмассовая лепешка, беззвучно подкатила и остановилась рядом с Кероном. В действительности, непонятно зачем, но создатели этого аппарата, явно перестарались, устанавливая в обыкновенный пылесос, сложное вычислительное устройство ассоциативного типа, да к тому же исполненное по фотонной технологии. Аппарат не только различал речь на целой туче языков и наречий, но ему было под силу каким-то образом различать говоривших, знать сколько их всего в данном помещении, и что самое интересное, что у Керона не укладывалось в голове ни с какими оговорками, то это то, что этот аппарат различал интонации речи. Как это было сделано и что самое главное – зачем, он не имел ни малейшего представления.

– Мне нужно, – заявил Керон, чтобы ты подобрался к ближайшему отсюда креслу, отстегнул повисшего на ремнях карита и подтащил эти ремни сюда.

– Это невозможно, – категорично заявил робот. – Хозяин же упадет и ему будет больно. Я не могу ничего сделать, что может повредить моему хозяину.