Когда все затихли в своих спальниках, Соня осторожно повернулась к Блохе. Тот лежал спиной к ней. Соня тронула его за плечо.

Блоха торопливо закрыл глаза и размеренно засопел.

Соня улыбнулась в темноте и обняла его, поцеловала в висок и зашептала чуть слышно, касаясь губами уха.

— Раз ты спишь, значит, меня не слышишь, и я могу говорить, что захочу, любую глупость… Ты все равно будешь мой, потому что я тебя люблю. И я выдержу все испытания, хотя мне не нужен твой дурацкий полюс, и я не хочу быть черной и обмороженной. Мы вырастем и будем вместе всю жизнь, потому что я тебя люблю…

Вдали послышался долгий надсадный автомобильный гудок. Ему ответила, приближаясь, милицейская сирена. Палатку залил снаружи яркий свет, на стенах возникли черные изломанные тени. Лезвие ножа с хрустом пробило и распороло обледеневший брезент, луч мощного фонаря осветил лица спящих ребят с инеем на ресницах и жалобно скулящего щенка.

Черные фигуры деловито суетились вокруг палатки, другие бежали по снежному полю от машин, светящих издалека фарами и прожекторами.

Сквозь иней на ресницах Блоха видел склонившиеся над ним лица — отца, плачущую Инну Михайловну, Богуславского, Шищенко, милиционеров и врачей. Он хотел сказать что-то, но не смог разжать замерзшие губы.

Город был залит солнцем и полон яркой июньской листвой, еще не запыленной, не выгоревшей.

Блоха вышел из подъезда и двинулся знакомым маршрутом вдоль двора. К восемнадцати годам он стал окончательно похож на отца: сутулый, с тонкой шеей, торчащей из ворота кургузого пиджака, неряшливо стриженный, с редкими волосками на подбородке, стремительно переступающий на прямых ногах — бодрый старичок.

Навстречу ему сбежал по ступенькам Игорь — в новом, с иголочки, костюме, лакированых туфлях, с аккуратно уложенной шевелюрой. Он пожал руку Блохе, критически оглядел его.

— Галстук бы, что ли, надел по такому случаю.

— Не дождетесь! — гордо ответил Блоха. — Удавка на шее — символ рабства!

Из своего дома вышел Мишка в наутюженных брюках и джемпере, обтянувшем широкие мужицкие плечи. Он поздоровался и, морщась, на ходу повел бедрами.

— Черт, плавки жмут…

— Ты что, купаться собрался? — удивился Игорь.

— Танцевать же будем — вдруг встанет? Опять полвечера в углу сидеть?

Соня с распущенными до пояса золотыми волосами, в белом бальном платье и белых туфельках вышла вместе с матерью, заметно постаревшей и расплывшейся в талии.

— Меня не жди, ложись спать. И не сиди у окна, как Ярославна, — сказала Соня. — Меня не изнасилуют, не ограбят и не убьют.

Инна Михайловна последний раз поправила складки ее платья.

— Надо было нижнюю юбку надеть, Соня, — сказала она. — Неприлично все-таки…

— Кому не нравится — пусть не смотрят… — Соня шагнула навстречу ребятам, провернулась перед ними на каблуках.

Игорь закатил глаза и повалился без чувств. Блоха и Мишка подхватили его и поставили на ноги, и они направились к школе, пронзительный звонок которой доносился из-за домов.

Блоха незаметно отстал на шаг, восторженно глядя сзади на Соню. Она вышла из тени на солнце, и тонкое платье стало насквозь прозрачным.

— Ты куда пялишься, подонок? — прошипел Игорь.

— А ты куда уставился, гад?

— Я — куда надо, а вот ты куда?

Они втроем, сдерживая смех, толкались локтями за спиной у Сони. Она обернулась через плечо и засмеялась.

В актовом зале, украшенном воздушными шарами и гирляндами, танцевали выпускники — в белых платьях и костюмах, с колокольчиками на красной ленте. На сцене играл ансамбль — три гитары, ионика и ударник. Педагоги во главе с Марксэной стояли у стен, снисходительно и строго приглядывая за молодежью.

Игоря окружили сразу несколько девчонок, с готовностью смеялись, глядя на него влюбленными глазами. Он, продолжая увлеченно рассказывать что-то, покосился на Соню — та кокетничала неподалеку с парнем из параллельного класса.

— Джаст э момент!.. — Игорь направился к ним. — Сергуня, можно тебя на минутку?

Он приобнял парня и увел от Сони.

— Ну что ты к ней прилип? — вполголоса спросил он. — Пойди потанцуй! Видишь, мои стоят, скучают. Бери любую, разрешаю, — он подтолкнул Сергуню к девчонкам. — Давай!

В зал вошел Мишка. Проходя мимо Игоря, негромко сказал, глядя в сторону:

— Пожарный кран номер два…

— Понял, — так же конспиративно глядя в сторону, откликнулся Игорь.

В пустом гулком коридоре он быстро оглянулся и открыл шкаф пожарного крана. Там стояла початая бутылка портвейна, стакан и надкушенное яблоко. Игорь налил и выпил, откусил от яблока и аккуратно положил все обратно. Закрыл шкаф, поправил галстук и направился в зал.

Мишка, блаженно прикрыв глаза, танцевал, точнее, переминался на месте с ноги на ногу, облапив девчонку своими ручищами так, что ту едва видно было за ним. Еще какой-то ухажер направился было к Соне — та уже улыбнулась навстречу, но Мишка открыл глаза — ухажер наткнулся на его бдительный взгляд, чуть изменил маршрут и прошел мимо Сони. Она досадливо поджала губы и опять прислонилась к стене.

Игорь подошел к Блохе.

— Слушай! — азартно зашептал он. — Пригласи Марксэну! Скучает девушка.

— Да ты что? Она меня грудями задушит!

— Давай! Прощальный вальс!

— Сейчас. Погоди… Только не смеши, а то расколюсь…

Блоха попытался изобразить серьезную физиономию, глянул на Игоря — и оба расхохотались.

— Не смеши, говорю… — Он наконец справился со смехом и торжественно двинулся через зал к ничего не подозревающей Марксэне. Встал перед ней, по-гусарски щелкнул каблуками и склонил голову.

— Меня?.. — Марксэна недоверчиво, подозрительно глянула на Блоху.

— Вас, Марксэна Александровна! — с чувством сказал Блоха. — Я мечтал об этом все десять лет!

Весь зал уже смотрел на них, и Марксэна сдалась. Она положила ладони ему на плечи, Блоха взял ее за талию вытянутыми руками — ближе не подпускала ее пышная грудь — и лихо закружил по залу.

Пары отскакивали в сторону, уступая им дорогу, давясь от смеха.

— Ох, не так быстро, у меня давление, — задыхаясь, сказала Марксэна. — У меня и так от тебя голова кругом шла всегда.

— Вам будет меня не хватать, Марксэна Александровна, правда?

— Да уж. Не могу поверить в такое счастье, что не увижу тебя в сентябре.

— А уж как я рад!

— Дурачок! Думаешь, отмучился? Это для меня вы были как дети, даже такие непутевые, как ты. А кто там станет с тобой нянчиться! Пропадешь, Блохин!

— Не пропаду! — весело сказал Блоха. — Вы еще обо мне услышите!

— Не сомневаюсь, — язвительно ответила Марксэна.

Игорь и Мишка, посмеиваясь, пожали Блохе руку.

— Слушай, — в восторге сказал Игорь. — Я все понял: она тебя хочет! Она десять лет тебя домогалась, а ты, олух, не понял!

Они засмеялись, глядя на взмокшую Марксэну, обмахивающую себя платком.

— Ну что, созрел? — серьезно спросил Мишка.

Блоха тотчас перестал улыбаться.

— Н-нет… Не сейчас… — испуганно взмолился он.

— А когда? — Игорь посмотрел на часы. — Скоро рассвет встречать пойдем. Времени уже нет!

— Ты мужик, в конце концов, или так? — спросил Мишка. — Клялся ведь, что сегодня…

— Относись к этому как к экзамену, — увещевал Игорь. — Хочешь не хочешь — а сдавать надо! А представляешь, какой праздник будет? Сразу и отметим… Все, я пошел договариваться! — решительно махнул он рукой.

— Подожди!.. — Блоха кинулся было за ним, пытаясь остановить, но Мишка, ухмыляясь, сгреб его в охапку.

Игорь подошел к рослой, грудастой Федотовой, стоящей неподалеку в коротком белом платье, высоко обнажившем полные ноги, и, нежно приобняв за плечи, стал нашептывать на ухо. Федотова поначалу кокетливо улыбалась, потом надула губы, искоса оглядела Блоху с головы до ног.

— Пусти! — Блоха, готовый провалиться сквозь землю от стыда, рванулся, но Мишка крепко держал его. — Я так не могу… Она потом всем расскажет!